— А-е-и-о-ю… — произносил он. — Ну давай же, Мария, давай!

— Миссис Джакоби, как вы полагаете, прежние попытки мисс Клементи восстановить речь продвинули ее хотя бы на шаг к успеху? — спросил я.

Миссис Джакоби покачала головой и уверенно сказала:

— Надежды у нас были большие, особенно после того, как Мария немного отдохнула и стала работать над упражнениями… — добавила миссис Джакоби уже менее уверенно и понизила голос.

— Упражнения были такого же типа, что и сейчас?

— Да. И еще один вид упражнений, связанных с дыханием, — ответила она.

— Настоящая загадка, — пробормотал я. — Никаких явных нарушений у мисс Клементи нет — ведь она прекрасно поет! Только вот говорить никак не может. Скажите, миссис Джакоби, неужели она никогда не произнесла ни единого звука, не считая пения? Никогда не зарыдала, не застонала, не рассмеялась? Может, она разговаривает или издает какие-нибудь звуки во сне? — Я заметил, что на моих последних словах миссис Джакоби бросила на меня внимательный взгляд. За этим последовала длительная пауза, в течение которой она оценивающе разглядывала меня, словно новобранца, прибывшего в военное подразделение. После этой паузы она сказала:

— Вы поклянетесь, что сохраните сказанное мной в секрете?

Я ответил, что не могу клясться, пока не пойму, о чем именно идет речь.

— Ну что ж, — сказала она, покривившись, — значит, вы этого никогда и не узнаете.

Но тут мое любопытство взяло верх, и я произнес:

— Коль скоро речь не идет о каком-то преступлении и сокрытие тайны не причинит никому вреда — я клянусь никому не рассказывать об услышанном.

— Вот это другое дело, — сказала она тоном командира, заправляющего на поле брани. — Тогда я скажу вам. Никогда я не слышала, чтобы Мария Клементи произнесла хоть одно слово или издала хоть один звук… и только однажды ночью я слышала, как она кричала от страха, находясь в сонном бреду.

— Вы кому-либо об этом рассказывали? — спросил я.

— Нет, — прозвучал ее ответ. — Раньше мне казалось, что Марию вполне устраивает собственная немота, но последнее время мне стало казаться, что такое состояние все больше и больше ее угнетает.

— А мистеру Франкенштейну вы не говорили о тех ее криках? — спросил я.

Она покачала головой. Настал мой черед изумляться.

— Не забывайте, что вы обещали, — предупредила она.

— Но ведь мистеру Франкенштейну просто необходимо об этом знать, — с упреком произнес я. — Почему вы не сказали ему?

Она не ответила, так как в этот момент Виктор встал и проговорил, обращаясь, по-видимому, больше к нам, чем к Марии:

— Думаю, на сегодня достаточно. Мисс Клементи не следует чрезмерно утомляться. Насколько я знаю, сегодня вечером она выступает в «Ацисе и Галатее».[13] Миссис Джакоби, если вы придете на следующей неделе, то мы с мистером Гуделлом обсудим ситуацию и продумаем дальнейшие планы.

Так прошла первая проведенная нами консультация (если это так можно назвать). Мария казалась совсем бледной. На прощание она нежно пожала мне руку, тогда как миссис Джакоби сделала это более энергично, высказав надежду встретиться со мной на Чейни-Уолк в следующий раз.

После их ухода Виктор казался озабоченным и погруженным в свои мысли. Покусывая губы, он предложил:

— Не хотите вина?

Я отказался. Мы сели и приступили к разговору.

— Все это чрезвычайно странно. Я знаю — она может говорить! Я в этом убежден. Иногда я чувствую, что мисс Клементи просто отвергает мою помощь. Ее старания воспроизвести звуки впечатляют, но она старается не в полную силу. Боюсь, что она меня просто обманывает. Как актрисе ей ничего не стоит сымитировать свои старания. Я должен, обязательно должен найти ключик, что бы открыть эту дверь… Иначе я ее сломаю! — Он сделал глубокий вздох и нетерпеливо продолжил: — Я действительно не понимаю, что происходит. Нигде в литературе я не сталкивался с подобными случаями. А представляете, дорогой мой Джонатан, как много нового мы узнали бы о структуре языка и о его связи с сознанием человека, если бы добились успеха в этом деле?! — Он ударил кулаком одной руки по ладони другой, а я подумал о том, что, будь на его месте другой мужчина, он разразился бы сейчас руганью и проклятиями.

