«Перед своей честью…» — невольно повторил про себя офицер Корсо и посмотрел на небо. Ему было наплевать на этот референдум, итоги которого сегодня — одни, завтра — другие. Народная любовь как флюгер на ветру. Ее тоже можно подкупить. Или затуманить. Не подвержен колебаниям только истинный кабальеро, он разглядит солнце при любой видимости.
День был погожим, но не безоблачным. Солнце словно смеялось над неугомонными тучами, пронизывая их насквозь своими лучами. При этом оно не слепило в глаза, на него было приятно смотреть через этот естественный фильтр. Так же дело обстоит с восходами и закатами. Ими приятно любоваться. Но как только светило займет точку на своей полуденной орбите, оно не только палит, но и нещадно слепит.
Корсо наслаждался окружающим видом. Обзор с высоты птичьего полета умилял. Воображение выключается, когда сталкивается с совершенством. Но человек в том состоянии, в котором пребывал Корсо, не способен надолго остаться в плену восторга и умиления, ибо отыскивает в недрах собственного подсознания нечто более важное, чем сама жизнь…
Ми-8 шел с крейсерской скоростью над рекой Рио Чурун, вьющейся змеей среди джунглей. Он летел к радуге, выгнувшейся разноцветной подковой у падающей воды.
Лес оборвался. Перед взором предстали величественные скалы-тепуи, преграждающие путь в неизведанное… Эти магические барьеры, воздвигнутые по преданию самим сатаной, не преодолеть без хитрости. Корсо нашел брешь в неприступных скалах. Он устремился к лагуне, чтобы сделать свой последний маневр и вернуться к Адской горе. Там его «ласточка» развернется к водопаду, подлетит к нему и нырнет в арку радуги, которая и есть врата Света.
Пролетая над лагуной, пилот достал из кармана сиреневый мешочек. Он высыпал на ладонь горсть увесистых алмазов. Его доля… Он без сожаления бросил их вниз и вновь взялся за штурвал. Бортовые приборы зашкалило. Горючее находилось на исходе. Долететь бы до радуги…
— Мама, я видел, как вертолет пролетел под радугой и врезался в скалу! — кричал запыхавшийся мальчик, на всех парах примчавшийся с новостью в деревню.
Люди слышали взрыв. Бачо рассказал, что видел, маме и бабушке. Его повествование было по-детски сумбурным и чересчур эмоциональным:
— Вертолет сначала пролетел прямо над моим дворцом. Песочным дворцом. А потом пронесся сквозь радугу и вдребезги разбился о скалу. Все, кто там был, погибли, мама. После взрыва обломки упали вниз…
…Бесформенные куски обшивки фюзеляжа с грохотом упали в воду, к подножию Ауян Тепуя. Но останки пилота никто не найдет. Альберто Корсо реализовал свой хитроумный план, проникнув в параллельный мир сквозь неприступную стену… Он не взял в новую жизнь ничего, кроме чести. Он оказался по ту сторону света, не обремененный залоговыми обязательствами.
— Ложись спать, Бачо… — настоятельно потребовала Мерседес, когда история Бачо окончательно утомила, — И не думай о плохом.
Бачо покорился и скоро укрылся пледом в своей кровати, но когда мама пришла обнять его на ночь, он посмотрел на нее как-то по-взрослому загадочно, словно хотел сообщить что-то очень важное, но не знал с чего начать.
— Мама, я тоже сделал из древесной коры вертолет. Вот он. — Бачо показал свое незамысловатое изделие, достав его из-под подушки, и добавил, — Это военный вертолет. Я бомбил из него врагов. А вместо бомб я бросал в лужу камни… Иногда не очень большие — это когда я расстреливал их из пулеметов.
— Всех разбомбил и расстрелял? Вот и молодец. Поделом им. А теперь спать, завтра подробно расскажешь о своих подвигах…
— Один камушек попал прямо в каноэ… Прямо во флагманский каноэ с их боссом, — не унимался Бачо. — Только те камни, которыми швырялся я, не блестели так, как эти. Мне кажется, эти упали с неба, когда надо мной пролетал настоящий вертолет…
Бачо раскрыл свою ладонь. Мерседес увидела невероятно крупные стекляшки, очень напоминающие алмазы. Она видела такие, только гораздо меньшего размера, когда работала помощницей оценщика в ювелирном магазине.
