В управлении этажом ниже два других заместителя начальник ГОВД, Гомула и Жуков, обсуждали создавшееся положение.

   - Неужели сам пришел? - словно не веря своим ушам, переспрашивал Гомула. - Я, честно говоря, думал, что он сбежал, скрылся.

   - Я тоже не верил, что увижу его опять в этих стенах. Что же он суется головой прямо в петлю?

   - Что он, не знает, что его ждет?

   Жуков пожал плечами и предположил:

   - А может, наоборот, чувствует себя настолько уверенно, что чихать он хочет на все наши потуги. Ты же знаешь, какие у него наверху связи?

   - Да, ты прав. И что нам теперь делать?

   - Как что? Прокурор дал санкцию на арест, надо брать.

   - И кто это будет делать? Может, ты пойдешь?

   - Почему я, почему не вместе? - удивился Гомула.

   Жуков усмехнулся:

   - Ты с ним в одном звании, тебе и карты в руки.

   Но все решилось без их участия.

   Мамонов услышал торопливые шаги, приближающиеся к его кабинету, и невольно подобрался. Он приготовился услышать стук в дверь, но она просто распахнулась.

   На пороге с пистолетом в руках стоял лейтенант Михаил Ковчугин, и от взгляда на его лицо Мамонову стало нехорошо. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не этого человека.

   Рука подполковника скользнула к кобуре, пальцы привычно легли на ребристую рукоять пээма, но лейтенант быстро прошел вперед и, вскинув руку с пистолетом, нажал на спуск раньше, чем Мамонов успел вытащить свое оружие.

   Первая пуля попала подполковнику в правое плечо, он зажал рукой рану и начал клониться набок, но лейтенант стрелял и стрелял, всаживая свинец в дергающееся тело почти уже мертвого Мамонова, пока в обойме не кончились патроны.

   Наступила тишина. Лицо и китель подполковника были залиты кровью, голова откинута назад. Последние секунды жизни утекали вместе с каплями сочащейся крови, единственный оставшийся глаз Мамонова еще жил, выражал страдание и удивление, но судорога агонии, электрическим разрядом пробежав по его телу, погасила последний признак жизни.

   Михаил Ковчугин беспрепятственно спустился вниз, на ходу выкинул, пустую обойму и зарядил новую. Выглянувший из дежурной части капитан не решился даже окликнуть лейтенанта, настолько безумным было выражение его глаз.

   Ковчугин вышел из здания управления, спустился с крыльца и скрылся в темной аллее. Прошло несколько секунд, и в темноте блеснула вспышка выстрела.

   В это утро Лариса Онищенко поднялась в беспричинно хорошем настроении. Весело напевая, она приготовила вкусный завтрак, благо вчера выдали наконец-то долгожданный аванс, и пошла, будить Алешку. Сын словно почувствовал настроение матери - не ревел, не капризничал, сам умылся и так же без хныканья и нытья пошел в детский сад.

   До больницы Лариса летела как на крыльях, даже проскакала по квадратикам классиков, и ни у кого это не вызвало удивления. Ни комплекция, ни манеры Ларисы не выдавали в ней мать-одиночку с трехлетним стажем. Она скорее походила на восьмиклассницу - худенькая, голенастая, с несерьезным хвостиком русых волос на затылке.

   В больнице все было так же замечательно. Она в первый раз за два года пришла раньше положенного времени. Но все это непонятное счастье длилось до того момента, пока Лариса не услышала громкий, странно знакомый ей голос.

   - С-суки, костоломы, я вас всех за яйца подвешу! - неслось по коридору. - Мне же больно!

   Лариса не поверила своим ушам и пошла на голос. Он доносился из процедурной, и, осторожно заглянув внутрь, она увидела только затылок крикливого пациента. Но и этого ей было достаточно, чтобы узнать того страшного человека, еще сутки назад заставлявшего ее убить Ольгу Орлову. Эти волосы цвета ржавчины с двумя завитками на затылке могли принадлежать только Вадиму Гусеву.

   Лариса прижалась спиной к стене и, слушая, что происходит в процедурной, думала: "У меня две тысячи. Я их не хотела расходовать, хотела отдать ему обратно. А ведь это шубка для Алешки, валеночки ему, может, и я выкроила бы себе на осенние сапоги... Но надо отдать, а то так и будут приставать всю жизнь, требовать то одно, то другое".

