"Поубралась Агафья и побѣжала. Скоро воротилась она, блѣдная, но съ сухими глазами; лицо у ней чуть-чуть подергивало.

"— Чтó, Агафьюшка?

"— Чтó, батюшка!.. Рѣзали!.. проговорила она какимъ-то упавшимъ голосомъ, и лицо ея задергало сильнѣе.

"Я невольно привскочилъ на мѣстѣ.

"— Какъ же это? да почему ты знаешь?

"Она только развела руками.

"— Кровь… и голова сшита… Солдатикъ говоритъ, что и внутренности вынимали…

"— А чтоже фельдшеръ?

"— Его ужь я не видала; онъ ужь мнѣ не показывается… Охъ!..

"И пошла Агафья хоронить мужа, и послѣ расказывала, что похоронила она его хорошо: и гробъ на ножкахъ, и дроги, и лошади въ траурѣ, и мѣсто она ему выбрала хорошее, сухое, на горýшкѣ… Видно, что всѣмъ этимъ ей хотѣлось кое-какъ замазать рану, нанесенную фельдшеромъ ея любящему сердцу."

Расказъ конченъ. Больше мы ничего не имѣемъ сказать.

Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/vremja/1862/AUGUST/ddelaa.htm

Прiятно бываетъ иногда сдѣлать наблюденiе надъ самимъ собою и замѣтить въ себѣ какую-нибудь характерную черту. Какъ бы ни былъ скроменъ самонаблюдшiй субъектъ, но при этомъ случаѣ въ душѣ его непремѣнно шевельнется желанiе показать кому-нибудь подмѣченную черточку, хотя бы она была такихъ свойствъ и размѣровъ, что для разсмотрѣнiя ея требовался бы постороннему человѣку хорошiй микроскопъ. Такова уже природа человѣческая, таковы ея естественныя стремленiя, и удержаться отъ нихъ на всякiй часъ, удержаться отъ соблазна самопоказыванья можетъ только человѣкъ, задавившiй и заморившiй въ себѣ, силою разсудка и воли, многое множество дѣйствительныхъ, а вмѣстѣ съ ними столько же и кажущихся слабостей, т. е. такихъ, которыя по первоначальной мысли природы предназначались быть необходимою приправою и прикрасою для составленiя полнаго человѣка. Послушные этому зову природы, находя въ немъ себѣ защиту и оправданiе, мы рѣшаемся признаться, что предавались и мы самонаблюденiю, и всмотрѣвшись внимательно въ наблюдаемый предметъ, простымъ глазомъ, безъ помощи микроскопа, увидѣли слѣдующее: у насъ какъ-будто выработалась своя манера, свой постоянный прiемъ въ изложенiи нашихъ домашнихъ дѣлъ, состоящiй въ томъ, что начинаемъ мы обыкновенно такъ-сказать отыскиванiемъ тона, въ которомъ поетъ въ данную минуту общественный хоръ; мы прежде всего какбы прислушиваемся, орiентируемся, справляемся съ компасомъ, опредѣляемъ направленiе вѣтра и потомъ уже пускаемъ ладью своего лѣтописанiя по мелкимъ волнамъ явленiй и фактовъ. Этого мало: вслушиваясь въ звуки хора и ощущая на себѣ вѣянiе вѣтра, мы проникаемся влiянiемъ стихiй, чувства наши получаютъ соотвѣтствующее расположенiе — и плывемъ мы потомъ до конца съ тою сiяющею или кислою гримасою, которая образовалась при началѣ… Открытiе, согласитесь, не малое! можно предаться нѣкоторому самоуслажденiю, сознавъ въ себѣ такую характерность!..

