Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Но, мадам, — отвечал я ей, — зачем вы серьезно обсуждали все это с людьми, которые, как я уверен, не дали себе труда обсудить это хоть сколько-нибудь серьезно? Разве так надо отстаивать обитателей планет? Давайте удовольствуемся тем, что в них будет верить кучка избранных и не станет разглашать наши тайны толпе.

— Как! — вскричала она. — Вы именуете «толпой» только что ушедших отсюда людей?

— Они довольно умны, — отвечал я, — но никогда не рассуждают. А люди, привыкшие рассуждать, — народ суровый, — не задумываясь, назвали бы их представителями толпы. С другой стороны, люди такого сорта отыгрываются, выставляя любителей рассуждать в смешном виде; мне кажется, это отлично заведенный порядок — чтобы каждый презирал то, чего ему недостает. Вообще-то надо уметь, если возможно, к каждому приспособиться: было бы лучше, если бы с этими двумя господами, которые вас навестили, вы говорили о жителях планет в шутливом тоне, поскольку шутить они умеют, рассуждения же им недоступны. Их уважение к вам было бы спасено, а планеты не потеряли бы ни одного своего жителя.

— Предать истину! — воскликнула маркиза. — Да у вас совести нет!

— Признаюсь вам, — отвечал я, — что я не очень ревниво отношусь к этим истинам и охотно жертвую ими во имя малейшего общественного благополучия. К примеру, я вижу, от чего зависело и вечно будет зависеть то, что мысль о планетных жителях не считается столь правдоподобной, какова она на самом деле: планеты всегда являются нашим глазам как тела, излучающие свет, а не как тела, покрытые большими полями либо прериями; мы охотно верим обычно, что поля и прерии заселены, но нет средства заставить нас поверить, будто могут быть заселены светящиеся тела. Пусть разум сколько угодно твердит нам, что на планетах есть и поля и прерии, — он опоздал; ибо наш первый взгляд уже оказал свое воздействие до пего, и мы больше не желаем прислушаться к разуму: планеты остаются для нас лишь светящимися телами. И потом, на что могут быть похожи их обитатели? Наше воображение требует, чтобы ему немедленно были представлены их лица, — но оно бессильно; поэтому легче всего считать, что планетных жителей не существует вовсе. Хотите ли вы? Для того чтобы реабилитировать жителей планет, интересы которых меня так глубоко волнуют, я поведу атаку на сомнительные силы, именуемые чувством и воображением. Правда, для этого предприятия нужно немало отваги: трудно убедить людей в необходимости заменить глаза разумом. Я временами встречаю людей довольно благоразумных, соглашающихся после тысячи доказательств поверить в то, что планеты — это такие же земли; но они верят в это далеко не так основательно, как верили бы, если бы не видели планеты в другом обличье: они постоянно держат в уме первую полученную относительно планет идею и не могут от нее полностью отказаться. Это люди, которые, доверившись нашему мнению, тем не менее словно оказывают ему милость и поддерживают его лишь по причине известного удовольствия, какое доставляет им его необычность.

— А что же, — прервала меня она, — разве этого не достаточно для мнения, которое всего лишь правдоподобно?[136]

— Вы будете очень удивлены, — отвечал я, — если я скажу вам, что термин «правдоподобно» достаточно скромен. Разве утверждение, что Александр жил, всего лишь правдоподобно? Вы ведь в этом совершенно уверены, а на чем основывается эта ваша уверенность? На том, что вы располагаете всеми доказательствами, каких только вы можете пожелать в подобном вопросе, а также и на том, что нет ни малейшего повода сомневаться, который бы отяготил ваш разум и ему воспрепятствовал. Впрочем, вы никогда не видели Александра и вы не располагаете математическим доказательством того, что он должен был жить; а что бы вы сказали, если бы обитатели планет находились в этом смысле в таком же положении, как Александр? Вам их нельзя показать, и вы не можете требовать, чтобы вам доказали их существование математическим способом; что же касается всех прочих доказательств, какие требуются в подобных случаях, вы их имеете: полное сходство планет с Землей, которая населена; невозможность придумать им другое назначение, кроме как служить обиталищем для живых существ; плодовитость и великолепная щедрость природы; явная забота, какую она проявила о нуждах планетных жителей, когда придала луны планетам, удаленным от Солнца, причем тем больше лун, чем больше они удалены; и, что самое главное, все свидетельствует в пользу нашего мнения и ничто — пользу противоположного; если вы только не позаимствуете глаза и ум толпы, у вас не возникнет ни малейшего повода для сомнения. Наконец, если предполагать, что эти обитатели планет существуют, они не могли бы заявить о себе большим количеством признаков и признаками более доказательными. Теперь смотрите сами, по-прежнему ли вам будет угодно толковать существование жителей планет лишь как нечто правдоподобное.

