Комья слипшейся грязи ударяли беглянку по ногам. Ларк затылком чувствовала горячее дыхание огромного жеребца и понимала, что еще минута — и преследователь схватит ее. Не желая отдаваться на милость зловещего всадника, Ларк рванулась в сторону и прыгнула через придорожную канаву.

Увы, ногам девушки так и не суждено было коснуться ее противоположного края. Могучая рука схватила беглянку за платье, и она взмыла в воздух.

Ларк зажмурилась в ожидании разящего удара и попыталась вспомнить о том, когда исповедовалась в последний раз.

Прежде чем девушка успела промолвить «Спаси меня, Господи!», ее тело соприкоснулось с каким-то твердым и холодным предметом. Секунду помедлив, она распахнула глаза и увидела прямо у себя перед носом затянутое кольчужной сеткой мощное колено. Выяснилось, что она лежит на животе поперек седла.

— Отпусти меня! Я невиновна. — Ларк попыталась приподнять голову и взглянуть на рыцаря, но ничего, кроме ноги воина, разглядеть ей не удалось. — Повторяю, я не хотела тебя убивать. Напротив, спасала тебе жизнь, о чем, впрочем, теперь искренне сожалею.

В ответ рыцарь, очевидно, в шутку, шлепнул широкой ладонью по тощей девичьей попке.

— Если попытаешься снова убежать, прыгать через канавы тебе больше не придется, ручаюсь.

Ларк зажмурилась, чувствуя жжение в той части своего тела, к которой приложил руку великан. Кровь прилила у нее к голове, а в висках застучало.

Она уставилась на сапог, монументально утвердившийся в стремени, и почувствовала, что ее терпению пришел конец.

— Не веришь, так убей меня! Чего ты ждешь?

— Убить никогда не поздно.

Услышав нешуточную угрозу в словах рыцаря, Ларк поежилась от пробежавшей по ее телу противной холодной дрожи. Выбирать не приходилось: так или иначе, но от этого Голиафа следовало бежать, даже если это будет стоить ей жизни.

Стоук де Брейси, граф Блэкстоун, поворотил коня к мосту и вдруг почувствовал, что тощие ребра распутной девки натирают ему пах. С мокрого, грязного платья девчонки натекла вода и пропитала его тунику и штаны — он уже ощущал противную сырость между ногами. А запах! Бродяжка воняла так, будто ее выкупали в бочке с прокисшим суслом. Ее слипшиеся от грязи волосы хлестали по его новым замшевым сапогам — недешевой покупке, за которую граф выложил денежки лишь сегодня поутру.

Когда рыцарь подъехал к своему другу Роуленду, настроение у него испортилось окончательно.

Роуленд оттащил на обочину четвертый, последний, труп и выпрямился.

— Ну вот, все на месте. Как говорится, упокой, Господи, их души.

— Нет, не все, один все-таки ушел, — уточнила Ларк.

— Не себя ли ты имеешь в виду? — пророкотал Стоук.

— Ого! — Роуленд удивленно выгнул бровь и устремил на девушку взгляд холодных голубых глаз. — Как я понимаю, ты поймал еще одного злоумышленника — вернее, злоумышленницу?

— Да поймите же вы, я не с ними.

Девушка снова попыталась поднять голову — на этот раз чтобы взглянуть на Роуленда.

— Держи язык за зубами и веди себя смирно или не сможешь еще неделю сидеть на своей костлявой заднице.

— На кой черт мне задница, коли ты замыслил убить меня?

— Скоро узнаешь.

— Может, похоронить эту падаль? — предложил Роуленд.

— Ну уж нет, оставь их воронью. — Стоук вложил наконец меч в ножны.

— Слушай, на кой черт тебе эта шлюшка?

— Уверен, ей известно, кто стоит за покушением на мою жизнь. Хочу добиться от нее правды.

Роуленд подошел к своему коню и вскочил в седло.

— Девица, похоже, не из тех, кто говорит правду.

— Ошибаешься! — Надменная девица изогнулась, как змея, и подняла грязную голову. — Что ты знаешь обо мне? Я, во всяком случае, вижу тебя впервые в жизни.

Стоук шлепнул ее по попке, прервав на полуслове.

— О-о-о! Да она злючка, — расхохотался Роуленд. — Смотри, не подставь ей ненароком спину.

— Уж будь уверен, не подставлю!

Взгляд Стоука снова задержался на девичьей попке. В жилах у него вскипела кровь, а в паху возникло напряжение.

