Ужь эти студенты!.. Вотъ еще — студентъ Ольшевскiй, сидя въ Вилькомiрѣ, ковенской губернiи, вздумалъ задавать вопросы по слѣдующему дѣлу: "Одинъ бѣдный однодворецъ завелъ дѣло съ сосѣднимъ помѣщикомъ о нанесенныхъ ему побояхъ въ количествѣ двухсотъ розогъ. Помѣщикъ въ свое оправданiе сказалъ, что бывъ обруганъ заочно однодворцемъ и приказавъ привести его связаннымъ, наказалъ его розгами. Мѣстный уѣздный врачь, освидѣтельствовавъ побои, нашолъ ихъ дѣйствительными. Судъ, въ которомъ производилось это дѣло, рѣшилъ слѣдующимъ образомъ: "Сообразивъ обстоятельства сего дѣла съ законами, судъ находитъ: по точному смыслу примѣчанiя къ 2,094 ст., кн. I, т. XV Уложенiя о наказанiяхъ исправительныхъ и уголовныхъ, изд. 1857 года, кто за обиду, ему нанесенную, нанесетъ оскорбившему его такую же или менѣе тяжкую, тотъ лишается права приносить на него за сiе жалобу; слѣдовательно жалоба однодворца, на основанiи вышеприведеннаго закона, должна быть оставлена безъ послѣдствiй." (Моск. Вѣд. № 41).

Увѣряя, что это — слово-въ-слово выписка изъ постановленiя суда, г. Ольшевскiй спрашиваетъ: можно ли дѣла рѣшать подобнымъ образомъ? — Странно! вѣдь самъ же говоритъ, что дѣло было такъ рѣшено; стало-быть можно. Еслибы спросить: согласно ли такое рѣшенiе и такое толкованiе закона съ понятiемъ о настоящемъ, благоустроенномъ судѣ, съ юридическимъ и человѣческимъ смысломъ, — это былъ бы вопросъ другого рода; да ктожъ его сдѣлаетъ? И будто самъ судъ не понимаетъ, что онъ перевернулъ законъ вверхъ ногами? Нашли младенцевъ!.. Понимаетъ; но можно было перевернуть, — онъ и перевернулъ.

Въ редакцiю нашего журнала поступило письмо отъ г. Льва Кисловскаго (полковника генеральнаго штаба и мирового посредника ряжскаго уѣзда рязанской губернiи), съ требованiемъ, чтобы непримѣнно и немедленно была напечатана приложенная при его письмѣ "отвѣтная статья", опровергающая "оскорбительную для него клевету", помѣщенную въ № 37 "Рязанскихъ губернскихъ вѣдомостей" за прошлый годъ и нами перепечатанную въ ноябрьской книгѣ того года (Смѣсь, стр. 16 и 17). Г. Кисловскiй тутъ же прибавляетъ, что эта клевета "вынудила его жаловаться г. министру внутреннихъ дѣлъ на начальника рязанской губернiи, и теперь министерство офицiально оправдало его дѣйствiя."

Просимъ извиненiя у г. Кисловскаго, если мы всей его статьи не напечатаемъ, потому вопервыхъ, что она немножко длинна, а вовторыхъ, потомучто обязанность помѣстить ее можетъ относиться только къ "Рязанскимъ губернскимъ вѣдомостямъ", изъ которыхъ, какъ изъ офицiальнаго мѣстнаго органа, взяли мы то, чтó онъ называетъ "оскорбительною клеветою". Но такъ какъ мы, наравнѣ съ г. Кисловскимъ, желаемъ, чтобы наши общественныя дѣла и общественные дѣятели являлись въ ихъ настоящемъ видѣ, - то сущность его опроверженiя раскажемъ.

Извѣстiе, взятое нами изъ "Рязанскихъ губернскихъ вѣдомостей" заключалось въ томъ, что г. Кисловскiй по эстафетѣ увѣдомилъ начальника губернiи о необходимости ввести войска въ сельцо Парышенки, имѣнiе кн. Мингрельской, гдѣ произошли безпорядки и обнаружилось ослушанiе крестьянъ; что начальникъ губернiи послалъ чиновника особыхъ порученiй Хросцицкаго узнать причины безпорядковъ, и г. Хросцицкiй донесъ, что они произошли оттого, что г. Кисловскiй, при образованiи волости изъ парышенскаго сельскаго общества, переименовалъ сельскаго старосту въ волостного старшину, крестьяне же хотѣли сами избрать другого; что на сходѣ, когда крестьяне кричали, требуя смѣны старшины, г. Кисловскiй приказалъ имъ замолчать и говорить кому-нибудь одному; а когда крестьянъ Муслиновъ заговорилъ одинъ, отъ имени мiра, о желанiи выбрать другого старшину, то г. Кисловскiй приказалъ его арестовать. Губернское присутствiе, куда передано было донесенiе г. Хросцицкаго, предоставило крестьянамъ выборъ старшины, а необходимости ввода войскъ въ Парышенки не признало.

