Нет, Китти не было ясно. С какой стати Натан упорно желает сам везти ее в Северную Каролину, да еще с эскортом, вместо того чтобы просто посадить на поезд? Как ему хватает совести бросить армию сейчас, когда планируется рейд против превосходящих числом сил Шермана? Такое не укладывалось у нее в голове.

А он еще сильнее сжал ее в объятиях и, горячо дыша в лицо, наклонился, чтобы поцеловать в губы. Она закрыла глаза в ожидании… и все очарование растаяло от видения лукавой улыбки и смеющихся стальных глаз! Неужели ей суждено так мучиться всегда?! Неужели, если даже она выйдет замуж за Натана, в ее памяти никогда не сотрется образ Тревиса?

– Я люблю тебя, Кэтрин, и всегда буду любить! – шептал Натан, не разжимая объятий. – Завтра я отвезу тебя домой, где ты сможешь всякий раз, когда прошлое будет мучить тебя, отдаваться мечтам о нашем будущем и вот об этом. – И он снова крепко поцеловал ее.

И Китти снова закрыла глаза – и опять лукавая улыбка и стальные глаза возникли перед ее мысленным взором. По всему телу прокатилась горячая волна. Было ясно, что она по-прежнему остается во власти колдовских чар Тревиса Колтрейна.

Сквозь рваные облака выглядывал полумесяц, заливавший жутковатым светом голые мрачные поля, окружавшие особняк Коллинзов. От былого величия этой усадьбы теперь оставались жалкие воспоминания. Китти вспомнила роскошные званые обеды и толпы чернокожих рабов, под заунывное пение собиравших хлопок на полях. Все в прошлом. Рабы давно разбежались, и не нашлось прежних добровольцев, которые бы отловили их и вернули на плантацию. Серебро и хрусталь распроданы за бесценок, а деньги пошли на помощь голодавшим солдатам Конфедерации. И вряд ли нынешний вид усадьбы мог свидетельствовать о достатке его хозяев.

За спиной Китти громко скрипнула дверь, выходившая на террасу.

– Китти, ты здесь? Разве ты не слышала, что матушка Коллинз приказала всем сидеть в доме? В округе полно мародеров. Китти? Ты слышишь меня?

– Да здесь я, здесь, Нэнси, – сердито откликнулась на визгливый окрик Китти. – И не твое дело следить за мной!

– Что ни говори, а упрямее тебя нет во всем свете! – возмутилась Нэнси Стоунер, подойдя ближе. – Всем известно, что поблизости бродит шайка мародеров. И если бы матушка Коллинз не цеплялась так за этот дом, мы давно могли бы укрыться от них в горах. А вот теперь сидим да дрожим от страха, что эти ужасные янки явятся сюда.

Китти вгляделась в черты молодой женщины, тяжело навалившейся на перила террасы, и постаралась припомнить те дни, когда эта особа считалась звездой высшего света в графстве Уэйн. Одетая в невообразимые лохмотья, как и остальные обитательницы особняка, она давно перестала следить за собой – на это у нее не было ни времени, ни сил.

– Нэнси, Лавиния вовсе не цепляется за свой дом из упрямства, – терпеливо, как ребенку, попыталась втолковать Китти. – Просто она очень больна. Так больна, что не вынесет переезда.

– Ах да, как это я забыла! – язвительно пропела Нэнси. – Ты же у нас такая мастерица по части медицины! Ведь ты не побоялась пойти на войну, чтобы лечить раненых конфедератов, а заодно и янки! Ты слишком хороша для того, чтобы сидеть дома с остальными женщинами и готовить бинты и шить мундиры, верно? И вот теперь сидишь с нами и вся пылаешь от негодования – ведь Натан запретил тебе совать нос в тот противный госпиталь в городе… – Ей все же удалось попасть по чувствительному месту.

– Да заткнись же, наконец, Нэнси! Вот уже полгода ты поливаешь меня помоями – может, хватит? Ведь всем и так ясно, что ты не даешь мне прохода из-за Натана! Где твоя хваленая гордость? И где, если уж на то пошло, твой муж? Предпочел остаться у чужих людей, только бы не возвращаться к тебе!

– Да как ты смеешь?! – взвизгнула Нэнси, так и подскочив на месте. – Все в графстве знают, как ты вертела хвостом направо и налево и спала со всеми янки подряд! Вот погоди, Натан еще пожалеет, что привез тебя в свой дом! И зачем только ты вообще вернулась? Теперь нам жить с тобой под одной крышей! Что может быть позорнее этого?!

