Хохот Джона все еще стоял у Тревиса в ушах, когда он достиг хижины, где расположилась Китти. Колтрейн забарабанил в дверь так, что затряслись стены.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Китти с широко раскрытыми от изумления глазами. Одним прыжком Тревис оказался внутри хижины и с треском захлопнул дверь. Убедившись, что здесь больше никого нет, он с силой схватил Китти за плечи и прижал спиной к стене, а потом наклонился так, что его горячее дыхание обожгло ей лицо, и выпалил:

– Китти Райт, я пришел сюда, чтобы признаться, что неравнодушен к тебе. Я таков, каков есть, и не собираюсь меняться, но не могу не сказать на прощание: что бы ни было между нами прежде и как бы тебя это ни бесило, но я, черт побери, успел к тебе привязаться не на шутку!

Поначалу Китти лишь ошеломленно смотрела ему в глаза, не в силах вымолвить ни слова. Но потом ее словно прорвало:

– Уж не думаешь ли ты, что и я к тебе неравнодушна? – Она попыталась вырваться из его сильных рук, но не смогла. – Или ты решил, что для меня имеет значение твоя привязанность, которую ты, оказывается, испытывал все то время, когда насиловал, мучил и издевался надо мной?! Ну, так вот, Тревис Колтрейн, мне глубоко безразличны твои чувства ко мне! Ты для меня проклятый янки, и я ненавижу тебя, ненавижу! И я…

Он впился в ее рот губами, прервав поток ругательств, не обращая внимания на то, что Китти в кровь расцарапала ему руки, стараясь освободиться. Но вот медленно, постепенно ее сопротивление иссякло, а напряженные губы смягчились и даже ответили на поцелуй.

И тогда он нежно подхватил ее на руки и отнес на кровать и начал раздевать. И Китти стала делать то же, по-прежнему не спуская с него пылавшего взора.

Тревис улегся рядом, с трепетом лаская чудесное, неотразимое тело. Он хотел ее страстно, неумолимо. Господь свидетель, как он хотел ее. Ни одну женщину в жизни он не желал с такой силой. Однако это не означало, что он овладеет ею грубо и неистово, под стать своей страсти. Нет! Он намерен дать понять, что любит ее, пусть на свой лад, так, как способна любить его исстрадавшаяся душа. Пусть эту любовь невозможно облечь в слова, он постарается выразить ее нежностью и лаской, чтобы Китти поверила, что он искренне привязан к ней и она ему нужна.

Его губы скользнули по ее щеке, а язык коснулся розовой раковины уха. Она вздрогнула и застонала, и он хрипло шепнул:

– Разве я насилую тебя сейчас, Китти? Хочешь ли ты, чтобы я оставил тебя сейчас в покое?

– Нет! – воскликнула она, обвиваясь вокруг него. – Нет… нет… нет…

Его руки, губы, язык продолжали свое колдовство, превратив ее тело в горячий, податливый воск. Она старалась прижаться к нему теснее, еще теснее, и беззастенчиво молила:

– Возьми же меня… Возьми меня скорее, Тревис… Ох, будь ты проклят… проклят…

А он вдруг передумал и сказал:

– Лучше ты сама возьми меня, Китти! Возьми то, что хочешь, и помести туда, куда хочешь, где мое место по праву. Возьми меня всего, и будь моей…

Китти решилась не сразу. Однако жар желания горел так сильно, что тонкие пальцы все же сомкнулись вокруг налитой мужской плоти. Приподнявшись, она вобрала его в себя и застонала от наслаждения. Их тела сплелись воедино и закачались в восхитительном, завораживающем ритме любви…

А когда они содрогнулись от ошеломляющей разрядки, Тревис прошептал горячо и нежно:

– Я люблю тебя, Китти. Пусть на свой лад… но я люблю тебя.

И они так и заснули, не размыкая объятий – как и положено двум влюбленным.

Китти распахнула глаза. Кто-то нетерпеливо барабанил в дверь.

– Эй, дочка, ты не заболела? – раздался голос Джона Райта. – Давно пора ужинать! Эй, ты что, не слышишь?

– Да, да, папа, – откликнулась она, с удивлением обнаружив, что лежит на постели обнаженная. – Погоди минуту. Я сейчас открою!

