Спор о месте наук в образовании христианина упирался в вопрос о путях и средствах обучения. В период раннего средневековья формируются два полярных ответа на этот вопрос, которые просуществуют в веках. С первым ответом мы уже встретились. Его можно сформулировать так: познание Бога достигается через познание сотворенного им мира, поступающее к человеку посредством данных ему чувств и проявляющее способности, знания и добродетели, скрытые в нем Господом. Образование пробуждает их. Первый вариант — это школьный вариант обучения. Второй вариант ответа об отношении к светским наукам отрицает возможность познания Бога принятыми в этом «дольнем» мире способами. Это то, что можно назвать "мистической педагогикой". Учащийся приходит к важнейшей для средневекового образования цели — познанию Бога — не путем науки и веры, а путем веры и любви. И обучение, и воспитание достигаются через непосредственное общение с Богом, через Откровение. Снисходящая благодать рождает состояние боговдохновенности, кардинально перестраивающее человека. Второй вариант — это вариант вне- и антишкольный, это вариант монашеской медитации и духовного отшельничества. В VI–VII вв. это течение было весьма распространено среди духовенства, представляя серьезную опасность для школьного типа образованности. Не ослабло оно и позже, воплотившись, в частности, в творчестве Раймунда Луллия.
Ни первый, ни второй тип обучения почти не встречались в чистом виде. Система воззрений любого средневекового мыслителя — это точка на длинной шкале, тяготеющая к тому или другому полюсу. В нашей книге вы встретите различные иллюстрации этого.
Синтез христианских и античных принципов в преподавании привел к появлению начал определенной педагогической системы, готовых быть внедренными в новый раннесредневековый мир. Оставался вопрос о возможности для новоевропейских стран принять эти начала, постепенно внедрявшиеся в преподавание через монастыри и епископские центры.
Государства остготов и вестготов, вандалов и бургундов, франков и англосаксов, лангобардов и болгар, славян и венгров, арабов и персов основаны заселившими их пространства племенами. Мифопоэтическая картина мира, пронизанного магией, присутствовала и в семейном воспитании, и в профессиональном образовании, которое осуществлялось этими племенами по отношению к своим детям. Растущее неравенство, выделение дружинной знати, процессы распада родов и рождения государств приводили к росту напряженности в этих так называемых «варварских» обществах. Попыткой снять ее и явилась евангелизация молодых кельтских, германских и других народов, т. е. обращение их в христианство. В большинстве случаев в этом обращении античное наследие южной Европы действовало в значительной степени внутри христианства и заодно с ним: перед лицом третьей силы, не знавшей античного язычества, не было нужды с ним бороться, наоборот, следовало привлекать его элементы для усиления собственного воздействия на тоже языческую (хотя и по-другому) аудиторию, восприимчивую более к жанру эпических и легендарных повествований, чем к теологическим трактатам и руководствам. Наставники-миссионеры испытывали, конечно, и обратное влияние местных обычаев воспитания, идеалов и ценностей.
В этом культурно и лингвистически разнородном обществе постепенно формировалась некая сфера общеизвестных и общепонятных идей, идеалов, целей воспитания, представлений о содержании и методах обучения, складывались и средства общения между учителями и учениками. На Востоке бывшей империи победил и утвердился греческий язык. На Западе — "народная латынь" — искаженный и упрощенный по сравнению с классической латынью язык. Раннесредневековая латынь стала разговорным языком не только романских народов, но и образованных людей из галлов, германцев и других западноевропейских этносов. Письменность на латыни (и на греческом) существовала отдельно от повседневной языковой практики на местных языках, которые в ряде мест продолжали сохраняться и даже создавали собственные алфавитные системы, фиксировали свои тексты. Сложность и пестрота языковой ситуации привели впоследствии, в эпоху развитого средневековья, к распаду регионов латинского (и в меньшей степени — греческого) языкового господства на этнонациональные территории с новыми языками, возникшими на основе латинского, но с учетом местного субстрата. Сами же латынь и греческий остались языками «профессорскими», языками высокой учености и интеллектуальной игры.