Я почувствовал себя виноватым в том, что скрываю информацию, которую сообщила мне миссис Джакоби. Виктор ведь не знал, что Мария кричала во сне. Но я дал слово, и не мог его нарушить. Более того, у меня сложилось впечатление, что просьба миссис Джакоби состояла в том, чтобы я не сообщал об известном мне факте не кому-нибудь, а именно Виктору. Это казалось мне в высшей степени абсурдным. Почему это весь мир может знать о том, что у Марии Клементи есть голос, а именно Виктор, человек, который хочет ей помочь, об этом знать не должен? И все же сделать в этой ситуации я ничего не мог.

— Вы установили, что мисс Клементи знает два языка и не знает прочих, — заметил я. — Это факт интересный. Отсюда мы можем сделать вывод, что она понимает речь так же, как и все остальные люди. Она знает языки, с которыми сталкивалась в жизни или которые когда-то выучила. А известно ли вам что-нибудь о ее прошлом? Откуда она? Кто ее родители?

— О ней имеется очень мало сведений, — ответил Виктор. — Понятно, что сама она не может рассказать людям о себе. Кажется, несколько лет назад в Ирландии Марию нашел тот самый человек, который теперь представляется ее импресарио. Он-то и привел ее к знамени тому мистеру Роберту Эллистону, управляющему театра на Друри-лейн, который с радостью за нее ухватился. Так началась ее карьера.

— Мария Клементи — ее настоящее имя?

— Думаю, оно придумано ее импресарио мистером Габриэлем Мортимером совместно с мистером Эллистоном, — сказал Виктор. — Наверное, ее настоящего имени не знает никто.

— Кроме нее самой. Но сообщить его она не может, — подтвердил я. — Какие же страшные и печальные времена пришлось ей пережить.

— Это самое прекрасное и талантливое существо на свете, — заметил Виктор. — Уникальное существо. Исключительное. И осознание этого — достаточная компенсация за мои труды.

Возразить на это я не мог.

Затем я задал Виктору вполне резонный вопрос: может ли Мария общаться, излагая свои мысли в письменном виде. Однако в те времена, в отличие от нынешнего просвещенного века, мало кто мог читать и писать, поэтому меня не очень-то удивило, когда Виктор сообщил, что Мария почти безграмотна. Я же высказал предположение, что процессу восстановления голоса мисс Клементи совсем не помешает, если мы научим ее читать и писать. Изучение слов в их письменном виде могло помочь певице научиться лучше концентрировать свои внимание и волю во время занятий и подстегнуть ее желание произнести эти слова вслух. Даже если эта затея не произведет должного эффекта, Мария все равно не останется в проигрыше, ибо научится выражать свои мысли в письменном виде. Однако к работе в этом направлении Виктор не проявил особого энтузиазма.

— Миссис Джакоби сетовала, что Марию, хоть и с трудом, можно уговорить написать несколько каракулей. Так что в принципе она способна это сделать и без нас. — И он задумчиво добавил: — Итак, не может или не хочет — этого я не знаю. Притом что девушка эта кажется такой очаровательной и милой, нельзя сказать, какова она в душе, и не исключено, что внутри у нее много сопротивления и упрямства.

Я же в свою очередь подумал, что Виктор, оказавшись в роли учителя, не может удержаться от обвинений в адрес ученицы, не способной добиться успеха, хотя на самом деле он обязан подумать над вещами, которые побудили бы ее к более активным действиям.

— Вы же не можете утверждать, что она притворщица, которая может писать, но не желает, которая умеет говорить, но почему-то молчит, — сказал я в недоумении.

— Нет, — ответил Виктор. — Но ведь должно же быть хоть что-нибудь… хоть какой-то механизм, который заставил бы ее говорить!

Я видел сейчас в нем того несгибаемого энтузиаста, того упрямого студента, который не может поверить, что в мире есть люди, неспособные к обучению. Для него это была битва, и он должен был ее выиграть. Но тут, к счастью, мне на выручку подоспела жена Виктора, которая вошла в комнату и предложила нам чаю. Франкенштейн начал вести себя непринужденнее, и сама атмосфера стала более радушной. Наши мысли приобрели рациональный оборот: мы старались определить, каким же путем можно заставить Марию заговорить. Нам пришла в голову интересная мысль: надо будет сначала попросить ее спеть, а потом заставить произнести отдельные слова из песни, уже не пропевая их. При всей своей простоте этот план мог оказаться эффективным.