Бумажные боливары и кредитная карта «Виза» Сбербанка России их не впечатлили, как, впрочем, и карта ВТБ-24. Фурор произвела салатовая купюра в сто евро! Она была бесцеремонно изъята, на что я ответил русским матом и угрозой расправы с привлечением независимых журналистов — благо я знал слово «периодиста»,[18] и имя Уго Чавеса.

Они мне не поверили, продолжая хвататься за рукоятки своих пистолетов и дотрагиваться до моей цепочки. Делали они это ровно до тех пор, пока в непосредственной близости не затормозили трое мотоциклистов.

Ребята выглядели угрожающе круто. Они были экипированы в пятнистые обтягивающие комбезы и вооружены компактными автоматами. То ли израильскими «узи», то ли «кипарисами» российского производства. Легкие бронежилеты и стальные кони делали их похожими на «коммандос». Старший, седовласый метис, был по «гражданке», с ламинированным бэйджиком на груди. Мои обидчики сразу признали в нем начальство, и нехотя повинуясь, доложили обстановку.

— Подозрительный тип. Говорит, что русский, а похож на пуэрториканца… Или на колумбийца. Русские же — они все светлые и голубоглазые, и нос у них картошкой… Пугает журналистами, — доказывали постовые мотоциклисту, видимо сотруднику венесуэльской спецслужбы, — Может его заслали. Мы четко следуем инструкции, обыскиваем иностранцев на предмет наличия оружия, наркотиков и запрещенной литературы.

— Это не ваша прерогатива, — остановил их главный, — Ваша задача — пресекать противоправные действия со стороны местных бандитов, а в случае несанкционированных сборищ — сразу оповещать свое начальство. Одинокие прогуливающиеся туристы — не ваша забота.

— Но у него нет с собой паспорта!

— Я с этим разберусь, — бросил он напоследок и пригласил меня на заднее сиденье своего мотоцикла.

— Я никуда с Вами не поеду, — отказался я по-русски, — Мне надо в отель «Каракас Хилтон».

— Спешите в номер 242? — поразил он меня своей информированностью и знанием моего родного языка, — Не затем ли, чтобы проверить — не украл ли кто сиреневый мешочек с ангольскими алмазами? Вот этот.

После того, как мне продемонстрировали извлеченный из моего закодированного сейфа знакомый чехол с незадекларированным наполнением, я понял — пререкание с людьми, которым не требуется ордер судьи для проникновения в частные апартаменты, не имеет смысла. Я даже забыл об отобранных у меня несколькими минутами раньше ста евро.

Пришлось потрястись на заднем сидении рычащего на пешеходов и сигналящего стоящим в пробках автомобилям мотоцикла. А еще выслушать ряд наставлений из школы выживания иностранных туристов в городе боливарианской революции. Управляющий байком седовласый рулевой из «сикуритад» оказался даже чересчур разговорчивым. При этом общался он на довольно сносном русском, раскладывая на пальцах особенности текущего момента:

— После восьми на улицу не суйся. А-то чик… — он выразительно провел острием ладони по горлу, — Оппозиция пытается дестабилизировать обстановку. Они спровоцировали войну банд из разных гетто. И не вздумай никого пугать журналистами — большинство из них на службе у опальных олигархов. Чавес только что закрыл самый влиятельный оппозиционный телеканал и собирается закрыть еще один. На площадях митинги, на нефтеперерабатывающих заводах — забастовки, которые спланированы бывшими собственниками нефтяной отрасли. Мы теряем очки, потому что действуем как наши противники, когда власть была у них — вынуждены разгонять демонстрантов резиновыми пулями и слезоточивым газом. Они навязали нам свои правила игры. Только сегодня обезврежены несколько групп колумбийских «парамилитарес», засланных в Венесуэлу для диверсий и политических убийств. Так что с экскурсиями придется повременить. Полиция тебе не поможет — не так давно она тоже была оплотом оппозиции, пока мы их не прижали…

— Кто это — вы? — наивно спросил я.

— Бедняки, армия, Чавес. Те, кто совершил нашу революцию. Те, кто был никем, но стал всем. Те, кто уверен, что нефть принадлежит не кучке нуворишей, а всем венесуэльцам! — сверкнув глазами, ответил мой собеседник словами, похожими на заклинание фанатика.

