Достиг кромки пояса северо-восточных пассатов и весело готовился к последнему рейсу по их царству. В полдень отметил новый великолепный переход в 180 миль. Клубок саргассовых водорослей зацепился за весло автоматического рулевого управления; пришлось ломать голову, как от него избавиться. Вода так сильно прижимала водоросли, что не хватало силы оттолкнуть их багром. Решил заняться этим позже, если водоросли не отцепятся сами.

“Джипси мот” снова принялась за свои проклятые штучки: либо катилась под ветер, либо рыскала к ветру и останавливалась, как вкопанная. В 21.00 записал в вахтенном журнале:

“Черт возьми! Уже с 16.00 только и делаю, что меняю Галсы. После ленча собрался было поспать. До этого яхта шла превосходно, но, как только я забрался в койку, пять раз рыскала к ветру и готова была остановиться, как скованная, если бы я этому не мешал. Пришлось тянуть шкоты и т. п., а теперь не мудрено, что локоть отчаянно разболелся”.

Ночью встал, чтобы отыскать кодеин, так как рука не давала спать. Прочел главу из книги моего старого приятеля Генри Уильямсона “Бобер Тарка”. Читая о том, как охотники преследовали Тарку, я так увлекся, как будто впервые раскрыл эту книгу.

К полудню 6 мая суточный переход составил 175 миль. После полудня вышел из зоны пассатов. Они сопутствовали мне дольше, чем я ожидал, и яхта оказалась на 200 миль западнее апрельского курса клиперов. Думается, что клипера выжидали, пока стихнут северо-восточные пассаты, прежде чем поворачивать на север. За последние восемь дней “Джипси мот” сделала 1416,5 мили, преимущественно по прямой линии. Это составляет 177 миль в сутки при средней скорости 7,4 узла.[20]

Считаю, что плавание в пассатах было самым легким за весь переход, и к тому же меня баловала чудесная погода.

Чтобы добиться нужного курса при почти полном штиле, начал заниматься бесконечными поворотами фордевинд, перестановкой парусов и регулированием автопилота. Яхта время от времени делала самопроизвольный поворот оверштаг и закидывала все паруса назад. Работа эта скучная и утомительная, зато погода стояла просто прелесть. Сидя в кокпите, любовался солнцем, которое погружалось в мерно вздымавшийся гладкий как зеркало океан. Ничего лучшего и не пожелаешь! Включил магнитофон и слушал музыку Равеля и Гершвина.

Седьмого мая меня приветствовал “Эссо Винчестер”, первое судно, повстречавшееся после мыса Горн. К моему негодованию, первый контакт с людьми вызвал во мне трепет. Но ведь три месяца одиночества — это сильное испытание. Поведение человека остается прежним, но чувства его на время меняются. Красота и величие природы предстают во весь рост, как сквозь увеличительное стекло, и жизнь кажется наполненной до краев. А отдаться такой жизни — это значит совершить все, на что ты способен по своей физической и моральной подготовке, используя одновременно преимущества развитого человеческого мозга.

При полном штиле едва тащился, делая 2 узла, а то и меньше, но меня это не волновало. Чувствовал, что, когда плавание подойдет к концу, буду испытывать странную грусть. Яхта пробивалась через сплошные заросли или отдельные островки желто-бурых саргассовых водорослей. Они наматывались на весло автоматического рулевого устройства и сбивали яхту с курса. Эти проклятые водоросли причиняли немало хлопот. Мне удалось освободить весло от большой охапки намотавшихся на него раньше растений, но вместо них повисли другие. Стоило только очистить весло, как на нем тотчас скоплялось еще больше водорослей. Они замедляли ход яхты и затрудняли управление ею.

10 мая решил испытать новое ветровое крыло, которое в качестве запасного держал в форпике. Очень большой люфт и игра в сильно расширившихся отверстиях для болтов, видимо, были причиной плохой работы рулевого устройства. Провозился все утро, и должен признаться, дело это хитрое! Большие ветровые крылья весьма коварное устройство: их трудно менять в открытом море. Достаточно одного порыва ветра — и крыло моментально вырвется из ваших рук и улетит. Но мне сопутствовала удача. Море было спокойным, дул легкий бриз, и никаких неприятных неожиданностей не произошло. К полдню поставил новое ветровое крыло, оснастил его и выверил. Как будто все обстояло благополучно. В полдень вдали за кормой увидел еще один пароход. Он шел, насколько я могу судить, по курсу ост-тень-норд. Записал в журнале: “Честное слово, движение в океане становится, как на Пикадилли”. Вечером внес еще одну запись: “Наконец с автопилотом полный порядок. Никаких неприятностей с тех пор, как сменил крыло, хотя несколько раз наступал полный штиль. Пожалуй, старое крыло вместе с противовесом и еще добавочным деревом, поставленным при ремонте в Сиднее, было слишком тяжелым. К тому же отверстия в деревянных частях сильно разработались, и крыло, видимо, значительно отклонялось, прежде чем прийти в действие. Болты, проходящие сквозь вал, так износились, что стали не толще спичек. Они тотчас переломились, когда я начал вытаскивать их из деревянной рамы. До Плимута остается 2164 мили. Стыдно, что расхвастался по поводу большого восьмидневного перехода. Любой старый моряк подтвердит, что Нептун не даст так легко и безнаказанно сыграть с ним подобную шутку. В самом деле, результат за последние четверо суток только 310,5 мили, и вдобавок еще не в том направлении, куда нужно. Почти все время мертвый штиль, и конца ему не видно!”

Одиннадцатого мая погода не изменилась. На утренней заре океан походил на лоснящуюся, жирную шкуру гигантского чудовища, под которой таилась и пульсировала жизнь. Позже увидел ветровую рябь на воде, и “Джипси мот” некоторое время шла со скоростью 5 узлов. Но ветер точно издевался надо мной. Я сделал поворот оверштаг и пошел на восток, а он гнался за мной по кругу, пока яхта не повернула носом на юг. Снова сделал поворот оверштаг на север, но ветер отошел и отклонил яхту на северо-запад.

Рука продолжала сильно болеть. Я не люблю принимать лекарства, но этой ночью сдался и снова прибегнул к кодеину. Поразительно, кодеин не только почти немедленно снял боль в ту ночь, но и на следующее утро мне было легче.

Поднялся поздно, так как ночью почти каждый час вставал, чтобы поправить паруса, но тут же взялся еще за одну очень важную работу по наладке автопилота: поставил новые вкладыши в больший, из двух подшипников продольного горизонтального вала. Чтобы это сделать, нужно было разобрать все рулевое устройство и, что труднее всего, снять рулевое весло. Мои австралийские друзья, которые его ремонтировали, подогнали все втугую. Кроме того, деревянные части разбухли, и я никак не мог вытащить весло, пока не снял долотом слой дерева. Работать на весу за кормой было нелегко, приходилось действовать на ощупь. В конце концов я с этим справился, и дальше все пошло как по маслу. Но, боже мой, каких трудов стоило поднимать все эти тяжеленные вещи! К счастью, стоял полный штиль, и это было мне на руку. Перебрал все остальные части рулевого устройства и рассчитывал теперь на хорошие результаты.

Ночью записал в журнал!

“Робкий месяц снова лежит на спине под Венерой, что-то с ним не ладится.[21] Волшебная ночь. Полярная звезда с каждой ночью поднимается все выше и выше по небосклону. С музыкой, да еще с недопитой бутылкой баккарди в придачу эти часы можно отнести к самым приятным за мое плавание”.

Руке становилось все хуже. К 14 мая опухоль на локте покраснела и стала блестящей, как огромный чирей или ожог: она достигла 3 дюймов в длину, 1,5 дюйма в ширину и была твердой, как кость. Дважды прикладывал арнику, но раздражение только усиливалось. Все же эту ночь провел без болеутоляющих средств. Становилось легче, когда подвешивал руку к борту койки. В полдень теплоход “Миссури” (порт приписки Нью-Йорк) свернул со своего пути, чтобы взглянуть на “Джипси мот”, и мы обменялись гудками. Я выжидал затишья, чтобы поставить большой генуэзский парус, и поднял его, как только теплоход ушел.