Я не знал тогда, что встреченный мной незнакомец создан ни Богом и ни дьяволом, что создатель его еще более ужасен — им оказался сам человек.
Я направил свои стопы по пустынной дороге Пимлико к огням Стренд, деловое оживление которой придало мне мужества. Замедлив шаги, я решил заглянуть в «Вояджерз-клаб», что в Ковент-Гардене. Приятная беседа с друзьями у огня придала моим мыслям совсем иной оборот и направила их к теме истоков рыцарства, а также к вопросам происхождения некоторых корней. О сцене, свидетелем которой мне пришлось недавно стать, я даже не упоминал. Она стала казаться мне одной из тех, что производят иногда яркое впечатление, вызванное кратковременным любопытством, но по прошествии времени быстро забываются.
Несколько дней спустя и началась та зловещая история, которую я должен теперь рассказать, а пока разрешите мне вернуться от страшной фигуры, встреченной мной в Челси, к лету, предшествовавшему главным событиям моего рассказа. Я вернусь к тому самому лету, когда весь мир еще пленял меня своей свежестью и красотой и когда я познакомился со своим будущим другом Виктором Франкенштейном.
2
Виктора Франкенштейна я впервые встретил на поле, где мы играли в крикет. Швейцарец, большую часть жизни проживший в родной стране и в прочих, весьма отдаленных от Великобритании странах, Виктор приехал к нам лишь несколько лет назад. В нашу команду его привел Хьюго Фелтхэм, который учился вместе с ним в Ингольштадтском университете в Германии. Я же встретился и подружился с Фелтхэмом уже в Оксфорде. Так вот, однажды я приехал к Хьюго домой — в Олд-холл, расположенный в Кенте на Лонгтри. Его мама сразу же отправила меня, как и наказал ей Хьюго, на зеленую лужайку, объяснив, что в данный момент именно там проходит ежегодное состязание по крикету между двумя местными командами. «Вы очень нужны сейчас Хьюго, — сказала она мне, — а именно в качестве бэтсмена». Дело в том, что одного игрока, выступавшего в этой роли, переманила на свою сторону команда противника, а второй куда-то уехал, прихватив с собой чужую жену.
Оставив свою лошадь у дома, я направился по радующим глаз тропинкам Олд-холла. Миновав небольшую калитку, я прошел мимо фермерских полей, где под июльским солнцем кукуруза поднялась уже почти в полный рост. Оставив позади церковь, я вышел на деревенскую улочку с кузницей и двумя сельскими гостиницами и в результате оказался на зеленой поляне с могучим дубом, очень похожим по описаниям на тот самый дуб, под которым нашел укрытие Карл I, спасаясь бегством от своих врагов.[2] И какой же прекрасный вид открылся далее моему взору! На раскинувшейся передо мной, залитой солнцем зелени луга расположились тринадцать мужчин: одни в белых брюках и рубашках, другие в повседневных молескиновых штанах и фланелевых рубашках с закатанными рукавами. Даже оттуда, из-за дуба, я сразу приметил здоровенного парня в коричневых брюках и белой, расстегнутой на груди рубашке, который, примерившись битой, послал мяч высоко в воздух, в противоположную от меня сторону, прямо к небольшой рощице на другой стороне поляны. Раздался радостный возглас Хьюго:
— Отличный удар, Симпсон!
Сам Хьюго растянулся на траве среди собравшихся в группу зрителей и игроков, между которыми было и несколько дам в светлых платьях и соломенных шляпках. Я направился к ним, и Хьюго, заметив меня, вскочил на ноги и бросился мне навстречу. Улыбаясь и протягивая ко мне руки, он хорошо знакомым мне движением откинул со лба длинные волосы и прокричал:
— Джонатан, дружище! Как хорошо, что ты пришел!
— Твоя матушка сказала, что я тебе нужен, — ответил я.
— Еще как, дорогой мой, — подтвердил он. — Мы почти проиграли. У нас осталось только трое игроков. Эти негодники переманили на свою сторону нашего кузнеца. Еще бы — он собирается жениться на дочери капитана их команды! А потом мы потеряли второго игрока, и опять-таки из-за сердечных дел. Он вместе со своей возлюбленной укатил во вторник в Лондон. Для любви нет преград, сам понимаешь.
