Положение страны становилось все хуже, и все чаще СССР была нужна валюта на закупки оборудования и т. д., которую он не мог изыскать из своих внутренних резервов. СССР начал влезать в долги. Условия, на которых брались деньги, были зачастую весьма невыгодными, но на других не давали. Эти кредиты должны были затянуть СССР в традиционную банкирскую ловушку. Чем невыгоднее условия, тем больше платишь процентов… А ведь валюту для процентов тоже надо где-то взять… И брали: одалживали в западных же банках.

Но все-таки внешний долг СССР, хоть и был весьма большим, это было полбеды. Беда была в том, что СССР оказался не только одним из самых крупных должников в мире, он стал еще и самым крупным кредитором. Мы одалживали более чем 50 странам, которые только заикались, что хотят стать на путь социализма. У советских кредитов этим странам было несколько особенностей: предоставлялись они в товарной форме (поставки оборудования, топлива, оружия), но на очень льготных условиях (на 10–15 лет из 2,5–4 % годовых). Погашение зачастую тоже носило товарную форму: страны расплачивались с нами продукцией своего местного производства. То есть долги наши и долги нам никак не пересекались и компенсировать друг друга, как это происходит в любой экономически нормальной стране, не могли.

В результате всего вышеописанного в 1986 году в СССР возник первый в его истории бюджетный дефицит в размере 17 млрд рублей. Преодолеть его не удалось, и в следующем году дефицит стал еще больше. По этой причине в 1987 году началось падение производства, которое еще больше работало против бюджета.

СССР к тому же был вынужден вкладывать деньги в войну в Афганистане, которая с каждым годом требовала все больше, а уже в горбачевское время было необходимо ликвидировать последствия Чернобыля и землетрясения в Спитаке. К тому же был введен «сухой закон», который лишил государство водочных поступлений, которые порой составляли до трети бюджета.

Все эти факторы в отдельности можно было преодолеть. И протянуть еще год, два, десять… Но рано или поздно случилось бы то, что случилось.

И СССР всё равно бы рухнул, доказав, что капитализм ужасен, но лучше него экономической системы пока не придумано.

Перестройка не была заговором злобных мировых сил или предательством. Это была попытка спасти страну, экономика которой зашла в тупик. Другое дело, что, не зная броду, советские партийные бонзы полезли в кишащую международными банковскими акулами воду. И случилось то, что случилось…

После окончания Второй мировой войны международным банкирам, прочно обосновавшимся в США, потребовалась новая стратегия, которая еще больше позволила бы поставить мир в финансовую зависимость.

5 июня 1947 года министр иностранных дел США Джордж Маршалл изложил в Гарвардском университете программу восстановления Европы. Вскоре она получила название в честь своего создателя – «план Маршалла», и в 1948 году вступила в действие. Участвовали в ней 17 европейских стран, включая Западную Германию. Здесь, как и в случае с ленд-лизом, мы снова сталкиваемся с «благотворительностью» с интересными последствиями и массой засекреченных документов.

Когда план Маршалла был представлен в Европе, то на совещание пригласили и представителей государств Восточной Европы. Однако Сталин, считая американскую инициативу угрозой для социалистического строя, не допустил участия в обсуждении ни одной из находившихся под его контролем стран. Вяло начинавшаяся холодная война тут же начала стремительно крепнуть: международным банкирам не понравилось, что Сталин фактически оттяпал у них значительную часть Старого Света.

США уже фактически контролировали Европу на уровне торговли, экспортируя туда в 7 раз больше, чем импортировали. Но этого казалось мало, тем более что в Европе уже физически кончались средства, чтобы продолжать закупки у США. Америка между тем владела не только монополией на ядерное оружие, но и производила половину мировой промышленной продукции, обладая при этом половиной мировых богатств (при 6 % мирового населения).

Международным банкирам было необходимо объяснить Европе, что она должна «дружить» с США, а иначе случится страшное.

В июле 1947 года со страниц влиятельного журнала «Форин афферс» некий «мистер Х» призвал Соединенные Штаты «вооружиться политикой твердого сдерживания, предназначенного противостоять русским несокрушимой контрсилой в каждой точке, где они выразят намерение посягнуть на интересы мирного и стабильного мира».

Враг, от которого надо защитить Европу, был найден. В американской прессе началось обсуждение этой статьи с участием первых лиц американского истеблишмента. Американский дипломат Джордж Кеннан, например, благодарил «Провидение, которое потребовало от американского народа ответа на вызов, сделало всю американскую безопасность зависимой от общего национального единства, от принятия на себя ответственности за моральное и политическое лидерство, врученное стране историей».

Вскоре было найдено и необходимое слово: «сдерживание».

Раздавались, конечно, в американской прессе и трезвые голоса, но их никто не слушал. Хотя мнения высказывались вполне здравые. Например, такое: «Неумно недооценивать потенциального противника. Но равным образом неумно и переоценивать его. В данном случае американцы безусловно переоценили Советы, приписывая им больше, чем те заслужили. Негибкость, страх и осторожность более всего характеризовали советскую систему; сталинский двор воевал сам с собой; члены его боялись давать диктатору информацию, которая ему не понравилась бы; только несколько усталых и переутомленных людей могли принимать решения. Консерватизм, а не авантюризм характеризовал послевоенную внешнюю политику Сталина».

Вскоре Дж. Кеннан возглавил группу «плана Маршалла».

Молотов, узнав о плане Маршалла, написал Сталину докладную записку, предлагая присоединиться к нему. Вскоре СССР принял участие в переговорах в Париже. Эта позиция русских весьма испугала банкиров: если Советы будут принимать участие в плане Маршалла (что, по сути, было выгодно), то от кого же нужно будет охранять Европу и кого сдерживать? Из двух кусков пирога – СССР и Европа – был выбран казавшийся на тот момент более лакомым.

Сегодня специалисты сходятся во мнении, что конгресс США, если СССР присоединился бы к «плану Маршалла», сделал бы эту помощь сугубо декоративной.

Но США и СССР, как это называется на языке дипломатии, выдвинули друг другу неприемлемые условия, и 2 июля 1947 года Сталин приказал Молотову, возглавлявшему делегацию из 83 лучших советских экономистов, покинуть совещание. Молотов объявил, что советская делегация больше не будет принимать участие в плане Маршалла, так как это всего-навсего «злостная американская схема за доллары купить Европу».

Фактически так и было: принимая американскую помощь, европейские страны, чье положение, и в самом деле, было весьма тяжелым, отказывались от собственной экономической стратегии, отдавая ее на откуп США, а вернее, их Федеральному резерву.

В итоге Европа оказалась окончательно разделена пополам. Американцы пытались взять в план Маршалла восточноевропейские страны, и Гомулка в Польше и Масарик в Чехословакии хотели принять американскую помощь, но под советским давлением были вынуждены отказаться.

Банкиры, конечно же прекрасно понимая, что все действия Сталина объясняются тем, что СССР не может конкурировать с Соединенными Штатами в экономической сфере, интерпретировали их как воплощение агрессивных замыслов. Посол в Москве Смит объяснял, что позиция СССР «не что иное, как объявление войны и стремление добиться контроля над Европой».

В итоге Европа, несмотря на возражения многих национальных экономистов, была всерьез напугана и приняла план Маршалла. В него вошли Англия, Франция, Италия, Голландия, Бельгия, Люксембург, Дания, Греция, Португалия, Норвегия, Австрия, Ирландия, Исландия, Турция, Швеция и Швейцария.