— Но не хотите ли вы, — возразила она, — чтобы это представлялось мне столь же достоверным, как существование Александра?

— Не совсем так, — отвечал я, — ибо, хотя мы имеем в отношении обитателей планет столько доказательств, сколько только можно иметь в нашем положении, число этих доказательств не слишком велико.

— Я, кажется, отрекусь от планетных жителей, — прервала меня она. — Я больше не знаю, где поместить их в моем сознании. Они не вполне достоверны, но они более чем правдоподобны: все это для меня слишком сложно.

— Ах, мадам, — отвечал я, — не падайте духом. Самые распространенные приборы времени показывают только часы, и лишь те, что сделаны более искусно и тонко, показывают минуты. Точно так же заурядные умы хорошо понимают разницу между простым правдоподобием и полной достоверностью; но лишь утонченным умам дано понять, что такое большая или меньшая степень достоверности или правдоподобия, и отметить, если так можно сказать, минуты этих понятий. Поместите обитателей планет несколько ниже Александра, но выше бесчисленного количества исторических моментов, не имеющих окончательных доказательств, и я думаю, что они там будут на месте.

— Я люблю порядок, — сказала она, — и мне очень приятно, что вы упорядочили мои идеи. Но почему вы не позаботились об этом сразу?

— Потому, что, если вы верите в планетных жителей немножко больше или немножко меньше, чем они этого заслуживают, здесь еще нет большой беды. Я убежден, что вы не верите в движение Земли так, как положено; но достойны ли вы за это такого уж сожаления?

— О! Что касается этого, — подхватила она, — то тут я выполняю свой долг, и вам не в чем меня упрекнуть; я твердо уверена, что Земля вертится.

— А ведь я не привел вам самого лучшего доказательства в пользу этого, — сказал я.

— А! — воскликнула она. — Это предательство — заставлять меня верить чему-либо с помощью недостаточных доказательств. Значит, вы считаете меня недостойной узнать точные доводы?

— Я доказываю вам все, — отвечал я, — лишь с помощью небольших легких рассуждений, приспособленных к вашему пониманию. Не хотите ли вы, чтобы я пользовался такими солидными и громоздкими доводами, как будто мне надо сокрушить ученого мужа?

— Да, — сказала она, — обходитесь со мной отныне, как с ученым мужем, и посмотрим, что у вас там за новое доказательство движения Земли!

— Охотно, — сказал я, — вот оно. Мне оно очень нравится, быть может, потому, что я его, как мне кажется, сам придумал; правда, оно так прекрасно и естественно, что я бы не осмелился полностью поверить, будто открыл его я. Всегда было хорошо известно, что ученый, одержимый стремлением дать ответ, вынужден говорить очень пространно — это единственный способ смутить другого ученого. В данном случае необходимо одно из двух: либо чтобы все небесные тела обращались в течение двадцати четырех часов вокруг Земли, либо чтобы Земля, совершив в течение двадцати четырех часов оборот вокруг своей оси, приписывала бы это движение всем небесным телам. Но в мире не существует вещи более невозможной, чем это двадцатичетырехчасовое вращение небесных тел вокруг Земли, хотя абсурдность этого и не сразу бросается в глаза. Все планеты, несомненно, совершают свои большие круговращения вокруг Солнца, но эти круговращения между собой неподобны— из-за различия расстояния, на которое та или иная планета отстоит от Солнца.[137] Самые удаленные планеты совершают свое кругообращение в наибольшее время, что вполне естественно. Тот же самый порядок наблюдается среди малых подчиненных планет, вращающихся вокруг большой планеты. Четыре луны Юпитера и пять лун Сатурна совершают кругооборот вокруг своей большой планеты в соответствии с тем, насколько они от нее удалены. Кроме того, достоверно, что планеты вращаются вокруг своей оси; эти вращения также неподобны. Трудно точно сказать, от чего зависит этот разнобой; возможно, он происходит от различной плотности планет, а может быть, от различной скорости движения вихрей, к которым они относятся, и жидких сред, в которых они движутся. Но в конце концов неравномерность этих вращений очевидна, и таков же общий порядок природы, где все, что имеет очень много общих черт, в то же время различается рядом частных признаков.

вернуться

136

Этот вопрос маркизы — отзвук знаменитого положения Декарта: «Я считаю почти ложным все то, что не более как правдоподобно».

вернуться

137

Согласно третьему закону Кеплера (1619), квадраты времени вращения планет вокруг Солнца пропорциональны кубам их расстояния от Солнца.

39
{"b":"122004","o":1}