В воротцах теперь стояли двое: дородный парень из нашей команды, игравший в тот день в отцовских брюках, так как они приносили ему удачу, а также владелец местной гостиницы, который, как оказалось впоследствии, весьма переоценил свои способности. Позже этот последний долго оправдывался, объясняя свою плохую игру тем, что удар мяча был слишком силен для него. Он и ахнуть не успел, как игроки противоположной команды уже радостно кричали: «Готово!»
— Ну вот, пропустил! Теперь твоя очередь, Джонатан, — сказал Хьюго. — Остался только ты и мой друг Виктор. Давай попросим сделать паузу на несколько минут, пока я вас познакомлю.
После чего Хьюго, подав сигнал капитану другой команды, подвел меня к компании, расположившейся на траве.
Я любил этого парня. Он отличный друг и по-настоящему счастливый человек. Собственно говоря, причин печалиться у него в жизни почти не было. Он вышел из хорошей семьи и получил в наследство поместье, приносившее большие доходы. В семье его все любили. Жена Люси, родившая ему двоих здоровеньких мальчуганов, была очаровательна. И все же, когда я шел за ним через лужайку, мне пришла в голову мысль, что есть натуры, которые, как бы прекрасно ни складывались обстоятельства их жизни, всегда могут найти причину, чтобы почувствовать себя несчастными, тогда как другие, и Хьюго был именно из их числа, способны даже в несчастье отыскать нечто утешительное.
Итак, мы подошли к небольшой компании. На раскладном стульчике сидела Люси, мальчики расположились у ее ног. Отец моего друга удобно устроился на стуле, специально для него принесенном. После того как мы обменялись приветствиями, Хьюго сказал:
— А теперь познакомься, пожалуйста, с моим другом Виктором Франкенштейном и его супругой Элизабет, которую все мы очень любим.
Так произошла моя первая встреча с Виктором Франкенштейном. Сначала я подошел к его жене, очень милой, замечательно одетой блондинке, сидевшей на раскладном стульчике с очень похожим на нее мальчиком примерно двух лет, который устроился у нее на коленях, а затем к Виктору, поднявшемуся, чтобы со мной поздороваться.
Передо мной стоял высокий, хорошо сложенный человек с темно-коричневыми волосами, овальным лицом, слегка загоревшим на солнце, и с большими карими глазами, живыми и отзывчивыми. Он улыбнулся, обнажив белые ровные зубы, и крепко и решительно пожал мне руку. На первый взгляд казалось, что боги сотворили его с улыбкой на устах; он производил впечатление человека достойного во всех отношениях. Позднее он показался мне серьезным и меланхоличным, ему слегка недоставало непринужденности и юмора, которые так высоко ценят англичане; однако этот недостаток его нисколько не портил.
Но в тот солнечный день, когда Хьюго вложил мне в руку биту и подвел к краю поля, а Виктор улыбнулся и заговорил со мной, я не заметил и следа этой присущей ему глубокой грусти.
— Вперед! Ваша очередь действовать, — сказал он, а затем добавил: — Поговорим позже. Я довольно много времени провел за границей, изучая языки. Хьюго говорил мне, что вы серьезно увлекаетесь этим предметом.
— Действительно, мне это очень интересно, — ответил я, и мы разошлись в разные стороны.
Есть читатели — и их не так уж мало, — которых может утомить подробное описание игры в крикет. Они заскучают от всех этих рассказов о том, как «мы стояли до последнего» или «шли стеной на стену», а потому я сразу перейду к результату: в этой игре наша команда потерпела поражение. Лихо закрученный мяч, посланный твердой рукой кузнеца, все-таки решил исход дела. Хьюго, направляясь вместе со мной к Франкенштейну, объяснил, что он вынужден был ввести Виктора в игру в последнюю очередь, дабы не обидеть местную публику, которая могла решить, что он намеренно привез талантливого иностранца, чтобы выиграть матч. Поначалу я довольно скептически отнесся к заявлению о талантах Франкенштейна, так как знал, что он не обучался игре в крикет с юных лет. Но, несмотря на это обстоятельство, оказалось, что Виктор являлся одной из тех одаренных натур, которые отличаются природной координацией и точностью удара, а потому способны блеснуть в любой игре, нуждаясь при этом лишь в небольшой тренировке. Высокий и подвижный, не выделявшийся особенно развитой мускулатурой, но крепкий и жилистый, он ловко управлялся с мячом.