Бенгельская область высокого давления, или как там она еще называется, обещала медленный ход, но зато позволяла хорошенько выспаться. После глубокого сна почувствовал себя свежим, бодрым, готовым на любую работу. Дочиста отскреб печь, подмел в камбузе, вывесил все полотенца и кухонные тряпки проветриваться на воздухе. В один прекрасный день даже приготовил себе на обед паточный пудинг. Это был законсервированный в банке полуфабрикат, который надо было варить целых 40 минут. Как мне ни хотелось поскорее отведать его, я стойко выдержал положенный срок, а затем разом покончил с пудингом и большим количеством золотистого сиропа. Обжорство не всегда благополучно сходит с рук. На следующий день после пудингового пиршества пообедал гораздо скромнее, ограничившись ломтем хлеба с вареньем. И как раз посредине обеда, когда мой нож был воткнут в хлеб, подул ветер; бей в барабан, кричи ура! Не успел я выскочить в кокпит, как “Джипси мот” повернула назад. Пришлось сделать поворот оверштаг и идти на запад, но потом я справился с яхтой и сумел лечь на нужный курс. Мой скромный обед в этот день затянулся надолго!

Кончились мои опасения, что не хватит воды, и горел электрический свет, которым я опять пользовался после починки генератора, — было от чего прийти в оптимистическое настроение. “Джипси мот”, кажется, тоже заразилась оптимизмом, и, закончив худшую неделю плавания, мы наконец пересекли 40° ю. ш. “Ревущие сороковые” если пока еще и не ревели, то, во всяком случае, уже начинали ворчать. Пришло время “сворачивать влево” для 7000-мильного восточного отшествия по пути клиперов. Это одно из длиннейших в мире плаваний под парусами — 7000 миль по прямой, на одном румбе. На земном шаре не так уж много мест, где это можно проделать.

Обрабатывая данные обсервации, в полдень 18 октября установил, что уже порядочно перевалил за половину пути в Австралию. Пройдено 7300 миль, то есть до Сиднея оставалось 6570 миль. Словно в честь моего достижения погода изменилась, как по мановению волшебной палочки. Сплошные низкие, хмурые тучи рассеялись, засияло ярко-голубое ясное небо, заискрилось более темное синее море. Но солнечная погода не избавила меня от работы. Много мучений доставляли раксы: они то и дело отстегивались, и приходилось спускать большой генуэзский стаксель, чтобы снова надеть их на штаг. Все же я был вынужден отложить эту работу, оставив парус спущенным. Как раз, когда раксы начали сами по себе отдаваться, я замесил тесто, и надо было поскорее испечь хлеб, пока оно не сядет. Поставил хлеб в духовку, а сам поднялся на палубу. Сменил большой генуэзский стаксель на 300-футовый кливер, причем яхта выиграла в ходе. Ветер менял направление, и я убрал бизань-стаксель, чтобы идти круче к ветру. Когда спускал парус, меня чуть не сбило с ног. Поразительно, как коварно подкрадывается ветер!

Вокруг летали тысячи серебристых качурок. Прелестные птицы — серебристо-белые снизу и светло-серые со спинки. Стремительно, подобно ласточкам, они проносятся над волнами. Ни разу не видел, чтобы они подхватили что-то из воды, но в море наверняка должна быть для них пища. Качурки не обращали никакого внимания на “Джипси мот”, возможно, принимая ее за невероятно медлительную и неуклюжую птицу. Косяк бурых дельфинов резвился перед носом судна, пока я возился с парусами. Но в снастях стукнуло, когда бизань-стаксель пошел вниз, и они мгновенно исчезли.

Все паруса были поставлены в наивыгоднейшее положение, и “Джипси мот” отлично шла в крутой бейдевинд. Чудесное плавание в солнечный денек и дивный вечер, пришедший ему на смену! Все паруса и блоки, казалось, погрузились в дрему; впервые за многие дни слух не резала немолчная какофония скрипящих блоков и хлопающих парусов. Яхта шла так, словно сама испытывала удовольствие, и напоминала коня, бегущего резво, но не через силу.

Уложил подальше карты Южной Атлантики, а взамен достал карты Индийского океана. Навигационных карт было немного. Преобладали метеорологические, изданные Гидрографическим управлением США, карты течений Британского метеорологического управления, гномонические и сборные. Все во мне трепетало от восторга при переходе из одного океана в другой. Не часто доводится яхтсмену менять несколько океанов за одно плавание!

