Это было первое на уровне руководителя партии и страны публичное опровержение официальной версии, которая жила почти тридцать лет. Материалы съезда полностью, без купюр, печатались в газетах. В ЦК начали поступать сотни писем от людей, которые поддерживали версию Хрущева, сообщали новые подробности, приводили неизвестные ранее свидетельства, касающиеся трагического декабря тридцать четвертого года. В 1960 году была образована комиссия Президиума ЦК для расследования обстоятельств убийства Кирова. Комиссию возглавил Шверник. Были опрошены тысячи людей, изучены тысячи документов. Наиболее активным членом комиссии была Ольга Григорьевна Шатуновская, большевичка с дореволюционным стажем, работавшая с Кировым в Закавказье, в тридцать седьмом году репрессированная, возвращенная из Колымы в пятидесятых годах. Хрущев, хорошо ее знавший, предложил ей работу в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС.
Ольга Григорьевна вела расследование два года. Сотни людей открывали ей тайны, о которых они боялись вспоминать тридцать лет. Она проделала колоссальную работу, накопив 64 тома документов. Докладная записка, направленная Президиуму ЦК и подписанная Шверником и Шатуновской, сомнений не оставляла: Киров был убит по тайному распоряжению Сталина. Выводы этой комиссии и легли в основу выступления Хрущева на XXII съезде. Есть свидетельства, что под влиянием прочитанной справки Хрущев даже ставил на Президиуме ЦК вопрос о пересмотре судебных процессов тридцатых годов, в том числе Зиновьева — Каменева, Пятакова — Сокольникова, Бухарина, Тухачевского и других. Но Хрущев остановился на полдороге — либо не хватило решимости у самого, либо не встретил поддержки у сподвижников.
Не исключено, что выводы комиссии, и в первую очередь Ольги Григорьевны Шатуновской, определили его отношение к обстоятельствам убийства Кирова на многие годы. Очевидно, та записка стояла перед его глазами, когда он диктовал на магнитофонную пленку свои воспоминания, проживая в подмосковном поселке Петрово-Дальнее с 1967-го по 1971 год. Воспроизведем фрагмент из так называемых «секретных пленок» Никиты Сергеевича, которые стали известны только в 1990 году и не попали в две его предыдущие книги.
«Когда я был на ХVII съезде партии в 1934 году, — рассказывает Хрущев, — нам сказали, что только шесть делегатов (из 1966) голосовали против Сталина. Как выяснилось несколько лет спустя, на самом деле их было около 260, что поистине невероятно, учитывая тогдашнее положение Сталина и его тщеславие. (Как утверждала О. Г. Шатуновская, против Сталина на ХVII съезде при выборах ЦК проголосовало 202 делегата. Что же, незначительные расхождения вполне понятны: находясь в подмосковном поселке, Хрущев работал, не пользуясь архивными материалами. — Н. З.)
Сталин прекрасно знал, кто мог голосовать против него — безусловно, не люди, подобные Хрущеву, которые поднялись по должностной лестнице при Сталине и обожествляли его. Нет, Сталин понимал, что им недовольны старые кадры ленинских времен.
Во время ХVII съезда руководитель партийной организации с Северного Кавказа встретился с Кировым, секретарем партийной организации Ленинграда, и сказал ему по секрету: «Среди старых партийцев идет разговор о том, что настал момент заменить Сталина кем-нибудь, кто будет более пристойно обращаться с людьми, которые его окружают. Товарищи в нашем кругу считают, что Генеральным секретарем должен стать ты».
Киров пошел к Сталину и все ему рассказал. Сталин выслушал его и просто ответил:
— Спасибо тебе, товарищ Киров.
В конце 1934 года возле Смольного института, где находился рабочий кабинет Кирова, появился озлобленный, исключенный из партии Леонид Николаев. Николаева арестовали, возможно, потому, что он выглядел подозрительно. Его обыскали и обнаружили пистолет. Тем не менее отпустили. Вывод мог быть только один: его выпустили по приказу руководителей той же организации, которая послала его совершить террористический акт. Некоторое время спустя Николаев проник в Смольный и застрелил Кирова, когда тот подымался по лестнице. Телохранитель Кирова отстал и не успел ничего сделать.
