Господи, да какая там вторая причина, она и про первую-то рассказать не успеет! Мама ведь в этом отношении человек очень строгих принципов! Нельзя поддаваться на ее уговоры, она же сама не знает, как отреагирует на такие «новости». Да, мама искренне считает, что хочет помочь, что откровенный разговор пойдет дочери только на пользу, но при этом совершенно не догадывается, чтб ее сейчас мучает. Мама перестанет слушать, как только услышит слово «девственность». Да что там, если даже сказать ей: «Мы с одним парнем остановились в гостинице», она и до конца фразы-то не дослушает. А что будет потом, лучше и не думать. В общем, страх и чувство стыда парализовали Шарлотту, и она не могла выдавить из себя ни слова.

В конце концов она ограничилась дежурной отговоркой:

— Да нет, мам, ничего особенного. Я просто ужасно переутомилась. Две недели перед каникулами я почти не спала.

Мама не стала притворяться, будто верит в эти сказки, но вопросов больше не задавала.

Рождественским утром Бадди и Сэм, как всегда, проснулись рано, еще до рассвета. Шарлотта не спала и прекрасно слышала, как они начали возиться в своей комнате, а потом потихоньку выскользнули в гостиную. Услышав, что и мама с папой встали, она тоже вышла в гостиную и встретила родителей улыбкой и поздравлениями. Она готовилась к этому всю ночь почти без сна: нужно было во что бы то ни стало сыграть роль хорошей девочки, искренне радующейся Рождеству вместе со всей семьей.

Мальчишки, не потратив много времени на поздравления, встали на четвереньки и залезли под елку, где лежали подарки. С первого взгляда было понятно, что главным сюрпризом должна стать большая, завернутая в блестящую фольгу и перевязанная лентой коробка, на которой было написано: «Шарлотте от всей семьи». Обычно все открывали свои подарки по очереди, начиная с самого младшего — Сэма — и заканчивая самым старшим — папой. Но на этот раз все, даже Сэм, согласились, что Шарлотта должна первой открыть два своих маленьких подарка, а большая коробка пусть подождет. Потом, уже после того, как подарки откроют мама с папой, Шарлотта узнает, какой сюрприз они ей приготовили.

И вот наконец торжественный момент наступил: все четверо — Сэм, Бадди, мама и папа, затаив дыхание, следили за тем, как Шарлотта осторожно разворачивает шуршащую фольгу.

— Не тяни, давай быстрее, — поторопила мама. — Что ты возишься? Снимай бумагу, и дело с концом.

Под фольгой оказалась старая коробка из-под набора ножей для газонокосилки, а в ней… компьютер с полноразмерным монитором. Раньше Шарлотта никогда не слышала о такой фирме: «Каурго». Она действительно была изумлена и без труда сыграла не просто удивление, а удивление радостное и восторженное.

— Ну ничего себе! — воскликнула она. — Нет, это просто невероятно! Откуда же это? Даже не верится!

Шарлотта переводила благодарный взгляд с одного лица на другое.

— Это мы его сделали! — гордо заявил Сэм, и вскоре выяснилось, что эти слова произнесены им по праву. Оказывается, папа где-то раздобыл старый, списанный и уже не работающий компьютер и вместе с Сэмом и Бадди решил его починить. Они разобрали машину, прочистили все что можно, долго искали замену вышедшим из строя деталям — это оказалось делом нелегким, потому что фирма «Каурго» перестала выпускать компьютеры еще несколько лет назад, и запасные части на такие старые модели уже не производились. В итоге поиски все же увенчались успехом, и компьютер снова заработал. Судя по рассказам Бадди и Сэма, папа подключил их к «проекту» буквально с первых шагов, так что Сэм действительно был недалек от истины, когда заявил: «Это мы его сделали».

— Это потому что ты у нас отличница! — пояснил Сэм смысл подарка. — Вот мы и подумали, что у тебя обязательно должен быть собственный компьютер.

