Карт-бланш для белорусов

В июне 1957 года соратники Никиты Сергеевича – Молотов, Маленков, Каганович и другие влиятельные члены Президиума ЦК КПСС решили сместить его с поста Первого секретаря ЦК и вообще ликвидировать эту должность. Семеро высказались «за», трое были против. И тогда Хрущев нашел спасительный выход – с помощью поддержавших его военных и аппарата ЦК срочно созвал Пленум.

В пятницу 21 июня белорусские руководители, являвшиеся членами и кандидатами в члены ЦК КПСС, а также членами Ревизионной комиссии КПСС, были неожиданно вызваны в Москву. Им велели прибыть немедленно, самолетом. Днем раньше туда был вызван первый секретарь ЦК Компартии республики К. Т. Мазуров. Вечером 21 июня Председатель Совета Министров республики Н. Е. Авхимович и другие руководители Белоруссии прибыли в столицу. Их сразу же с ранее приехавшим Мазуровым привели к Хрущеву. Он поставил задачу: надо выступить на Пленуме и вывести на чистую воду Молотова, Маленкова и Кагановича.

– «Сябры», Маленков – ваш любимый друг, – съехидничал Никита Сергеевич. – Вы, наверное, еще до сих пор помните его приезд в Минск.

Хрущев имел в виду карательную миссию Маленкова, с которой он побывал в Белоруссии в тридцатые годы. Никита Сергеевич сыпал соль на не прошедшую за два десятилетия рану. Но он не знал белорусов.

Давая карт-бланш Мазурову, Хрущев рассчитывал, что белорусский руководитель расквитается с виновником полного разгрома кадров в республике по полной программе. Но осторожный Кирилл Трофимович, не работавший в центральном аппарате в Москве, инстинктивно сторонившийся кремлевских интриг, не оправдал надежд Никиты Сергеевича, хотя и встал на его сторону.

Мазурову предоставили слово лишь на пятый день работы Пленума, на вечернем заседании 26 июня. Он разделал «антипартийную группу» под орех, расточал похвалы Никите Сергеевичу, требовал сурового наказания для оппозиционеров. Но о злодеяниях Маленкова в Белоруссии не сказал ни слова, ограничившись двумя абстрактными фразами: «При решении вопроса о Молотове, Кагановиче и Маленкове должна быть принята во внимание их антипартийная, по существу, преступная деятельность по организации массового террора против военных, хозяйственных и партийных кадров в 1937-1938 годах. Эти люди безосновательно спрятались за фигурой Сталина, они сами нанесли непоправимый вред нашей партии и должны за это дело ответить».

Ох, уж эти покладистые белорусы! Они не воспользовались предоставленной им возможностью публично заклеймить позором убийц лучших сыновей своего народа, разработав, по их разумению, хитроумную комбинацию. Мазуров сказал, что он, как политический руководитель, выступит с политической речью, а подробно о репрессиях пускай расскажет Председатель Совмина – ему тоже сказали выступать, он член ЦК КПСС.

Предсовмина Николай Ефремович Авхимович, бесстрашный человек, один из организаторов партийного подполья и партизанского движения в годы Отечественной войны, не был в восторге от отведенной ему роли. Он никогда не лез в большую политику, старался быть подальше от московских дворцовых игр, которые всегда плохо кончались. В этом убеждала горькая судьба его многочисленных предшественников на посту Предсовмина республики, которые один за другим исчезали в подвалах Лубянки.

Увидев, что Авхимович сник, Мазуров, когда они остались наедине, включил на полную громкость радио в гостиничном номере и сказал:

– Николай, не волнуйся, очередь до тебя не дойдет. Записалось огромное количество народу – 215 человек. Двум человекам от одной республики не дадут выступить.

– Ты думаешь? – переспросил повеселевший Авхимович.

– Уверен.

– Значит, протокол? – догадался Авхимович.

