— Вот как. Я понимаю, — солгала я.

Он рассмеялся. Я улыбнулась. Мы распрощались, и я вернулась в рощу. Я словно шла по траве, покрытой снегом, и внезапно ощутила такую сильную тоску по зиме, по колючему морозу, по холодным щекам, варежкам, шарфу, шапке и маленькой собачке с черными и коричневыми пятнами и виляющим хвостом, несущейся с радостным лаем по первому снегу и тыкающейся мордочкой в мокрые сугробы.

И меня осенила идея.

Мне надо было сделать три вещи в тот день: сдать кровь, получить инъекцию хрома — я принимала участие в эксперименте, где изучалось влияние хрома на уровень содержания сахара в крови, — и пойти на массаж. Вечером мы с Юханнесом собирались в театр — посмотреть новую пьесу, о которой много говорили.

На массажном столе у меня было время переработать мою идею в план, который я по возвращении домой стала приводить в действие.

Войдя в гостиную, я зевнула и потянулась — от массажа меня всегда клонило в сон — и пошла налить себе воды. Со стаканом я улеглась на диван и включила телевизор. Лежа, рассеянно переключала каналы — я почти не смотрела телевизор, и понятия не имела, что там показывали. Картинки мелькали перед глазами: поля, виноградные заросли, горы, небо… я поняла, что попала на какой-то французский телесериал. Дождавшись рекламной паузы — показывали новые памперсы, — я сделала вид, что меня посетило вдохновение. Быстро села на диване, схватила блокнот со столика и начала лихорадочно писать. Я писала мелкими буквами слова, которые уже знала наизусть — я заучила их на массажном столе.

Закончив, я картинно произнесла «Ах!», вырвала листок из блокнота, скомкала и бросила на столик, после чего легла на диван и досмотрела сериал.

После этого я приняла душ, переоделась и начала прибираться в квартире перед приходом Юханнеса, который, как настоящий джентльмен, обещал зайти за мной, чтобы вместе отправиться в театр. Подняв со столика стакан и бумажку, я пошла в кухню. По пути сделала вид, что поправляю брюки, и незаметно сунула бумажку в карман. Поставив стакан на стойку, я открыла мусорную корзину и сделала вид, что выкидываю туда бумажку.

Дальше оставалось только ждать. Ждать Юханнеса и новой встречи с Поттером. Я села ни диван и стала размышлять — действительно ли его зовут Поттер, или это из-за круглых очков? Но кому могло прийти в голову назвать ребенка Поттером? А если бы родилась девочка, как бы они ее назвали — Длинныйчулок?

Пришел Юханнес. Поцеловал меня в губы. Губы у него были холодные, словно он пришел с улицы, с самой настоящей улицы. Я зажмурилась и представила, что так оно и есть.

— Ты выглядишь такой довольной, — сказал Юханнес.

— Ты пахнешь зимой. Как будто на улице, откуда ты пришел, снежная буря.

Юханнес улыбнулся:

— Это потому что я устал. Из меня все соки сегодня высосали.

Юханнес участвовал в эксперименте, где надо было принимать лекарства, снижающие давление, вот почему он такой усталый.

— Они же проверяют вам пульс, да?

— Конечно. Не волнуйся. Пойдем?

Пьеса была долгой и довольно нудной, но познавательной. Речь в ней шла о паре, которая теряла одного ребенка за другим, но любовь их все крепла и крепла с каждой новой потерей. Горе, тоска и надежда сплотили их настолько, что они стали одним целым. Но когда ей наконец удалось родить ребенка, влюбленные начали медленно отстраняться друг от друга, пока не превратились в незнакомцев, которые говорили на разных языках. Причем в буквальном смысле. Они не понимали друг друга, и все их общение осуществлялось через ребенка, который выступал в качестве переводчика для своих родителей.

Юханнес проспал большую часть пьесы, поэтому был бодр и весел.

— Эх, сейчас бы пропустить кружечку пива! — воскликнул он, когда мы вышли на площадь.

— Настоящую снежную бурю и большую кружку пива, — высказала я свои мечты вслух.

— Ты весь день думаешь о зиме.

