Здесь, в Дьюпонте, на успехи в учебе всем было наплевать. Она уже поняла, что казавшаяся несбыточной мечта стать лучшей студенткой курса или даже всего университета вполне осуществима, но зачем? Никто, ни одна живая душа не обратит на это внимания. В Аллегани-Хай Шарлотта чувствовала, что к ней относятся иначе, чем к остальным. Ее отличная учеба была замечена как теми, кто к ней хорошо относился, так и теми, кто ее недолюбливал. Не считаться с ее положением лучшей ученицы не могли даже заклятые враги Шарлотты. Дома все было просто: перейдешь на более высокий уровень по какому-нибудь предмету, получишь индивидуальное продвинутое задание, попадешь от школы на олимпиаду, да просто получишь очередную пятерку — и все уже об этом знают. А здесь, будь ты хоть семи пядей во лбу, учись ты хоть лучше всех, кому какое до этого дело, особенно если ты первокурсница? Вот и думай, что значит в таких обстоятельствах для девушки — быть успешной в этом так называемом элитарном учебном заведении? Но сейчас все эти серьезные и глобальные проблемы сконцентрировались в одном вопросе: что ей надеть? Как бы Шарлотте ни хотелось произвести впечатление — у нее все равно нет ни черных брюк, ни черного топа. Ее синие джинсы — о них даже не могло быть и речи. Не тот случай. Не так поймут. Взгляд девушки упал на джинсы Беверли, валявшиеся на полу возле кровати, имевшие такой идеально поношенный вид для новой с иголочки вещи… А та ведь ничего и не заметит — у нее этих джинсов целая гора. А вдруг заметит? Шарлотту даже передернуло. И потом, в любом случае вряд ли они подойдут Шарлотте — слишком уж длинные. Она в отчаянии обвела взглядом комнату… Мими с Беттиной наверняка уже собрались и ждут ее, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Так и не придумав ничего лучшего, Шарлотта натянула то самое платье с набивным рисунком, которое было на ней под зеленой мантией в день окончания школы. Конечно, это не то платье, которое можно надеть на крутую тусовку, но оно по крайней мере открывает ее ноги — хотя и не столь эффектно, как хотелось бы… Боже ты мой. Стараясь не задумываться, что делает, Шарлотта сняла платье и, вооружившись булавками, подогнула подол на добрые два с половиной дюйма… Нет, девчонки ее точно убьют… Она подошла к зеркалу в дверце шкафа Беверли. Что ж, простенько, и если присмотреться, то можно заметить, что подол не подшит, но зато ноги… за версту видны. Что еще?.. На столе у Беверли стояли коробка с принадлежностями для макияжа и зеркало — то самое, с подсветкой. Шарлотта включила свет. Из зеркала на нее глянула показавшаяся незнакомой девушка. Не красавица, конечно, но и не дурнушка Очень даже ничего. Шарлотта потянулась было к коробке, но отдернула руку. Нет, лучше удавиться, чем вообразить, как Беверли вдруг заметит, что соседка пользовалась ее косметикой. И вообще, Шарлотта довольно смутно представляла, что делать с большинством предметов, содержащихся в косметическом наборе. Через секунду она решительно вышла из комнаты — ни дать, ни взять стойкий оловянный солдатик, готовый очертя голову броситься в опасную схватку с неведомым противником. Неопытный, плохо экипированный, этот солдатик шел в бой ради туманной, почти призрачной цели — сохранить дружбу с двумя однокурсницами.
Естественно, в комнате Беттины они обе с Мими не постеснялись если не на словах, то хотя бы выражением лица дать понять, какому ужасному испытанию она подвергла их драгоценное терпение. На Мими были джинсы и красный китайский топик на бретельках, одолженный у Беттины, на самой Беттине — тоже джинсы и футболка в обтяжку, явно дорогая, из хорошего магазина. И конечно, обе они уже успели накраситься. Глаза у девушек были погружены в ночную тень — точь-в-точь как у Беверли, когда та уходила по вечерам. Хотя волосы и у Мими, и у Беттины были светлые, это не помешало им сделать брови и ресницы жгуче-черными.
Мими оглядела Шарлотту с ног до головы и сказала:
— Молодец, хорошо, что решила не выпендриваться.
— Что, ужасно? — спросила Шарлотта, предчувствуя утвердительный ответ. — Совсем не в тему?