На это открытiе мы напали въ ту самую минуту, когда уже взяли перо, чтобы начать настоящую статью; а сдѣлавши его, нѣсколько развязнѣе можемъ послѣдовать выработанному прiему. Чтобы выполнить его, довольно сказать, что въ нашей общественной жизни почуялся новый элементъ; въ потокъ этой жизни влилась новая темная струйка, о которой давно-таки не было ни слуху ни духу. Эта струйка — скука; присутствiе ея открылъ и возвѣстилъ г. Пановскiй, одинъ изъ лѣтописцевъ "Современной Лѣтописи", который почти еженумерно, т. е. еженедѣльно отвѣчаетъ на задаваемый имъ самому себѣ вопросъ: "чтó дѣлается въ Москвѣ?" И вотъ въ одномъ изъ iюльскихъ нумеровъ отвѣтилъ онъ на этотъ вопросъ такъ: "Москва скучаетъ". Онъ изслѣдовалъ и дозналъ положительно, что въ настоящее время одержимо скукою все московское: молодые люди, артисты, литераторы, торговля, промышленость, книги, газеты… Особенно литераторы скучаютъ, приходя въ рѣшительное отчаянiе отъ того, что "не въ состоянiи ничего сказать новаго, ничего поразительнаго, эфектнаго, послѣ новыхъ ученiй, высказанныхъ въ послѣднее время нѣкоторыми петербургскими журналами"…

Прочитавъ это извѣстiе, въ первую минуту мы ужаснулись бѣдствiю первопрестольной столицы, поражонной такою страшною эпидемiею; потомъ нашло на насъ сомнѣнiе: откуда, думаемъ, взяться эпидемической скукѣ? Г. Пановскому должно-быть показалось… Однако нѣтъ! просматривая нѣкоторыя московскiя изданiя, мы замѣтили, что тамъ въ самомъ дѣлѣ должна дѣйствовать зараза, потомучто иначе нельзя объяснить прорывающагося мѣстами особеннаго порядка и склада мыслей, которыя какъ-будто вертятся все вкругъ одного и того же пункта и сбиваются на него безпрестанно, кстати и некстати. Такъ напримѣръ въ той же "Современной Лѣтописи" заговорили какъ-то объ открытiи участка саратовской желѣзной дороги до Коломны; съ прiятностью замѣтили, что "въ управленiи ея невидно бюрократическихъ замашекъ"; потомъ уже безъ всякой прiятности упомянули, что "и тутъ, на этой внутренней, чисто-русской желѣзной дорогѣ видятся въ ея должностномъ персоналѣ, между кондукторами и разными мастерами, несовсѣмъ русскiя лица и слышится нѣмецкiй говоръ" — и вдругъ при семъ удобномъ случаѣ прибавляютъ: "Жаль, что у насъ столько плодится людей, которые переливаютъ изъ пустого въ порожнее, лѣзутъ въ просвѣтители человѣчества, въ реформаторы общества, а такъ мало людей дѣльныхъ; не лучше ли было бы всѣмъ этимъ просвѣтителямъ заняться какимъ-нибудь болѣе скромнымъ, но болѣе серьознымъ дѣломъ? Право несравненно лучше служить исправными кондукторами или даже кочегарами на желѣзной дорогѣ, чемъ празднословить о прогресѣ. Прогреса оказалось бы больше, еслибы у насъ убыло болтуновъ по части прогреса, а настолько бы прибыло людей дѣльныхъ, хотя бы то кондукторовъ по желѣзнымъ дорогамъ."

Въ другой неменѣе почтенной московской газетѣ "Наше время", какой-то г. Дивово расказываетъ, что его знакомый, молодой человѣкъ, должно-быть очень нелѣпый, предлагалъ ему участвовать въ обществѣ, которое бы называлось консервативно-прогресивнымъ или прогресивно-консервативнымъ, котораго цѣль касалась бы "благоденствiя Европы", а дѣйствiя заключались бы главнѣйше въ выборѣ предсѣдателя и назначенiи дней засѣданiя. Расказавъ о такомъ проявленiи помѣшательства, г. Дивово заключаетъ, что лучше было бы, еслибы подобные (т. е. помѣшанные) господа, "оставивъ всторонѣ благоденствiе Европы", занялись… чѣмъ-нибудь эдакимъ полезнымъ, устройствомъ мостовой въ Сокольники или уничтоженiемъ зловонiя вокругъ Сухаревой башни.

Оба совѣта, данные молодымъ болтунамъ — идти въ кочегары и строить мостовыя — безъ сомнѣнiя совѣты весьма мудрые, но господа совѣтодатели, видимо одержимые московскою эпидемiею, въ припадкахъ скуки и тоски забыли вѣроятно неменѣе мудрое правило, что поученiя тогда только могутъ имѣть силу и дѣйствiе, когда они не впадаютъ въ пошлость и не тычутся въ глаза ни къ селу ни къ городу.