   Внезапно обожгла мысль о двух шприцах, лежащих у нее в шкафчике.

   "Выбросить, - решила она. - И немедленно!"

   Птицей она пролетела по коридору, ворвалась в раздевалку, открыла свой шкафчик и, осторожно взяв два шприца, положила их в карман халата. После этого уже шагом пошла к туалету, с твердым намерением избавиться от страшных предметов. Около процедурной она сбавила шаг, прислушалась и заглянула в приоткрытую дверь. Судя по тому, что Гусь перестал кричать, дело шло к завершению, это было видно и по движениям рук Богомолова.

   - Ну вот, все готово, а ты орал как недорезанный кабан, - сказал врач, вытирая со лба пот.

   - Ага, посмотрим, как ты бы орал, когда тебе самому так крутили ноги, - заявил, приподнимаясь со стола, Гусев. Лариса чуть было не убежала, она боялась, что сейчас тот встанет и увидит ее. Но Богомолов держал строптивого клиента. А Лариса никак не могла пройти мимо двери, она боялась всех, кто сейчас находился в процедурной. Тот же Богомолов мог позвать ее, невольно подставив девушку под взгляд этих пристальных, невыносимых глаз Гусева.

   - Лежи-лежи, куда это ты с двумя переломанными ногами идти собрался? Сейчас позовем санитаров, и тебя перевезут в палату.

   Гусев чертыхнулся:

   - Вы бы лучше сказали, чтобы мне укольчик сделали, а то терпеть сил нет.

   - Ну вот, а еще мужчина. Ладно, Макарьевна, сделай ему но-шпу с анальгином, - велел Богомолов медсестре.

   - Мне бы лучше морфенольчика, - заявил Гусев.

   - Ишь, размечтался! Морфенольчика ему. Это тебе не онкология, здесь такого не водится.

   Вадим приуныл. Кайф от последней дозы давно прошел, боль в раздробленных костях гармонично накладывалась на первый прилив ломки.

   - Давай хоть чего-нибудь, - взмолился он. - Невмочь терпеть!

   - Ну, ладно-ладно, не стони. Лежи спокойно, сейчас тебе сделают укол, то, что надо, - и обратился к медсестре: - Приказано поместить его в седьмую, там кроме этих ментов сейчас никого больше нет.

   Врач с медсестрой вышли из процедурной и, пройдя мимо прижавшейся к стенке Ларисы, отправились в ординаторскую.

   - Где сейчас санитаров для этого борова найдешь? - на ходу рассуждал Богомолов. - Поди, гуляют все после вчерашнего аванса.

   - Думаю, да, - согласилась Анна Макаровна.

   Лариса все же добралась до туалета, но он оказался занят. Она снова вышла в коридор, но тут ее окликнула старшая медсестра.

   - Лариска! Где ты шляешься?! Опять опоздала?

   - Да я сегодня вовремя пришла.

   - Вовремя! Вижу я, как ты вовремя пришла! На вот! - она сунула девушке готовый шприц. - Иди в перевязочную, там лежит пациент в гипсе, вколи ему но-шпу с анальгином.

   И она сунула в руку Ларисе готовый шприц и ваточку со спиртом. Та развернулась, и на ватных ногах отправилась в сторону перевязочной. На ходу она еще оглянулась назад, но Анна Макаровна, стояла и наблюдала за ней.

   - Давно бы уволила эту размазню, да работать некому, - пробормотала старшая медсестра.

   Мысль о том, что ей придется встретиться с глазу на глаз с этим страшным человеком, привела Ларису в ужас. Тогда ей пришла в голову мысль одеть на лицо хотя бы повязку. Она остановилась, сунула шприц в карман, одела повязку, и вошла в кабинет.

   Гусев в это время сквозь боль пытался поймать кайф от воспоминания о последней встрече с бывшим другом и подельником Аркадием. Когда Вадима поднесли к "скорой", уже достаточно рассвело, и он увидел стоящее в сторонке семейство Антоновых. Татьяна все так же куталась в плед, Аркадий держал на руках спящего сына. Гусева на носилках начали запихивать в салон "скорой", но он рукой улепился за край машины и проорал в сторону святого семейства: