День катился к вечеру, я слегка проголодался и закусил тремя ломтиками хлеба с маслом и мармеладом. Хлеб порядочно заплесневел, но эта твердая пища прошла хорошо. В журнале появилась жизнерадостная запись: “В 18.20 вызвал рацию Сиднея. Поведал Шейле всю историю”.

Радиобеседа с женой много для меня значила. Шейла, как всегда, была спокойна и уверена в успехе. Она ни на секунду не усомнилась в моей решимости продолжить плавание. Еще раз подтвердил, что не нуждаюсь в помощи. Шейла была огорчена, что на нашей красивой и чистой, как картинка, яхте царит такой беспорядок. Ей можно было рассказать все подробности: она отлично знала, где и что лежит. Помнится, сообщил ей даже об ужасной вони, как от скотской мочи или прокисшего пива, которая исходила от размокших таблеток витамина, прилипших к подволоке. Заверил Шейлу, что на борту есть в запасе почти все необходимое для замены утраченного и что со временем я наведу чистоту и порядок. Разговор с женой влил в меня новые силы.

В адмиралтейских наставлениях мореплавателям на судах с прямым парусным вооружением настойчиво подчеркивается, что парусники, возвращающиеся из Сиднея в Англию вокруг мыса Горн, должны независимо от ветров держать на юго-восток, чтобы пройти южнее Новой Зеландии. Такой была и дорога клиперов. На картах в моей книге “По пути клиперов” показан курс, проходящий южнее Новой Зеландии, и его самый северный вариант через пролив Кука между островами Северный и Южный. Но в том положении, в котором я оказался после аварии, для меня решающее значение приобрели иные соображения. Идти на юг значило пробиваться против встречного ветра. Мне это совсем не улыбалось, особенно с таким хаосом на борту, который требовал многих дней уборки. Каюта все еще была завалена консервными банками и другими припасами. Когда расчищаешь от них проходы, лучше вести яхту на ровном киле. Поэтому если брался за расчистку завалов, то держал на северо-восток, избегая сильного крена. Решил придерживаться этого курса и обогнуть Новую Зеландию с севера, а не с юга. Такое плавание, соображал я, должно быть более легким, а погода — мягче и теплее. Что касается уборки, сортировки, переупаковки и инвентаризации провианта, рассчитанного на шестимесячное плавание, то для выполнения этой работы необходимы самые спокойные условия. Это же относится к ремонту повреждений в кокпите, откуда вода лилась прямо на койку. Недоедание (ведь практически я почти ничего не ел после Сиднея), морская болезнь и постоянная тошнота довели меня до изнурения, но постепенно мне становилось лучше, а огромный объем работы, которую предстояло выполнить, одновременно беспокоил и помогал вновь обрести присутствие духа. Продолжало штормить, но утром в среду 1 февраля я все же повел яхту вперед под триселем и рабочим кливером. Высвободил из бортовой сетки на баке поломанный штатив фотокамеры, а из такелажа — застрявший в нем багор. Все еще буйствовал сильный шторм, но появилось солнце, и на душе повеселело. Работал я медленно, часто теряя равновесие. Приписываю это слабости, вызванной недоеданием.

К полудню отставил все дела и отлично позавтракал кофе и тостами с мармеладом. Правда, по неосторожности довольно сильно обварил руку и ногу кипящим кофе. Вина была моя: пытался отрезать тост на качающемся столике, а рядом поставил кружку с кофе. Присыпал ожоги содой и поздравил себя с тем, что могло быть хуже. После завтрака вздремнул.

В 13.30 пробудился от глубокого сна. Мне снилось и очень живо, будто я открыл лавочку в Багдаде. Даже пробудившись, я несколько мгновений все еще не мог избавиться от мысли, что нахожусь в этом сказочном городе, но пришлось вернуться к действительности на “Джипси мот”, встать и приняться за работу. Смазал четыре небольших пореза на правой ладони и ожоги на той же руке. Пока занимался самоврачеванием, размышлял о том, почему всегда достается одной правой руке, а левая остается здоровехонькой. После сна почувствовал себя гораздо лучше и взялся за работу, которую считал самой неприятной из всей груды дел, стоявших передо мной. Стал налаживать тормоз на валу гребного винта, который снова начал вращаться, ремонтировать запорный клапан на выхлопной трубе, стоявший открытым. Ведь если бы вода попала в мотор через неисправный запорный клапан, то зарядить батареи, видимо, больше не удалось бы. Терпеть не могу оба этих занятия! Регулировать выхлопной клапан приходится, лежа на животе и вытянув руки выше головы. Починка тормозной муфты означает такое же акробатическое упражнение головой вниз, с ногами, закинутыми на мотор.