— Увидимся завтра. Прощай.

Роуленд понимающе кивнул:

— Прежде чем подвергнуть девицу пытке, я бы окунул ее в ручей. А то еще вшей наберешься.

— Да будет тебе известно, что я принимала ванну не далее как вчера вечером. Сам-то ты когда мылся последний раз?

— К списку ее добродетелей стоит прибавить еще и наглость, — ухмыльнулся Роуленд. — Не убивай ее до того, как узнаешь правду. Приятного вечера.

Роуленд пришпорил коня и помчался по дороге во весь опор. Стоук хмуро посмотрел вслед другу и почувствовал, как девица, устраиваясь поудобнее, беспокойно заерзала, невольно прижимаясь к его мужскому достоинству. Помрачнев еще больше, рыцарь послал Шехема в галоп.

Через минуту они уже спускались в низину. На опушке леса, у ручья, рыцарь высмотрел удобное для стоянки местечко и придержал коня.

— Предупреждаю еще раз — не пытайся бежать от меня, иначе горько об этом пожалеешь.

Стоук соскочил на землю и, подхватив девушку на руки, снял с лошади. При этом он с удивлением отметил, что ноша его отнюдь не так легка, как ему представлялось. Девица весила ничуть не меньше иного мужчины, а ее крепкие бедра и острые колени пристали бы скорее юноше. В фигуре этой строптивицы, весьма откровенно обозначившейся под мокрым платьем, не было и намека на то, что поэты называли «женскими прелестями».

— Отпусти меня, — процедила Ларк сквозь зубы. — Пожалуйста.

Стоук положил бродяжку на поросший травой берег ручья и внимательнее посмотрел на нее. Волосы девицы, перепачканные илом, свалялись. Ростом она была повыше, чем ему показалось вначале, и, пожалуй, достала бы ему до подбородка. «Бог ты мой, — подумал Стоук, — да эта девушка — настоящий мальчишка-переросток. Ни капли женственности».

— Да будет тебе известно, я — леди! И ты не имеешь права держать меня в плену, — Ларк отбросила с лица волосы и погрозила рыцарю кулаком.

— Охотно верю.

— Ничего смешного. Я — прирожденная леди. И ты пожалеешь, что схватил меня.

Стоук де Брейси, скрестив на груди руки, с интересом наблюдал за девушкой.

— Ну, это вряд ли, миледи, — холодно заметил он.

— Тебе не подобает вести себя со мной столь вольно!

— Уж не принимаешь ли ты меня за простака, готового поверить в твои небылицы?

— Все, что я говорю, правда.

— Если ты — леди, то я — король Ричард.

Девушка по-прежнему лежала на траве у его ног и следила за ним золотистыми глазами, в которых полыхал огонь, способный, казалось, прожечь его стальную кольчугу. Лунный свет придал ее глазам жутковатый желтый оттенок, и Стоук не мог отделаться от мысли, что на него смотрит волчица.

— Что ты на меня уставился? Думаешь, я тебя испугалась?

Стоук насупился:

— Сними свои лохмотья и вымойся в ручье.

— Не стану я раздеваться. Всех святых мучениц пытали одетыми.

— Я бы так и поступил, но на тебе столько грязи, что я боюсь испачкать руки. Так что раздеться и искупаться тебе все-таки придется.

— Раздеваться я не буду — это раз. Кто задумал тебя убить, я не знаю — это два. Или, быть может, тебе нужно, чтобы я соврала? Клянусь всеми святыми, я не имею никакого отношения к мерзким шотландцам.

Стоук сделал шаг к девушке.

— Раздевайся сейчас же, или я сам сорву с тебя эти лохмотья! Ларк заслонилась от него руками с таким отчаянием, будто перед ней стоял сам дьявол.

— Уж лучше я сама разденусь, нежели позволю тебе дотронуться до меня.

Стоук устремил взгляд на ее соблазнительные ноги.

— Ну? — Девушка вопросительно посмотрела на рыцаря, будто ожидая от него каких-то действий.

— Что «ну»?

— Отвернись.

Стоук помотал головой, чтобы избавиться от наваждения, и ухмыльнулся:

— Полагаешь, я такой дурак, что повернусь к тебе спиной? Ну уж нет, я не желаю заполучить нож между лопаток.

— Да будь даже у меня оружие, я бы не воспользовалась им. Честь не позволит мне нанести удар в спину.