Шарлотта подхватила Сэма на руки и прижала к себе, потом обняла Бадди, папу и маму. Она готова была разрыдаться, но слез не оказалось. Слезы, какими бы горькими они ни были, свидетельствуют о том, что у человека остались какие-то нормальные эмоции и что он способен чувствовать, переживать — в общем, функционировать как нормальное человеческое существо. Шарлотта же была в состоянии только проявлять ангельское терпение, выслушивая, как Сэм, Бадди и папа с истинно рождественским удовольствием объясняют ей, как работает произведение их инженерного мастерства. Никаких инструкций к «Каурго», естественно, не сохранилось. Приходилось учиться управлять этой редкой машиной прямо по рабочему меню. Папа признался, что Бадди и даже Сэм лучше него разбираются во всем, что касается программ и пользовательских навыков. Его, как старую собаку, уже не выучишь новым фокусам, а вот эта парочка чувствует себя возле компьютера как рыбы в воде. Нужно было видеть, какой гордостью преисполнились мальчишки, когда услышали эти слова! Шарлотта снова обняла братьев и сказала, что это лучший рождественский подарок за всю ее жизнь, что она сама не знает, как обходилась без компьютера там, в университете, и больше всего ей дорого то, что они собрали его своими руками. На самом деле именно это и было ценно в подарке, потому что Шарлотта не представляла, где можно будет установить его в комнате общежития. Ей было вполне достаточно тех компьютеров, которые имелись в библиотеке. От одной мысли об общежитии… о ее комнате… куда в любой момент может войти Беверли… у нее по коже пробежали мурашки. Сам факт, что придется возвращаться… туда… повергал девушку в ужас. Возвращение казалось таким далеким — почти что невозможным.

Тем не менее всему на свете бывает конец, и наступил день, когда мама, папа, Бадди и Сэм повезли Шарлотту обратно на автобусную станцию в Гэлакс. Папа лично проследил за тем, как в бездонное чрево грузового отсека автобуса погрузили драгоценный подарок, который еще дома не просто положили в коробку из-под ножей для газонокосилки, а упаковали по всем правилам: завернули в тряпки, проложили пенопластом, набили все свободное пространство скомканными газетами и закрыли экран монитора старым резиновым ковриком из ванной.

Шарлотте ужасно хотелось расплакаться, когда она прощалась со своими, но слезы так и не появились, а в горле пересохло от нервозности и страха перед тем, что ждало ее впереди. Этот страх не шел ни в какое сравнение с тем волнением, какое она испытывала в прошлый раз, когда впервые ехала через хребет Голубых гор… туда… в то самое место. Что ж, по крайней мере одну вещь эта поездка домой на каникулы помогла ей понять: больше никогда округ Аллегани не будет для нее домом; впрочем, не будет домом и любое другое место… а меньше всего Дью… колледж, куда Шарлотта возвращалась. Никакого дома, кроме автобуса. Пусть бы эта поездка никогда не кончалась.

Дьюпонтские студентки, едва поступив на первый курс, очень быстро усваивали правила протокола, принятые в Райлендском читальном зале Мемориальной библиотеки имени Чарльза Дьюпонта. Соблюдать этот неписаный протокол имело смысл: как-никак каждый вечер, за исключением субботы, читалка становилась тем местом, где наблюдалась самая высокая концентрация парней во всем кампусе. Большая часть зала была заставлена длинными, словно специально вытянутыми, массивными письменными столами, стилизованными под Средневековье. Противоположную входу торцевую стену рассекали на части узкие стрельчатые готические окна, уходившие в высоту Бог знает на сколько футов. Ближе к потолку они расширялись, отчего становились похожи на бутоны каких-то невиданных цветов. Сходство усиливалось тонкими, причудливо изогнутыми прожилками оконных переплетов и разноцветным витражным остеклением. Пожалуй, этот зал по роскоши и основательности интерьера уступал лишь главному читальному залу знаменитой Библиотеки Конгресса.

Практически каждый парень приходил в Райлендский читальный зал, чтобы заниматься. Девушки приходили, чтобы заниматься и охотиться на парней. Охотницы старались сесть поближе к центру зала и, естественно, лицом ко входу. Если девушка садилась спиной ко входу, это означало, что она пришла в читалку исключительно для того, чтобы позаниматься. Если же она устраивалась спиной ко входу и при этом где-нибудь в глубине зала, поблизости от витражных окон, да еще выбирала место не с краю, а посередине одного из длинных столов — то есть как можно дальше и от входа, и от боковых проходов, — это могло означать только одно: она не хочет попадаться никому на глаза. По крайней мере, так считала Шарлотта Симмонс, занявшая как раз одно из таких «отстойных» с точки зрения охоты на парней мест.