Вал быстро вращался, когда яхта шла под парусами. Меня предупреждали, еще до отплытия из Англии, что необходимо прекратить вращение вала, и я много думал, как лучше всего это сделать. Прежде всего я протиснулся между мотором и своей койкой и сумел временно остановить вал. Теперь надо было добраться до другой стороны мотора, но я боялся лечь на вал: он может внезапно закрутиться и намотать мою одежду. Тогда меня так бы прикрутило, что вырваться вряд ли удалось бы. Наконец прополз к правой стороне мотора через кормовой люк и все сделал. Гаечный трехдюймовый ключ и универсальные клещи, которые мне дали в Сиднее, помогли легче справиться и с выхлопным клапаном и с валом. Но все же я проработал вниз головой в течение 1 часа 40 минут.

Ветер, казалось, начал понемногу стихать, хотя скорость его все еще доходила до 30–40 узлов. Хотел было прибавить парусов, но передумал и продолжал приборку. Не прочь был отдохнуть, но сознавал, что настоящий моряк должен поскорее привести все в порядок на случай, если снова заштормит. Трудно было решить, с чего начать. Бутылки, консервные банки и мешки с фруктами вылетели из своих отделений под каютной койкой, до того как она развалилась. Семь больших запаянных кубических банок с продовольствием, которые были уложены на другой койке, сбросило в общую кучу у левого борта. Крышки у них отлетели, а содержимое разлетелось вокруг. У левого борта стояло 16 таких же банок с продовольствием; они тоже открылись, а жидкость из них вытекла на овощи и фрукты, оказавшиеся внизу. Начал с правого борта и проработал два с половиной часа, приводя в порядок и укладывая продовольствие в ящики под койкой, в три рундука и три диванных ящика. Мне попалось под руку с полдюжины испорченных яблок и лимонов. Хорошо, что это обнаружилось теперь и их можно было выбросить, пока они не заразили остальные. Весь хлеб заплесневел, и надо было его снова пропечь. Но, решив, что для одного дня с меня достаточно, я улегся спать.

На следующее утро, 2 февраля, определение по солнцу показало, что яхта находится всего в 124 милях от Сиднея. Итак, я поставил рекорд тихого хода! Метеорологи обещали постепенное улучшение состояния моря и юго-восточный ветер. Это было все же лучше встречного, дувшего прямо в лоб. Пока ничего не оставалось, как продолжить уборку.

Взялся за груду у левого борта каюты, где работать сложнее, чем у правого, так как крен на левый борт составляет примерно 35°, Поднимать вещи и ставить их на место при таком крене очень трудно. Приходилось сначала сдвигать все в сторону, чтобы освободить рабочую площадку, и лишь после этого приниматься за укладку. Некоторые банки были довольно тяжелыми; одна из них с мукой весила 15 фунтов. Разбираться в куче продуктов и других запасов — это своеобразная лотерея, и интересные находки поддерживали мою энергию. Я отыскал яйца, упакованные в контейнер из пенопластика, и был поражен, что разбилось только два из них. Но и это доставило массу хлопот. Что же было бы, если бы разбились все яйца? Я поработал на славу: не только беспорядок заметно уменьшился, но, что важнее, яйца остались целыми. А яйца для меня самая ценная пища, и я очень страдал на пути в Австралию, после того как пришлось их выбросить за борт из-за порчи.

В 20 качков откачал всю трюмную воду и почувствовал огромное облегчение. Но в форпике, куда вода попадает через щели в палубе, ее пришлось удалять сифоном, при помощи длинной трубы.