— А мои камушки теперь тоже принадлежат всем венесуэльцам? — усмехнулся я.

— Они изначально не твои.

— А чьи?

— Они принадлежали одному моему другу, которого я любил как родного брата. Эти алмазы дал тебе дон Анхель.

— Так Вы…

— Дон Альберто.

— А почему Вы говорите о доне Анхеле в прошедшем времени?

— Несколько часов назад его убили. Мне сообщили об этом коллеги из кубинского ГРУ. На месте преступления обнаружен труп одного из убийц. Кубинские разведчики уверены, что это иностранец. Человек из России. Мне почему-то кажется, что он приехал в Гавану не для того, чтобы расправиться с престарелым доном Анхелем. Киллеры явились в Гавану за тобой. И ты мне расскажешь, что ты натворил у себя в России, что от рук наемных убийц погибли мои близкие в Гаване…

Тот ужас, что произошел в Гаване, и о котором я узнал из уст дона Альберто, профессионального военного, соратника Чавеса и близкого друга моего убитого тестя, мог выбить из колеи даже не особо впечатлительных. Для меня же шокирующие подробности гаванской трагедии были явным перебором. После таких известий впору было завыть волком. Сдерживало лишь то, что моим врагам понравился бы эмоциональный срыв паникующей от беспомощности «мишени».

То, что случилось на Кубе, бесспорно, являлось продолжением московской разборки, учиненной Гараевым. В ней погиб Валико. Черед дошел и до людей, которые жили далеко от Москвы, но пути которых пересеклись когда-то с моими тернистыми исканиями земного рая. И хотя я точно знал, что искать Эдем в пределах МКАД — никчемная затея, я не мог предположить, что калье гаванских пригородов так же способны спустить заблудшего путника в преисподнюю.

…Дон Анхель с возрастом утерял профессиональный нюх. Он оказался не столь дальновидным, когда предположил, что гости из России будут дезориентированы чернокожими хинетеро. Совсем наоборот, сутенер привел их прямо к цели, к его дочери, моей гипотетической супруге с девственным именем Юния.

Несостоявшаяся мать моих детей с подругами вытанцовывала реггетон в клубе «Ла Пунтийа». Как раз в тот момент, когда шустрый гид, сменивший свое немодное имя Реэлвис на звездное Элвис, привел на дискотеку русских. Русские, из которых один родился в столице Мордовии Саранске, а двое других являлись выходцами уважаемого чеченского тейпа, сразу отметили в толпе трех стройных девушек. Переговоры длились недолго. За сто пятьдесят «песо конвертибле» три молодки, включая Юнию, повезли русских в «мой» дом с террасой и гамаком в пригороде Гуанабо. За приличную «кассу» Юния содрала с туристов еще семьдесят пять песо.

Все шло по обыкновению незамысловато. Обычно для местных путан. Они, не теряя драгоценного времени, разделились с кавалерами на пары и рассредоточились по уютным комнатам. Однако, неожиданная находка молодого вайнаха перевернула все с ног на голову. Чеченец выскочил из комнаты словно ошпаренный, позабыв даже о неудовлетворенной похоти. В руках он держал свадебную фотографию.

Дело в том, что все в нашем скороспелом браке с кубинской красоткой Юнией было фиктивным. Все, кроме свадьбы. Я, как педантичный ивент-организатор и дотошный церемониймейстер, не мог допустить, чтобы моя, пусть даже не совсем настоящая невеста встала под венец в дешевом платье и без фаты. Мое эстетическое рвение добросовестно зафиксировал сам дон Анхель, сэкономивший деньги, выделенные на фотографа. Он сфотографировал нас с Юнией на ступеньках гаванского Капитолия.

— Сдается мне, ты знаешь что-то, что и нам хотелось бы узнать, — спросил главарь у моей невесты. Переводчик нашелся быстро. Эту роль взял на себя покорно дожидающийся своих дивидендов за сводничество чернокожий хинетеро. — Кто это?

— Это мой муж, — честно ответила Юния.