— На, держи, вытри! — Это была Глория. Перегнувшись через колени Хойта, она протянула стакан с какой-то прозрачной жидкостью, судя по пузырькам — с содовой, и свой носовой платок.

— Давай я счищу! — предложил Хойт и потянулся своей ложкой прямо туда…

— Нет, Хойт, не надо! — Шарлотта, чувствуя себя полной дурой, но продолжая хихикать, оттолкнула его руку.

— Ну давай сама, — сказал он, протягивая ей ложку.

«Позор-то какой», — повторяла про себя Шарлотта, вычищая липкую холодную массу из… ну, в общем, практически у себя между ног.

Со стороны центрального стола вновь донесся призывный звон серебра о хрусталь. Ответная реакция изрядно захмелевших сейнтреевцев была еще более бурной, чем раньше. Все сидевшие за столами — даже некоторые девушки — похватали ножи и стали исступленно колотить ими по бокалам и стаканам. Слава Богу! Никто не обращал на Шарлотту внимания, и она смогла целиком сосредоточиться на том, чтобы счистить шоколадное пятно с самого видного и в то же время такого неприличного места. Со всех сторон на нее обрушивался нестерпимо резкий звон бокалов, приступы пьяного хохота, крики… Р-раз!.. за одним из столов послышался уже совсем другой звон — осыпающихся осколков: по-видимому, кто-то не рассчитал и слишком сильно ударил свой бокал… Р-раз!.. и второй… а потом третий бокал рассыпались на мелкие осколки под сокрушительным ударом серебряного клинка… Р-раз!р-раз!р-раз!р-раз!.. Осколки сыпались уже по всему залу… р-раз!.. Даже Ай-Пи проникся новой затеей: сначала он просто бился в конвульсиях от душившего его смеха, а затем взял свой столовый нож, перехватил его за лезвие и… р-раз!.. ударил тяжелой ручкой, как дубинкой, по большому круглому винному бокалу. Осколки разлетелись в разные стороны, как при взрыве. Все сидевшие поблизости, включая Глорию и Шарлотту, пригнулись и закрыли глаза ладонями, не без оснований опасаясь получить шальным осколком в лицо или даже в глаз, после чего Ай-Пи сказал:

— Вот дерьмо… твою мать, охренеть можно… ну ладно, я не хотел… Вот это хрень! Посмотрите-ка на эту хреновину — просто невероятно!

С этими словами он поднял двумя пальцами плоское основание бокала с ножкой. Каким-то чудом эта часть хрупкого хрустального сосуда осталась в целости и не улетела вместе с осколками.

— Ишь ты… ни хрена… с ней не сделалось! Стоит как вкопанная! — Ай-Пи продемонстрировал всем сидящим за столом обнаруженное им чудо природы и каприз баллистики — уцелевший во время взрыва стеклянный гриб на тонкой ножке. Парень при этом так и сиял: еще бы, кто так может — и сам повеселился и людям одно удовольствие!

Неожиданно изо всех углов повылезали карибские полковники. Возглавлял эту потешную армию солидной комплекции мужчина лет сорока в рубашке и «бабочке», но без пиджака. Именно к нему и направился Вэнс для переговоров. Со стороны было видно, как Вэнс, возвышаясь над метрдотелем едва ли не на голову, разводит руками и то согласно кивает, то начинает жестами категорически возражать против выдвигаемых обвинений. Со стороны он напоминал футбольного рефери, сигнализирующего о нарушении правил и необходимости пробить штрафной. Зал же отзывался на попытки метрдотеля предъявить претензии смехом, свистом и улюлюканьем.

Закончив переговоры, Вэнс обратился к соратникам с официальным заявлением:

— Господа, я только что имел беседу с уважаемым джентльменом из администрации отеля «Хайятт Амбассадор». В ходе переговоров я позволил себе процитировать одно из изречений нашего покровителя, самого святого Раймонда, которое в переводе с латыни звучит следующим образом: «Да ну вас на хрен, включите все это дерьмо в счет».

Смех, аплодисменты, свист. Джулиан заорал во весь голос: «Сейнт-Рей! Сейнт-Рей! Сейнт-Рей!», — надеясь, что остальные подхватят, но присоединились только несколько парней, а общего хора не получилось.