— Мама… — почти шепотом произнес Бачо, — Обещай мне, что не будешь смеяться.
— Почему ты просишь?
— Просто в Каракасе мои бывшие друзья сказали, что мой папа был грабителем, и что его за это убили. Поэтому я с ними больше не дружу и совсем по ним не скучаю… Но здесь мне тоже не очень нравится. Даже бабушка мне не верит, что папа жив и скоро вернется. Мама, ведь это папа разбомбил всех врагов с моего вертолета. Не веришь?
— Верю, — ответила мама. — Спокойной ночи, сынок.
— Спокойной ночи, мама. Возьми, пожалуйста, эти камушки. Они такие красивые. Эх, если бы мы вернулись в Каракас, я наверняка смог бы обменять их на пару тюбиков с краской…
* * *
Джипы недаром увязли в розовом песке прямо на заброшенном пляже. Наемники хотели искупаться, а еще они ждали обещанного зрелища… Боевики с надеждой смотрели на генерала, уверенные, что сеньор пребывает в отличном расположении духа. Еще бы — операция прошла успешно. Цель уничтожена и потери минимальны. Двое убитых и ветхая посудина советского производства с гудящим как трактор хвостовым пропеллером. Если дон Кальдерон пожелает — ему из Штатов тут же доставят звено новехоньких «Апачей».
— Дон Диего, неужели вы и впрямь пойдете на поводу у своих головорезов и устроите это первобытное зрелище? — недоумевающее посмотрела на него мисс Браун.
— Только не стройте из себя гуманистку, — одобрительно кивнул колумбийцам генерал, и парни с радостью вывалили русских на песок, приступив огораживать территорию для санкционированного гладиаторского ристалища.
Ограждение оказалось зловещим — растяжки с гранатами по всему периметру. Русских поставили в противоположных углах. В центре круга положили автомат Калашникова. Один на двоих. «Ринг анонсером» и «рефери» в одном лице выступил единственный из боевиков, кто знал по-русски слово «Вперед!» Он показал жестами правила поединка. Сперва Шраму, затем Аслану. Правила были простые. Надо было добежать до автомата и выстрелить в соперника в упор. Оставшегося в живых обещали отпустить на все четыре стороны. Таков был приз.
Боевики устроились на капотах и крышах джипов, взяв русских на мушку, на всякий случай. Мисс Браун с доном Кальдероном не стали исключением, любопытство превратило их в зрителей.
— Вот и хорошо, — дон Диего поднес спичку к сигарете мисс Браун, и она с удовольствием затянулась, — Вам не идет маска филантропа. Можно подумать — это я придумал перебить мирных белорусов! А с вашим президентом соперничать в кровожадности смог бы только колумбийский Эскобар. Но его уже давно нет на белом свете.
— Делайте, как знаете. Потешьте низменные инстинкты своего отребья, — выпустила дым американка.
— Узнаю вас. Сначала вы толкаете на преступление и оправдываете любые беззакония, но как только дело сделано — вы вновь вспоминаете о своей демократии. Это отребье, между прочим, из бывших «парамилитарес». Тех самых, которых вы бросили на произвол судьбы, как только поняли, что они сделали всю грязную работу. А ведь они могли бы сделать еще много чего полезного, если бы им просто сказали «грасиас».
— Давайте лучше побыстрее покончим со всем этим! — мисс Браун открыла люк на крыше джипа и высунулась из него по грудь, — Мы все равно планировали покончить с русскими. Просто я думала, что это случится без театрализованных представлений. Без лишнего шума. Заурядная ликвидация заказчиком исполнителей и все…
«А сама вылезла поглазеть», — подумал генерал, отрезал гильотинкой кончик доминиканской сигары и поднес к ней спичку.
— К чему это притворство. Назовем вещи своими именами. Вы представляете империю. Подобную Риму. Патриции умели устраивать для себя зрелища, предаваться оргиям и наслаждаться смертью… себе подобных, — генерал вышел из машины, и ему вынесли шезлонг.
— Тогда кто вы, дон Диего? — спросила мисс Браун с высоты люка.
— Я всего лишь вассал Рима… — ответил он, после чего упал в кресло и выпустил кольцо сигарного дыма. — Но меня это устраивает…