- Как думаешь, он кольнуться успел? - спросил Мазуров участкового.

   - Да хрен его знает, а что? - спросил Мысин.

   - Лучше, если он ширнется, поспокойней будет.

   - Ну не скажи, брат, - возразил Колодников. - Под кайфом ему все будет по фигу, на автоматы с песней пойдет.

   Обсуждение этой проблемы быстро закончилось, предугадать действия наркомана все равно было невозможно. Срочно начали распределять роли. В лобовую атаку решили идти Мазуров, Колодников и Фортуна, молодым, как всегда, достался огород и постройки.

   - Извини, Юр, но я не думаю, что со своими избитыми ребрами ты захочешь прыгать через забор, - сказал Михалыч.

   Астафьев с Мысиным пробирались к задам усадьбы Быковых. Андрей, несмотря на темноту, вел своего напарника уверенно. Отворив небольшую калитку, он пошел по узким тропинкам большого, как футбольное поле, огорода, лавируя между грядок и парников. Юрий же ни черта не видел в этой темноте, пару раз наступил в мягкую почву грядок, поскользнулся в лужице, оставшейся после полива, и с невольно вырвавшимся матом запутался в остро пахнущей помидорной ботве.

   - Тихо ты! - свистящим шепотом выругал его участковый. - Что ты как слон!

   - Как ты здесь ориентируешься, я ни черта не вижу! - прошипел Астафьев.

   - Очки купи! - свирепо посоветовал Мысин.

   - Да у меня стопроцентное зрение, - нервозность лейтенанта перешла в неконтролируемую болтливость. - Правда, восемь процентов дальтонизма, меня за это даже в милицейскую школу брать не хотели.

   - Лопай больше витаминов.

   Со двора донесся истеричный собачий лай.

   - Пошли быстрей, - уже в голос приказал участковый и рванулся вперед.

   В кармане Юрия щелкнула рация, и голос Мазурова сообщил:

   - Все, мы готовы!

   Медлить было нельзя, и Астафьев побежал за Мысиным.

   Майоры были и правы, и не правы в своем споре. Валерий Павлович Быков-Сергеев по кличке Свинорез был опасен в любом состоянии, как при ломке, так и под кайфом. Бывшего майора внутренних войск Игоря Михайловича Семенова, хозяина коттеджа на Фрунзе, он пристрелил с ходу, так как знал, что тот откажется дать ему дозу героина бесплатно. Валера хорошо знал упрямый характер бывшего заместителя начальника исправительно-трудовой колонии строгого режима. Перепрыгнув через забор, он сразу выстрелил в овчарку, а затем за пару секунд опередил выскочившего на крыльцо с ружьем хозяина. Ворвавшись в дом, Свинорез под пистолетом заставил обезумевшую от страха жену Семенова отдать всю отраву, что имелась в доме, а после этого застрелил и ее. Животный инстинкт самосохранения заставил его тут же покинуть дом, а к себе в Гусинку Быков пришел только потому, что мозг от жуткой боли отказывался работать, и ноги сами понесли его по знакомой дороге.

   Когда злобно, явно на чужих залаяла собака, он как раз испытал первый прилив кайфа. Но Валера сразу понял, что это пришли по его душу. Беспричинная, дурная веселость заставила его расхохотаться. Прикрыв колпачком шприц, он сунул его в карман куртки и взглянул на жавшихся в углу кухни мать и жену.

   - Ленка, иди сюда, - велел он. Та отрицательно замотала головой, а мать Валерки обняла ее обеими руками и прижала к себе. - Иди, говорю!

   Но испуганная женщина только сильнее прижалась к свекрови. Тогда Быков со всей силы ударил мать кулаком в ухо. Она вскрикнула и стала заваливаться с табуретки на пол. Подхватив Ленку, Свинорез заломил ей руку за спину и поволок к выходу. Когда через ограду во двор впрыгнули две черные фигуры, он уже стоял на крыльце, прикрывшись женой, как щитом.

   - Стоять! - крикнул он и, не целясь, выстрелил в сторону милиционеров. - Иначе я ее убью!

   Мазуров и Колодников застыли на месте. В это время с треском распахнулась калитка, и появился чуть припоздавший Фортуна. Он так же застыл, услышав окрик Свинореза.

   - Стоять, говорю! - снова заорал Бычок и поливнул щедрым матом.