И тут до нее с беспощадной ясностью дошло, что Тревис ушел и оставил ее одну, не попрощавшись, не сказав ни слова! Гревшее душу тепло постепенно сменилось мертвенным холодом. Как он посмел?! Как он посмел любить ее так нежно и шептать о своей любви, а потом скрыться, как вор, пока она спала, словно Китти из тех, кем пользуются при нужде, а потом оставляют?! Да и она-то хороша – расслабилась, поддалась на гнусный обман!

Торопливо одевшись и пригладив волосы, она поспешила к двери и распахнула ее навстречу неяркому вечернему солнцу.

– Ты так крепко спала, – встревоженно глядя одним глазом, промолвил Джон. – Здорова ли ты, дочка?

Она заверила, что здорова, только немного устала. А сама нетерпеливо высматривала Тревиса среди солдат, толпившихся у походной кухни. Его не было. Как прикажете теперь себя вести при встрече с ним? Но может быть, ее тревоги преувеличены? Может быть, его срочно вызвали к генералу – вот он и ушел, не разбудив ее. А она-то разошлась, изображая оскорбленную невинность! С вымученной улыбкой Китти обратилась к отцу:

– Пойдем ужинать. Я умираю от голода!

И рука об руку они направились к кухне. Вдруг Джон схватил ее за локоть и тревожно спросил:

– Ты по-прежнему намерена нынче вечером уйти через реку? Я бы мог это устроить: небольшой конвой и белый флаг. Конфедераты считаются с этим, они встретят тебя и позволят благополучно добраться до Ричмонда.

– Папа, мне что-то не хочется уходить, – неуверенно покосилась на него Китти. – В Ричмонде у меня никого нет.

– В Ричмонде Натан. А здесь?

– Ты, конечно! И Тревис! Ох, папочка! – И она порывисто обняла Джона. Теперь ее недавний гнев на Тревиса казался таким смешным и беспочвенным. – Ты очень расстроишься, если узнаешь, что мы с Тревисом любим друг друга? И я сама в это не верила до сих пор!

На миг он опешил, смущенно прокашлялся и сказал:

– Не знаю, что и подумать, Китти. Я ведь всегда был за то, чтобы ты принимала самостоятельные решения. Только теперь хочу, чтобы ты подумала хорошенько. Мы готовимся к новому наступлению, и оставаться с нами ох как опасно!

– Мы сумеем превозмочь опасности! Вот увидишь! – И со счастливой улыбкой Китти принялась за свою порцию какого-то варева в деревянной плошке. Они наверняка все преодолеют! Вот сейчас она отыщет Тревиса, и они не спеша помечтают о том, как война закончится в один прекрасный день и как они будут счастливы вместе. К ней давно уже пришла любовь, только она этого не замечала! Да и Тревис тоже. Теперь им суждено быть вместе – никаких сомнений!

Впопыхах покончив с ужином и извинившись перед отцом, она отправилась на поиски Тревиса через весь беспорядочно движущийся людской муравейник. По пути она спрашивала о нем. Но никто не знал, где находится Тревис. Но это не тревожило Китти. По-прежнему счастливо улыбаясь, она чувствовала лишь потребность быть с ним рядом. А что, если его назначили в пикет?! Что ж, там, в лесу, они смогут вдоволь наговориться наедине, подальше от чужих ушей. Он обязательно возьмет Китти с собой. Он же любит ее!

Она добрела до самого дальнего края лагеря, пользовавшегося весьма сомнительной славой. Сюда обычно направлялись офицеры, свободные от дежурства и желавшие скоротать время в обществе игроков в карты, а то и женщин легкого поведения. Но Тревису нечего здесь делать, Китти была уверена в этом. И она повернула было назад, как вдруг заметила возле одной из палаток Сэм Бачера.

– Сэм, ты не видел Тревиса? – обрадованно кинулась она к Сэму. – Мне нужно его непременно найти!

Он долго смотрел на нее молча, и Китти совсем собралась было спросить, что с ним такое, когда Сэм промолвил:

– Шла бы ты к себе в хижину, Китти. Нечего тебе тут делать.

– Сэм, да что с тобой такое? – нарочито беспечно рассмеялась она. – Мы с Тревисом наконец-то сделали то, о чем ты так мечтал: объяснились в любви. И теперь я хочу отыскать его, чтобы никогда не расставаться и всегда быть рядом!

– Пожалуйста, – взмолился он, мрачно качая головой, – возвращайся к себе в хижину. Ничего хорошего у вас с Тревисом не выйдет!