Мазуров молча кивнул. Ну, конечно же, непроизнесенные речи прежде чем приобщить к материалам Пленума и сдать в архив, снабдив устрашающими грифами «Строго секретно» и «Снятие копий воспрещается», тщательно изучат и доложат Никите Сергеевичу, кто о чем намеревался сказать. Не найдут и в выступлении Предсовмина о злодеяниях раскольников в Белоруссии, головы не сносить. А так и волки будут сыты, и овцы целы. «Волки», по разумению хитроумных белорусских руководителей, это – центр, «овцы» – они сами.

Очередь до Авхимовича, как и предполагал Мазуров, не дошла. Непроизнесенный текст выступления Николая Ефремовича я обнаружил в архиве, работая в ЦК КПСС. В Минске, работая в ЦК Компартии республики в 1980-1985 годах, я лично знал Авхимовича, последние годы он числился научным сотрудником в Институте истории партии при ЦК КПБ, мы много общались по служебным делам. Никогда он не рассказывал мне о своем несостоявшемся выступлении на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС.

Из непроизнесенного текста выступления Председателя Совета Министров Белорусской ССР Н. Е. Авхимовича на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС:

«Я хотел бы предъявить счет от коммунистов Белоруссии за те жертвы, которые понесла наша партия в годы жестокого произвола 1937-1938 годов.

В 1937-1938 годах из 100 секретарей РК (а у нас было тогда 100 районов) только 3 секретаря случайно уцелели. Это Кравченко, Новиков Мартин и здесь сидящий на Пленуме тов. Чернышев Василий, который тогда был секретарем Жлобинского РК. Он сам расскажет, как он уцелел случайно, а остальные были объявлены врагами народа, и большинство погибло.

Далее, все первые секретари ЦК КПБ и председатели СМ и Верховного Совета от 1918 и до 1938 года, до тов. Пономаренко, все объявлены врагами народа, и большинство погибло, а это были известные в партии люди: Голодед, Гамарник, Гикало, Криницкий, Кнорин, Адамович, Стакун, Волкович, Червяков.

А разве только партработники? А президенты нашей Академии наук Горин, Сурта, Домбаль где? Там же! Ректоры Минского университета, писатели Чарот, Головач, Жилунович. Военные работники БВО Егоров, Уборевич, Белов.

Кстати, здесь говорили о причастности к делу Гикало тов. Маленкова. Я по этому поводу хочу сделать заявление, которое прошу иметь в виду при проверке этого дела.

В Белоруссии есть документ о невинно уничтоженном писателе Жилуновиче, академике нашей Академии наук. Так вот с этого ареста начинается дело на тов. Гикало. Арестовали Жилуновича и добивались от него показаний на первого секретаря ЦК КПБ Гикало, он не давал этого показания и стал давать такие показания после посещения Минска тов. Маленковым. В деле есть справка о том, что после того, как в тюрьме МГБ тов. Маленков участвовал в допросе Жилуновича и дал указания бить последнего, из того «выбили» показания на Гикало. И когда Жилунович впоследствии отказывался от своих неправильных показаний, его направили в психиатрическую больницу, там он умер, а показания первые были в основе дела Гикало, и он был невинно расстрелян. Это все видно в деле на тов. Гикало. Я об этом говорю второй раз, один раз уже говорил тов. Комарову.

Я это говорю в связи с предложением тов. Кагановича о том, чтобы не ворошить дела старые, так как это будет, как он сказал, развенчивать Сталина.

Я не верю, что они за Сталина хлопочут. И не верю не случайно. Вот здесь присутствует тов. Пономаренко, он сам, может быть, об этом расскажет, я это от него слышал не сегодня, а давно, лет 15 тому назад или даже до войны.

В 1938 году был подготовлен арест в Белоруссии писателей Я. Купалы и Якуба Коласа. Уже ордер был подписан, но, как рассказывает тов. Пономаренко, усомнившись в правильности такой меры по отношению к тт. Купале и Коласу, он поехал к тов. Сталину и начал говорить о необоснованности ареста этих писателей. Так чем кончилось их дело: их вместо ареста тогда же наградили орденами Ленина, и они оба в войну проявили себя как настоящие патриоты, и один и другой честно, до последних дней своей жизни верно служили Родине. А Я. Колас последние годы своей жизни был членом ЦК КПБ и депутатом Верховного Совета СССР.