— Да все в порядке, — ответила Мими. — Отлично выглядишь. Пошли.
— Но вы-то обе в джинсах.
— Ничего, рано или поздно ты тоже поймешь, что джинсы — штука нужная. Но уж не сегодня. Сегодня вид у тебя классный.
— Да, клевый прикид, — вступила в разговор Беттина. — Фигура у тебя для платья подходящая. Ну, пора двигать.
— Нет, честно, девчонки, это совсем ужасно? — не унималась Шарлотта. — Слушайте, я сейчас быстро…
— Быстро — что? — спросила Мими. Это прозвучало скорее как угроза, чем как вопрос.
— Да ничего… быстро пойду так.
Вскоре они уже шли в полутьме по аллее Лэддинг, расположенной в самой старой части кампуса. С обеих сторон мощеную дорожку обступали большие раскидистые деревья, и вела она от одного старого корпуса к другому. Построенные в конце девятнадцатого века, теперь эти здания в основном использовались в административных целях, а в некоторых располагались студенческие клубы. По словам Беттины, где-то совсем недалеко находился и клуб студенческого братства Сейнт-Рей. Впрочем, до поры до времени на аллее и в ближайших окрестностях все было тихо. Старинные фонари не столько освещали дорожку, сколько топили в сети перекрещивающихся теней деревья и здания по обе ее стороны. Девушки время от времени переглядывались и непроизвольно старались держаться поближе к освещенной середине аллеи. Трудно было представить, что где-то рядом проходит студенческая вечеринка — настолько тихо и пустынно было в этой части кампуса.
В глубине души Шарлотты забрезжил слабый огонек надежды. А вдруг Беттина ошиблась, и этот клуб находится вовсе не здесь, не на Лэддинг-Уок; а может быть, вечеринка вовсе и не сегодня; а может, все уже вообще закончилось. Но через несколько минут ее надежды рухнули: сначала послышался характерный звук упавшей на камни пустой пивной банки, а за ним, как по сигналу, несколько мужских голосов дружно взвыли: «У-у-у-у-у-у, блин!», словно парни выражали удивление по поводу исчезновения еще не до конца выпитой банки пива.
Вскоре до слуха девушек стали доноситься веселые голоса и смех, впрочем, не истеричные и не чересчур громкие, а затем если не по воздуху, то через вибрирующую землю до них докатилась и музыка — пока что в виде равномерной монотонной дроби. Сердце Шарлотты затрепетало. Вынырнув из-за очередного поворота, подруги увидели чуть в стороне большое здание, архитектурой напоминающее итальянскую виллу эпохи Возрождения, откуда и доносились голоса, смех и музыка. Здание было едва освещено: свет горел лишь над входом, представлявшим собой что-то вроде портика с колоннами и лестницей, спускавшейся к дорожке, и слегка пробивался сквозь плотно задрапированные окна.
На площадке перед зданием Шарлотта разглядела полтора-два десятка фигур — в основном парней, которые стояли или прогуливались небольшими компаниями, болтая и посмеиваясь, явно в ожидании того, что может случиться, а может и не произойти. В какой-то момент музыку и шум голосов перекрыл девчоночий вопль:
— Bay, он, понимаешь ли, думает, что влюбился! Ни хрена себе! Да плевать мне на тебя! Да я таких, как ты, нутром чую. Для тебя же все девчонки одинаковые, особенно если смотреть ниже пояса.
Эта тирада вызвала целый взрыв неодобрительного воя со стороны парней.
Неожиданно навстречу подругам шагнул высокий худощавый парень с длинными светло-каштановыми волосами, разделенными на прямой пробор и свисающими на уши. Одет он был в шорты цвета хаки, шлепанцы и рубашку-поло с эмблемой университетской команды по гольфу. Судя по выражению лица («Ах, до чего ж я остроумный!»), интонациям и чуши, которую он начал нести, парень был изрядно пьян.
— А-а, вот и ты… и где ты шлялась? Нет, я имею в виду — где ж ты все-таки шлялась? Нет, где ты шлялась и болталась? — Этот град вопросов был, по всей видимости, обращен к Шарлотте. Наконец чрезвычайно блестящая и остроумная тирада закончилась взрывом пьяного хохота, перешедшего в повизгивающее хихиканье: — Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе.