По объясненiю г. Кисловскаго теперь оказывается:

1) Сельскiй староста былъ переименованъ въ волостнаго старшину на основанiи § 10 высочайшаго указа правительствующему сенату 19 февраля 1861 г., въ которомъ сказано: "Тамъ, гдѣ волость будетъ состоять изъ одного сельскаго общества, сельскiй староста того общества переименовывается мировымъ посредникомъ въ волостнаго старшину." "Слѣдовательно — прибавляетъ г. Кисловскiй — отступленiя отъ закона и моего произвола тутъ не было."

2) Когда г. Кисловскiй переименовывалъ сельскаго старосту въ волостнаго страшину, тогда крестьяне стали требовать, а не просить, смѣны его за то, что онъ побуждалъ ихъ къ исполненiю господскихъ работъ, — въ чемъ имъ было отказано; "ибо думаю — прибавляетъ г. Кисловскiй — что мировой посредникъ, который потворствуетъ буйству крестьянъ и неисполненiю ими обязанностей, возложенныхъ на нихъ высочайше утвержденнымъ положенiемъ, есть нарушитель порядка, анархистъ, а не добросовѣстный исполнитель своей должности."

3) Крестьянинъ Муслиновъ былъ арестованъ за то, что небудучи уполномоченъ никѣмъ, назвалъ себя уполномоченнымъ отъ общества. Ложь его была обнаружена тутъ же спросомъ порознь каждаго изъ бывшихъ на сходѣ крестьянъ. Этотъ спросъ былъ произведенъ, по распоряженiю г. Кисловскаго, становымъ приставомъ Ураевымъ. Всѣ крестьяне единогласно показали, что уполномоченнымъ Муслинова не избирали.

Потомъ г. Кисловскiй говоритъ, что въ письмѣ его къ начальнику губернiи были подробно изложены причины необходимости ввести войска въ с. Парышенки. Эти причины состояли въ томъ, что крестьяне почти совсѣмъ не исполняли повинностей, что на нихъ накопилось множество неотработанныхъ дней, и помѣщичiй хлѣбъ оставался неубраннымъ.

Вотъ все, что въ статьѣ г. Кисловскаго говорится собственно о его дѣйствiяхъ. Остальное, какъ-то: мысль, что чиновникъ «особенныхъ» порученiй губернатора не имѣлъ права повѣрять дѣйствiя мирового посредника; свѣдѣнiе о томъ, что оказанное крестьянамъ потворство повело къ дальнѣйшимъ безпорядкамъ; наконецъ — намекъ на отношенiя начальника губернiи къ кн. Мингрельскому, — все это, какъ несоставляющее описанiя дѣйствiя г. Кисловскаго и слѣдовательно немогущее служить опроверженiемъ какой-либо клеветы на него, — мы опускаемъ съ совершенно-спокойною совѣстью.

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1862/MAY/ddelamay.htm

Мы расчитывали начать и кончить эту статью подъ благодатнымъ влiянiемъ первыхъ теплыхъ дней поэтическаго мѣсяца мая, и признаемся — чрезвычайно многаго ожидали отъ этого влiянiя. Вотъ, мечталось намъ, пройдетъ ладожскiй ледъ, станетъ тепло, вдругъ распустится зелень; всѣ эти кое-гдѣ мелькающiе голые и мертвые прутики оживутъ, обнаружатъ дыханiе, и мы… мы, зовомые подобiемъ божiимъ, — не пасынки-же мы у природы! И на насъ должна капнуть частица благодатнаго влiянiя, на все наше существо — и на воображенiе, и на мысли; и тѣ мысли, которыми мы вознамѣрились украсить нашу статью, распустятся и расцвѣтутъ полнымъ цвѣтомъ, ясныя и свѣтлыя, на радость намъ и читателямъ… Очарованные этою мечтою, мы какъ-будто и въ самомъ дѣлѣ почуяли близость тепла, тотчасъ вынули зимнiя рамы, и тщательно запрятавъ руки въ рукава, стали ожидать воскресенiя природы, со всѣми его счастливыми послѣдствiями. Сидимъ и ждемъ… Но что за чудо? лопнули почки на деревьяхъ, на улицахъ стало ужасно много пыли, — стало-быть весна; а у насъ въ воображенiи все какъ-будто идетъ ладожскiй ледъ, и непрiятно-рѣзкiй вѣтеръ прохватываетъ до костей. Гдѣ тутъ расцвѣтать мыслямъ! Холодно, милостивые государи, очень холодно! Пришлось начинать безъ благодатнаго влiянiя…