— Это все цитрусовая роща, — пояснила я.

И мы пошли ко мне домой. Раздеваясь, я аккуратно сложила брюки, чтобы бумажка ненароком не выпала из кармана.

— Ой, какая ты стала аккуратная, — заметил Юханнес, уже лежавший в постели.

— Просто не хочу, чтобы они помялись, — объяснила я.

— Но они уже мятые.

— Ну, чтоб они еще больше помялись.

— С каких пор тебя это начало волновать?

Мне хотелось поменять тему разговора.

— С тех пор, как познакомилась с тобой, — нашлась я и поспешила снять с себя остальное. Повесив одежду на стул, я залезла под одеяло к Юханнесу. От него пахло мужчиной: солнцем и пряностями, чем-то похожим на корицу и кориандр. Кожа его была шершавой, как язык у кошки, а мышцы под ней — крепкими и гладкими. А его тело жарко отвечало на мои прикосновения.

Ночью мне приснился Джок на пляже. Я бросала и бросала палку, а он приносил ее мне обратно. Но на этот раз сон был другим. Иногда это был Джок, а иногда мне навстречу с распростертыми объятиями бежал Юханнес, и когда к нам возвращался Джок, мы вдвоем хвалили его за старание. А потом я увидела машину перед домом — моим прежним домом. Мы вышли из машины и вошли в дом, где жили втроем. Юханнес развешивал по стенам картины и фотографии. Я спросила:

— Что это за фотографии?

— Разве ты не видишь? — удивился он. — Это же наши дети.

— Наши дети? — спросила я и проснулась. В комнате светало.

Тогда я не стала рассказывать Юханнесу об этом сне. О сне, который так напугал меня. Он был слишком красивым. Слишком счастливыми мы были. И это меня пугало. Не знаю почему. Я пыталась забыть сон, отвлечься, прогнать его так, как пытаются прогнать кошмары, но у меня ничего не выходило: он засел в моем подсознании и омрачал весь день. Меня никак не отпускало чувство, что у меня на самом деле есть дом, машина, муж, дети и собака.

Прошло много времени, прежде чем я снова наткнулась в зимнем саду на Поттера. На этот раз он сидел на скамейке в патио и читал книгу. Прошло недели три или даже целый месяц с момента нашей прошлой встречи. Я успела не один раз поменять брюки, но каждый раз аккуратно и незаметно перекладывала записку из кармана одних в карман других. Увидев Поттера, я сунула руки в карманы, удостоверилась, что записка на месте, и пошла к фонтану, рядом с которым он сидел.

— Привет, — сказала я. Поттер оторвался от книги.

— Привет! — узнал он меня. — Как дела?

— Все хорошо, — ответила я. — А у тебя?

— Тоже неплохо. — Он поправил указательным пальцем очки и опустил взгляд на книгу: ему не терпелось вернуться к чтению, но он был слишком хорошо воспитан для этого, поэтому снова посмотрел на меня и улыбнулся. Я сделала вид, что решила продолжить прогулку, но, сделав один шаг, остановилась и словно невзначай спросила:

— Как дела с поиском дома?

Сработало. Он весь засиял. Отложил книгу и сказал:

— Хорошо. Мы вчера осматривали очень симпатичный домик. Четыре комнаты, сад. Соседи, правда, слишком близко, но зато за кустами их не видно. Со второго этажа открывается красивый вид. Вокруг зелень, рядом игровая площадка для детей, школа, сад — все, что нужно семье с ребенком.

Я внутренне содрогнулась при мысли, каково это жить одной в таком районе, где вокруг тебя сплошные семьи с детьми, которые растут и разрастаются, как дрожжевое тесто А все, кто не хочет расти и разрастаться, превращаются в невидимок, в ничто, не имеющее никакого значения. Но Поттера было уже не остановить, и я постаралась ничем не выдать своих мыслей, пока он увлеченно рассказывал обо всех прелестях жизни с детьми. Тем временем я незаметно достала записку из кармана. Поттер продолжал рассказывать о доме, о том, как обставить детскую, и об ультразвуковых снимках детей в животе его партнерши.