Позднее распространились слухи, что Сталин распорядился, чтобы Николаева доставили к нему. Николаев упал на колени, говорил, что действовал по приказу и молил о пощаде, возможно, рассчитывая на то, что его оставят в живых, поскольку он лишь выполнял приказ. Глупец. Для того, чтобы эта миссия осталась в тайне, его надо было ликвидировать. Что и было сделано».
Бывший генерал НКВД А. Орлов описывает допрос Сталиным Николаева несколько иначе. По свидетельству близкого друга Орлова начальника Экономического управления НКВД Миронова, присутствовавшего на допросе, дело будто бы происходило так. В комнате были Сталин, Ягода, Миронов и оперативник, доставивший Николаева из камеры. Перед этим Сталин разговаривал — с глазу на глаз, без свидетелей, больше часа — с Запорожцем.
Николаев, войдя в комнату, остановился у порога. Голова его была забинтована. Сталин сделал ему знак подойти ближе и, всматриваясь в него, задал вопрос, прозвучавший почти ласково:
— Зачем вы убили такого хорошего человека?
— Я стрелял не в него, я стрелял в партию! — упрямо отвечал Николаев. В его голосе не чувствовалось ни малейшего трепета перед Сталиным.
— А где вы взяли револьвер? — продолжал Сталин.
— Почему вы спрашиваете у меня? Спросите у Запорожца! — якобы последовал дерзкий ответ.
Лицо Сталина позеленело от злобы.
— Заберите его! — буркнул он.
Уже в дверях Николаев попытался удержаться, обернулся к Сталину и хотел что-то добавить, но его тут же вытолкнули за дверь.
Как только дверь закрылась, Сталин, покосившись на Миронова, бросил Ягоде:
— Мудак!
Не заставляя себя специально просить, Миронов направился к выходу. Несколько минут спустя Ягода слегка приоткрыл дверь, чтобы вызвать Запорожца. Тот оставался наедине со Сталиным не более четверти часа. Выскочив из зловещей комнаты, он зашагал по коридору, даже не взглянув на Миронова, продолжавшего сидеть в приемной.
О допросе Сталиным Николаева существует множество легенд и домыслов. К их анализу и сопоставлению мы еще вернемся, а сейчас завершим цитирование интересующего нас фрагмента из «секретных пленок» Хрущева. Мне известно еще кое-что, — говорит Никита Сергеевич, рассказав о сцене допроса Николаева Сталиным. — Когда Сталин прибыл в Ленинград для расследования обстоятельств убийства Кирова, он приказал привести к нему на допрос комиссара, который был лично ответственным за охрану Кирова в тот день. (Речь идет о Борисове. — Н. З.) Грузовик, в котором его везли к Сталину, попал в аварию, комиссар погиб.
Значительно позже была предпринята попытка разыскать и расспросить людей, которые сопровождали комиссара. Всех их расстреляли. Я предложил поискать шофера. К счастью, он был жив. Он сказал нам, что авария вовсе не была серьезной — всего лишь небольшое столкновение. Однако он вспомнил, что слышал глухой звук удара в крытом кузове грузовика. Так прикончили комиссара.
Я не сомневаюсь, что за кулисами заговора действовал Сталин. Кирову удалось превратить партийную организацию Ленинграда в действенную, активную группу. Он был очень популярен, и удар по нему причинил бы боль партии и народу. Может быть, именно поэтому его выбрали в качестве жертвы. Его смерть послужила предлогом для того, чтобы встряхнуть всю страну, накалив тревогу среди людей до такой степени, чтобы они примирились с террором и позволили Сталину избавиться от неугодных и «врагов народа».
По свидетельству О. Г. Шатуновской, после рассылки членам Президиума ЦК докладной записки об обстоятельствах убийства Кирова и по другим процессам Хрущев распорядился положить все собранные материалы в архив. В ответ на ее возражения заявил:
— Нас сейчас не поймут. Мы вернемся к этому через пятнадцать лет.
Но осуществить обещанное ему не удалось — через два года он сам был смещен своими сподвижниками.
Еще до снятия его со всех постов ушла на пенсию Шатуновская. К ней стали приезжать бывшие ее свидетели, они рассказывали, что от них снова берут показания. Ольга Григорьевна поняла: идет переоценка выводов комиссии. И не ошиблась: к работе приступила новая комиссия — под руководством Пельше.