Китти не удержалась от смеха. Неизвестно, как там с позором, но пользу от ее присутствия семейка извлекла немалую. Ведь ни одна из великосветских леди, собравшихся в особняке, понятия не имела о том, как готовить пищу. Без рабов они оказались абсолютно беспомощны, и Китти пришлось взять это на себя. И ее мало волновало то, что думают про нее все эти тетушки и кузины Натана. Она дала ему обещание и твердо намеревалась его выполнить. Да и к тому же куда еще было ей податься? Вернувшись в город, она узнала, что мать умерла. Каким бы горьким ни оказалось известие, оно не было неожиданным для нее. От фермы остались одни головешки, отец все еще воевал на стороне Севера. Так что Китти не оставалось ничего другого, как жить в доме Натана, дожидаясь конца войны.

– Я сейчас же пойду и скажу матушке Коллинз, что ты не желаешь возвращаться в дом!

– Нэнси, оставь меня в покое! Ты ведешь себя как злой испорченный ребенок, и мне надоело пытаться найти с тобой общий язык. Тем более что и говорить с тобой мне не о чем! А теперь, будь добра, уйди отсюда!

Китти знала, что Нэнси нарочно провоцирует ее на спор. Это была ее стихия – сплетни, споры, интриги. И не стоило обращать внимания на эту маленькую ханжу, до смерти уязвленную присутствием Китти.

– Ну, погоди! – шипела Нэнси, спускаясь по скрипучим ступеням. – Погоди, вот вернется Натан, и я все ему расскажу: как ты вела себя в его доме и как обращалась с его родными! Вот уж действительно отличная получилась хозяйка для особняка Коллинзов, лучше и не придумаешь! Да ты же понятия не имеешь о хороших манерах! Грязная негритянка с плантации, вот ты кто!

С этими словами разъяренная леди выбежала на дорогу.

– Нэнси, вернись сейчас же! – сердито окликнула Китти. – Если здесь действительно рыскают мародеры, нечего таскаться по дороге! Ты же знаешь правила, которые установила Лавиния: ни одна женщина не должна перешагивать порог дома с наступлением темноты…

– Да ты на себя посмотри! – раздалось из темноты. – Торчишь всю ночь на террасе да вздыхаешь по своим янки! Не смей мне приказывать!

Китти откинулась на спинку стула и мысленно послала упрямицу к черту. Пусть себе таскается хоть целую ночь. Впрочем, эта трусиха примчится что есть духу назад при малейшем шуме – стоит, к примеру, ухнуть сове.

После отъезда Натана дни тянулись мучительно медленно, наполненные грозными новостями о войне. Шерману все же удалось захватить Атланту и спалить ее дотла. Говорят, что уже на пути в Саванну ужасный генерал послал телеграмму президенту Линкольну – дескать, преподносит ему город со ста пятьюдесятью пушками и двадцатью пятью тысячами тюков хлопка в подарок к Рождеству!

Китти невольно вздрогнула. Что-то сталось с Натаном? Где он теперь? Последнее письмо они получили уже несколько недель назад, перед самой оккупацией Саванны. Коллинз писал, что они отступают под ударами Шермана, стараясь на ходу перегруппироваться для контратаки. И он надеется скоро попасть домой. Письмо явно писалось впопыхах, его едва можно было прочесть.

А где Натан воюет теперь? В такой неразберихе его могли убить, а труп остаться неопознанным. Им никогда не узнать, что с ним случилось.

«Нельзя позволять себе так убиваться!» – в тысячный раз повторяла Китти. Войне наверняка скоро конец, и, даже если Юг проиграет, они обязательно найдут друг друга и станут мужем и женой, и в один прекрасный день тревожные воспоминания превратятся в пепел, унесенный ветром.

Снова скрипнула дверь.

– Китти, ты здесь?

Китти откликнулась, узнав по голосу тетушку Натана, Сью.

– Ради Бога, деточка! – затараторила старушка. – Ты же знаешь, что Лавиния не позволяет вот так прогуливаться! Это небезопасно. Ведь в доме у нас, по крайней мере, есть несколько ружей, и мы могли бы забаррикадировать дверь и постараться защитить себя. А если будешь сидеть вот так, на террасе, любой мародер из янки сможет захватить тебя, и тогда…