Я огибал мыс Доброй Надежды, но находился далеко к югу от него. Погода становится бурной. “Сороковые” теперь начали реветь не на шутку; сильные ветры часто переходили в шторм. Меня все еще донимали боли в ноге, и начались муки от недосыпания. В ночь с 19 на 20 октября, в 02.30, я погрузился в глубокий сон, казалось, впервые за целую вечность, но уже в 04.30 был беспощадно разбужен. Волна, накатившаяся на палубу, выплеснула добрый ушат воды прямо на изголовье койки, вскоре последовал второй, а затем и третий душ. Я был сам виноват, что не закрыл крышку входного люка каюты, но от этого признания купанье не стало приятнее. Мгновенно вскочил, оделся, спустил штормовой кливер и повернул яхту прямо по ветру, полагая, что “Джипси мот” и с голыми мачтами полетит вперед. На палубе было паршиво — полно ветра и воды как от волн, так и от сильного ливня. Все время приходилось за что-нибудь крепко держаться, ибо отчаянная бортовая качка сопровождалась не менее противной килевой. Убрав парус, почувствовал приступ морской болезни и спустился в каюту, чтобы лечь и снова уснуть. Ничего хорошего ив этого не вышло! Только я снял дождевое платье, как “Джипси мот” сильно рыскнула к ветру. Пришлось снова напялить на себя палубное снаряжение и стремглав лететь наверх. “Джипси мот” развернуло и поставило лагом к волне. Яхта не слушалась руля, ее нельзя было повернуть ни в каком другом направлении. Обнаружил, что крыло рулевого устройства проворачивается на своей оси и, следовательно, не может править рулем. Решил бросить с кормы плавучий якорь в надежде развернуть яхту кормой против ветра. Так и сделал, предварительно собрав все необходимое: вертлюг, соединительную скобу, трос из ахтерпика и плавучий якорь из форпика. Но моя затея никаких плодов не принесла. Яхта дрейфовала слишком медленно, чтобы плавучий якорь забрал воду и развернул судно.

“Джипси мот” с голыми мачтами, без парусов лежала в дрейфе, лагом к ветру и волнам. Этот случай убедил меня, что ее нельзя вести в шторм с голыми мачтами. Без штормового кливера на штаге передней мачты яхта совсем не слушалась руля. Этот очень серьезный дефект означал, что в шторм яхта пойдет по ветру только с минимальной скоростью 8 узлов. Никогда не предполагал ничего подобного! “Джипси мот III” отлично слушалась руля, когда шла без парусов фордевинд или даже в полный бакштаг, а яхтой “Фигаро”, построенной по проекту американского конструктора, было совсем легко управлять, когда как-то ночью в сильный шторм мы шли на ней без парусов по Ла-Маншу.

Мне приходилось тяжко. Шторм усилился до 10 баллов. Яхту бросало во все стороны. Вода пробивалась под крышку люка каждый раз, как волна обрушивалась на палубу. Секстан, который для сохранности я положил на койку, к счастью в футляре, упал на пол. Одна волна перекатилась прямо через меня, когда я находился в кокпите. Вода казалась поразительно теплой, а удар был довольно слабым, очевидно потому, что яхта стояла. Холодный воздух резал лицо, шел град.

Крыло автоматического рулевого устройства получило повреждение. Срезало болт вместе со шплинтом, которым крыло удерживается на вертикальной оси. Хорошо еще, что крыло попросту не сорвало и не унесло в море. Нечего было и браться за починку при таком ветре и волнении.

Оставалось только временно принайтовить крыло, чтобы его не сбросило за борт.

Шторм продолжался весь день. Время от времени ветер немного ослабевал, и я выходил на палубу посмотреть, нельзя ли заняться автопилотом. В одно из таких затиший мне удалось отсоединить весло автопилота и поднять его на борт, чтобы оно не подвергалось сильнейшим ударам волн. Поразительно, что крыло вообще не улетело в воздух! Неизменно после затишья ветер налетал с новой силой, и приступить к ремонту не удавалось. Морских птиц очень заинтересовал плавучий якорь, пенивший воду за кормой. Наблюдая за их полетом против штормового ветра, я невольно забывал о своих собственных невзгодах. Птицы как будто взбегали вверх по склону волны, так близко к воде они держались. В 3 часа дня они лишились развлечения: трос лопнул и якорь исчез навсегда. Исполинский вал обрушил свой крутой гребень на “Джипси мот”, повернул ее кругом и поставил носом на северо-запад. Придать яхте прежнее направление можно было, только поставив парус, но об этом нечего было и думать: слишком сильно штормило. Да и не все ли равно, куда смотрела носом “Джипси мот”. Хотя мы все время находились в движении, трудно было понять, кружится ли судно на месте или идет по какому-нибудь курсу.