   Страха у него не было, героин наполнял все тело легкостью и весельем.

   "Сейчас выведу ее в огород и уйду по оврагу к реке, а там они в лугах хрен найдут. Геры у меня сейчас столько, что на год хватит, оттянусь на всю катушку", - думал он.

   - Иди, сука! - прикрикнул он на Лену, у которой от страха подгибались ноги. Они спустились с крыльца и начали отходить в сторону огорода.

   - Отпусти девчонку, - сказал Мазуров, сунул пистолет в кобуру и поднял руки вверх. - Отпусти и уходи, никто тебя не тронет.

   Он сделал два шага вперед, но Свинорез снова заорал: "Стоять!" - и майор остановился. Он знал, что с тыла Быкова пасут Андрей и Юрка, надо было только как-то уговорить его отпустить жену, все остальное было делом техники.

   - А хочешь, возьми меня в заложники, - майор сделал еще шаг, и в это время Бычок выстрелил в него. Оперативник со стоном опустился на землю, а Свинорез снова ткнул ствол в висок жены и заорал во всю глотку:

   - Стоять, суки! Кому говорю: стоять на месте! Положу ее и вас!

   Фортуна и Колодников, рванувшиеся было к лежащему на земле Мазурову, замерли, а Быков поволок Ленку в узкий проход между сараями. Колодникову показалось, что слева от Свинореза наверху шевельнулась какая-то тень, он внимательно присмотрелся и понял: кто-то из молодых засел на лестнице, ведущей на сеновал. Это был Мысин, который уже пожалел, что забрался сюда, - обоих, и жертву и убийцу, прикрывала тень от дома. А Свинорез быстро поменял план.

   "Дотащу ее до оврага, а там пристрелю. Просто так, чтобы знали суки, с кем дело имеют!"

   Астафьев подоспел к месту действий самым последним и единственное, что он смог сделать, это прижаться к стене сарая и ждать. Он не все расслышал из переговоров уголовника с Мазуровым - мешал истерический собачий лай, но суть уловил.

   "Похоже, своей бабой как щитом прикрывается".

   Скрипнула калитка, ведущая в огород, и Астафьев поднял пистолет, поддерживая при этом правую руку левой, как в свое время их учили в милицейской школе. Табельный пээм, как никогда, казался невероятно тяжелым. Сердце в груди бешено колотилось, и, хотя на улице было по ночному прохладно, с лица лейтенанта ручьями лил пот.

   - Мазуров ранен, захвачена заложница, - донеслось до него. Это Колодников вызывал "скорую", но говорил он это не столько для медиков, сколько для Юрия. Астафьев вытянул руки с оружием вперед, прищурился. Глаза его уже привыкли к темноте, и, когда на пятачке, подсвеченном фонарями с соседнего двора, появилось очертание головы мужчины, он нажал на крючок. До цели было не более полуметра, и Юрию показалось, что не сама пуля, а грохот выстрела откинул тело Свинореза в сторону. Пуля попала в голову, но и мертвый бандит, падая, тащил за собой Ленку.

   Подбежал Колодников, спрыгнул с лестницы Мысин. Его фонарь высветил окровавленное лицо Сергеева-Быкова, а под его рукой, в последних объятиях, заходящуюся в истерике Лену.

   - Готов? - спросил Колодников.

   - Да, - неожиданно спокойно ответил Астафьев. Страха не было, единственным нестерпимым желанием было - скорее закурить. - А что там с Михалычем?

   - В бедро пулю всадил, сука! Фортуна его к машине потащил.

   Словно в подтверждение его слов загудел движок отъезжающего "уазика". Милиционеров растолкала Валеркина мать. Увидев мертвого сына, она рухнула на его тело и взвыла:

   - Сыночек!!! Что же они с тобой, изверги, сдела-ли!..

   "Нормально, - подумал Колодников. - Что мы с ним сделали! А три дня назад сама говорила, что зря его выпустили, лучше бы расстреляли".

   Между тем Лена высвободилась из-под тяжелой руки Свинореза, поднялась на ноги, но, сделав несколько шагов, застонала и снова опустилась на землю, сжимая руками живот. Вскоре она перешла на истошный крик, и Колодников с облегчением вздохнул, когда увидел за забором свет фар подъехавшей "скорой".

   - Поздний выкидыш, - сказал через пять минут врач.