В случае чего всегда можно было дать отповедь на любые возможные вопросы коллег по спецслужбе. К тому же, надзор за лидерами оппозиции входил в его обязанности. И кому, скажите на милость, как не ему, следить за Кальдероном? Кто бы справился с подобной задачей лучше него? Да никто. Все боялись Кальдерона. Его политический вес и влияние были такими же безоговорочными, как его мстительность и коварство… Он через многое прошел и был способен переступить любую черту. Искушенность и решимость — насколько эти качества предпочтительнее простодушия и скованности… Для политика — на сто процентов. И лишь Господь взвешивает души. Спрос со знающих многократно требовательнее. Все считали, что дон Кальдерон так смел именно потому, что знает слишком много…

Дон Альберто тоже так думал. Он боялся генерала, но все же доверял ему, ибо не мог не доверять человеку, за плечами которого люди видели историю. Для народа Кальдерон был хоть и опальным, но чавистом, ведь еще в начале 80-ых Чавес, Кальдерон и еще несколько их сторонников с левацкими взглядами основали нелегальный союз «Комакате»,[21] который затем перерос в Революционное Боливарианское Движение.

Потом в стране разразился небывалый кризис, сопровождающийся объявлением чрезвычайного положения и массовыми расстрелами восставших бедняков. Бедный люд протестовал против повышения цен, отмены субсидий и приватизации иностранцами государственных корпораций. Чавес принял сторону восставших. Что касается Кальдерона, то он тогда предпочел не высовываться и не рисковать военной карьерой. Кто-кто, а Альберто не осуждал своего покровителя за малодушие, ведь случись все иначе — служебному продвижению офицера Корсо некому бы было содействовать.

Вскоре беспорядки были жестоко подавлены отрядами карателей. Городские свалки засмердели человеческими трупами. Более 3000 убитых граждан в столкновениях с регулярными армейскими частями, сотни массовых захоронений, тысячи раненых и оставшихся без крова — таковым был печальный итог восстания. Западная пресса приклеила тем событиям ярлык массовых грабежей и погромов, оправдывая бойню, развязанную хунтой. В Венесуэле потопленное в крови восстание полуголодных обитателей нищих кварталов, уставших терпеть притеснения и не видевших иного способа заявить о своих правах, кроме как выйти на улицу, называют Caracazо.

В 1992-ом чависты отважились на путч. И тогда Кальдерон тоже остался в стороне, соблазненный хорошей должностью. Чависты проиграли. Но проигрыш, как часто бывает в экстремальной политике, обернулся победой. Чавес стал широко известен в народе. Повторив судьбу своего кумира Фиделя Кастро, после очередных президентских выборов он вышел из тюрьмы по амнистии, увенчанный ореолом защитника бедняков. Именно в этот момент Кальдерон напомнил о себе, встретив в числе верных соратников выходящего из застенков «друга».

Выиграв выборы в 98-ом, Чавес поклялся на «умирающей конституции», что вернет страну тем, кому она никогда не принадлежала — венесуэльцам. Во время инаугурации Кальдерон, к тому времени уже получивший генеральские погоны, стоял по правую руку от приносящего присягу президента. Но даже тогда звездный час генерала еще не пробил…

Спустя некоторое время Диего Кальдерон представил офицера Корсо президенту. И Альберто получил свою работу.

…Самым серьезным испытанием для новой власти стала попытка государственного переворота в 2002-ом. Именно в те дни имя Диего Кальдерона, выступившего против мятежников-коллаборационистов, стало широко известно.

Циники утверждают: скромность — прямой путь к забвению. Фраза стала крылатой, но вряд ли она отражает суть истинной популярности. Народ легко может забыть вынырнувших из мутной воды героев, включая истинных, если они не напоминают о себе. Но так же легко люди пресыщаются героическими образами или вечно живущими в телевизоре персонажами, если те светятся на экранах по поводу и без него… Диего Кальдерону забвение не грозило. Он обладал редкой способностью выходить из тени лишь в наиболее перспективное для паблисити время.

Он никогда не надоедал зрителю, так как был интересен, самостоятелен и могущественен… Отсутствие харизмы уровня Чавеса компенсировалось аристократическим лоском, холеностью наследника латифундии и военной выправкой. Невооруженным взглядом в образе дона Кальдерона читалась возможность добыть деньги на любой проект. Политический, экономический, медийный…

Что для дона Кальдерона горстка алмазов? Ничто… Даже неудобно обращаться к нему с таким пустяком. Можно было попросить об одолжении торговцев колумбийскими и венесуэльскими изумрудами, которые без труда взяли бы на свой борт неучтенные камушки и выгодно продали бы их на Тель-Авивской бирже. Есть там один Ицык. Дон Альберто как-то помог еврею с просроченной визой. Но ведь на это потребуется немало времени. А сеньор Кальдерон здесь. В шаговой доступности. Дельце плевое. Альберто был уверен, что выручит хорошие деньги за алмазы друга Анхеля, а главное, что провернет это быстро. Денек-другой, не больше. Вот почему Альберто Корсо явился к дону Кальдерону…

Альберто высыпал камни на стол в гостиной сеньора Кальдерона, когда они остались тет-а-тет.

— Ты же не думаешь, что я готов купить их прямо сейчас? — лукавый прищур генерала вернул офицера Корсо к реальности.

— Конечно нет, дон Диего. Я все прекрасно понимаю. Если для Вас это обременительно, я обращусь к кому-нибудь другому… Просто я подумал, что сейчас, когда в стране галопирует инфляция, алмазы — самое надежное вложение капитала… — изложил он причину своего обращения к генералу.

— Стало быть, ты действуешь в моих интересах? — почесав подбородок, генерал смерил визитера недоверчивым взглядом.

— По-моему, я уже не раз доказывал Вам свою искреннюю признательность, — заверил Корсо.

— Признательность — да, но я предпочитаю преданность, — не стал скрывать дон Кальдерон.

— Да, но преданность долгу для меня почти равна верности в дружбе.

— Почти? И что же для тебя превыше?

— Превыше всего — честь…

— Это слова кадрового офицера. О’k, амиго, я помогу тебе и в этот раз. Наши долги сведут нас в могилу, но лучше платить по ним, иначе в могилу сведут люди, которым мы должны…

— Я бы не хотел, чтобы моя просьба воспринималась, как выполнение долга, дон Диего.

— Считай это дружеской услугой.

— Так думать приятнее, — Альберто собрался откланяться, но что-то заставило его спросить, — Дон Диего, надеюсь, о нашем разговоре с глазу на глаз никто не узнает?

— Меня ли предупреждать… — понимающе изрек генерал.

— Здесь только часть камней, — сказал Альберто на прощание, — Не спрашивайте меня об их происхождении…

— Адьос, амиго, сегодня в Венесуэле никого не интересует происхождение…

Заведя с пол-оборота свой мотоцикл, дон Альберто запрыгнул на него, словно ковбой Мальборо на гнедого жеребца и помчался в офис, что находился напротив президентского дворца. Надо было дать инструкции ребятам по организации охраны белорусских нефтяников, прибывающих в Каракас на следующей неделе…