Таким образом, в тройственном синтезе складывалась смешанная педагогическая среда, породившая в конце концов средневековую систему образования. На Западе ее создание приходится на эпоху Каролингского возрождения VIII–IX вв. и непосредственно следующее за ней время. До этого проблема образования не вставала во главу угла государственной политики в варварских королевствах.
Каролингское возрождение — одна из важных точек в истории развития образа средневекового человека и педагогических механизмов его формирования. Процесс этот был начат двумя с половиной столетиями раньше в независимых от Рима ирландских и британских монастырях, ставших на фоне разоренной нашествиями германцев Европы центрами учености. Ирландскими проповедниками и учителями основано большинство старейших европейских монастырей. Ученые наставники с Британских островов знали и ценили как Библию, так и античные сказания, как местный народный эпос, так и сочинения Отцов Церкви. Они создали модель монастыря как центра образования и культуры, сформулировали принципы средневекового образования. Они же проявили интерес и к античному образованию, к классическим художественным и научным произведениям.
Процесс внутреннего обустройства, шедший во франкском государстве, одном из самых значительных в то время на континенте, привел к смене ослабевшей династии иной, получившей в истории название Каролингской. Это произошло в середине VIII в. Новые правители энергично взялись за государственное строительство. Для этого потребовалось большое количество образованных людей как на светские, так и на церковные посты. Необходимо было создавать новую социальную группу — «грамотеев», отсутствующую в традиции. Сделать это можно было, лишь кардинально изменив педагогические системы. Как самый энергичный реформатор вошел в историю Карл Великий (742–814), в 800 г. короновавшийся на Западе впервые после свержения в 476 г. последнего римского императора. Карл, сам выучившийся читать лишь после 40 лет, оказывал сфере образования большое внимание. Он основал дворцовую школу вместе с узким кружком ученых и наставников. Учеников и учителей объединяли дружеские и братские узы. Учительный пафос христианской доктрины превращается до известной степени в государственную политику. Отовсюду приглашаются преподаватели. "Традициям католических учителей" помогают "знания светских наук": "Как бы в виде некоторого основания должна передаваться нежному детскому возрасту грамматика, также и другие дисциплины философского поощрения, при помощи которых, как по ступенькам мудрости, можно достигнуть высочайшей вершины евангельского совершенства" (Алкуин)5. Учитывая это обстоятельство, Карл издает свои знаменитые и очень спорные с точки зрения их реального исполнения распоряжения о повсеместном развитии школьного обучения при епископствах и монастырях.
Конечно, не эти декреты, а дух времени наконец-то соединил еще разрозненные прежде элементы новой педагогической системы раннего средневековья. Сложившись в Каролингское время, она просуществовала, совершенствуясь, вплоть до XI в., до крестовых походов и восхода схоластики. Значительная часть первого раздела книги посвящена зарождению, оформлению этой системы и ее первым практическим опытам.
Средневековая педагогика исходила не впрямую от человека, но из божественной определенности его развития. Эта определенность была двух типов — человека как звена в природной иерархии, т. е. человека как такового, как бы самого по себе перед Богом, что было для многих европейских обществ с их родовыми традициями открытием, — и человека как занимающего также определенное место, но уже в социальной иерархии, т. е. как представителя сословно-корпоративного устройства средневекового общества, имевшего множество субкультур и групповых обычаев, традиций, норм воспитания, способов и методов обучения. Таким образом, с одной стороны, возможно реконструировать религиозную монопедагогику, единую для всей эпохи и всего общества, как бы их базовое основание; и множество отдельных «педагогик» — с другой. В качестве «ствола» выступает средневековая (христианская, иудаистская или мусульманская) парадигма, а «ветви» — сословные (крестьянская, рыцарская, монашеская, городская, женская и другие педагогические субкультуры) или корпоративные (воспитание и обучение ремесленников, купцов, ученых и т. д.). Воспитание и обучение нераздельны и присутствуют как в «стволе», так и в "ветвях".