— Господа, — вновь обратился Вэнс к присутствующим, — позвольте мне вновь поднять бокалы за наших дам. Я с удовольствием повторю свой тост, если… если, конечно, всеми нами любимый стеклобой Ай-Пи, краса и гордость Сейнт-Рея, позволит мне договорить до конца, не перебивая мою краткую речь звоном разлетающейся посуды.

И опять — хохот, аплодисменты, свист, неразборчивые выкрики. К этому времени сейнт-реевские братья были уже настолько пьяны, что воспринимали многословную буффонаду не менее пьяного Вэнса на полном серьезе. Им казалось, что такие изящные и проникновенные слова придают их встрече особую элегантность и шик. Ай-Пи вообще был на седьмом небе от счастья. Он улыбался Глории, затем обводил сияющим взглядом зал, а потом снова переводил глаза на свою даму, пребывая в полной уверенности, что Вэнс отвесил ему на редкость удачный комплимент, выделив из общей толпы. Привыкли пинать старину Ай-Пи — а вот вам: сам Вэнс говорит, что я покруче многих.

— И все же настал момент, — продолжал Вэнс, — предложить тост за вас.

Он сделал паузу. В зале на время установилась тишина. Учитывая состояние, в котором пребывали присутствующие, следовало отдать должное ораторскому мастерству Вэнса, сумевшему утихомирить толпу своей изобилующей перифразами речью. Шарлотта вдруг подумала, что никто в зале, кроме нее, наверняка не знает слова «перифраза». На ее лице появилась загадочная, чуть надменная улыбка человека, который не только знает себе цену, но и ощущает свое превосходство над окружающими. Какая же она умная, а еще самый крутой парень в Дьюпонте полез в драку за нее, влюбился в нее и сейчас гладит ей спину на виду у всего зала.

— Дамы, — продолжал Вэнс, — так случилось, что судьба привела вас сюда, в этот зал, где собрались отметить годовщину объединяющего их братства в высшей степени достойные мужчины. За последние годы они превратили нашу старую добрую ассоциацию Сейнт-Рей в настоящее братство во всех смыслах слова. Пожалуй, сплотиться крепче и… теснее можно только в похожем на кабину истребителя салоне «ламборгини» нашего Сая. — С этими словами он церемонно кивнул Сайрусу Бруксу, которому папочка примерно полгода назад подарил самый дорогой спортивный родстер в мире — «ламборгини-леопардо». Прилив пьяного красноречия не покидал Вэнса, и он решил посвятить присутствующих в тайный смысл использованного им образа. — Кто хочет проверить, насколько мы крепко сплочены в нашем братстве, — милости прошу попарно в этот гроб на колесах. Его, кстати, недавно отремонтировали хрен знает в который раз, и у вас есть шанс сплотиться в нем до неприличия тесно и близко, а то Сай раздолбает его опять на хрен или — что может случиться очень скоро — угробит на хрен эту долбаную трансмиссию: ну никак мой уважаемый брат Сайрус не может въехать, что это за дерьмо такое — ручная коробка передач, и что это за хреновина торчит у него между сиденьями как вставший… сами знаете что.

Хохот, кошачьи завывания в адрес Сая. Вэнс, улыбнувшись юному обладателю «ламборгини», продолжал:

— Нет, ребята, честное слово, вы хоть, мать вашу, и редкостные мудаки, но потрясающие парни. Я в Сейнт-Рее уже четвертый год, и с каждым годом наше братство становится все крепче. Никогда еще клуб, названный в честь нашего уважаемого святого «Ротик-на-замочек», — взрыв хохота, ужасно остроумно! — не было таким дружным и достойным. Это именно про нас сказано: один за всех и все за одного. Быть президентом ассоциации Сейнт-Рея — величайшая честь, которая выпала мне в жизни, и я хочу поблагодарить всех вас и хочу, чтобы вы знали, парни, что я вас люблю… Эй, минуточку, «один за всех и все на одного»… это же девиз этих долбаных «Ангелов ада»!

Давненько Вэнсу не удавалось срывать столько аплодисментов и восторженных воплей буквально за несколько минут.

— Если подумать хорошенько, то есть среди нас один ангел, восставший из ада. Если кто-то не понял, о ком я говорю, то для таких тормозов могу объяснить: этот чертов ангел способен поставить на уши любую важную шишку и заставить наложить в штаны любого, невзирая на звания и ранги. Будь ты кандидатом хоть куда — не вздумай натравливать своих шакалов на нашего доблестного рыцаря.