— Никто и ничто не поможет тебе обрести счастье в любви.

— Не может быть, чтобы ты не был счастлив со своей первой женой. Насколько я могу судить, ты любил ее…

— Было дело… Когда-то. Очень давно.

— А почему ты разлюбил ее?

— Она меня предала.

— Как это?

— Она… — Тут Стоук неожиданно осознал, что собирается открыть Ларк еще одну тщательно хранимую им тайну, и стиснул зубы. Им овладело странное чувство. Он понял, что не прочь облегчить душу, но почему он исповедуется именно этой женщине?

— Не представляю, что это значит, когда тебя предает тот, кого ты любишь, — пробормотала Ларк сонным голосом. — Я вот, к примеру, знаю, что отец и Эвенел никогда не предадут меня. Если бы такое случилось, я бы, наверное, умерла.

Стоуку прежде никогда не приходило в голову, что эта женщина способна на сильные чувства. Он вдруг ощутил острый укол ревности, что уж совершенно не поддавалось объяснению. Как бы то ни было, Стоук спросил:

— Скажи, а ты очень любишь лорда Эвенела?

— Ага. Я всегда любила его.

И снова им овладела ревность. Стоук постарался избавиться от очередного наваждения, успокоился и прислушался к ее глубокому, ровному дыханию. Потом не выдержал и опять посмотрел на Ларк. Она спала, подложив под щеку ладошки. Длинные стрельчатые ресницы окаймляли чуть удлиненные веки. Ее нежное лицо имело овальную форму, а алые, как рубины, губы приоткрылись во сне, будто призывая к поцелую. Рядом со Стоуком лежала прелестная молодая женщина — Ева, Далила, Таис и Афродита в одном лице. Боль в паху Стоука становилась нестерпимой. Но рыцарь держался насмерть.

То, что обрушилось на Стоука, походило на болезнь или наваждение, другими словами, на несчастье. И Стоук подозревал, что все его несчастья начались в тот момент, когда он повстречался с этой мегерой, имевшей, впрочем, соблазнительное обличье античной богини.

Через час Ларк проснулась. Огонь в очаге погас, оставив после себя россыпь тлевших углей. С минуту полежав, она медленно повернулась, решив выяснить, что поделывает ее похититель. Стоук лежал на боку лицом к ней. Веки его были плотно закрыты, он дышал ровно и размеренно. Лоб Стоука пересекала морщина — казалось, даже во сне он о чем-то напряженно думал.

Ларк переключила внимание на его руку, которая держала в плену ее волосы. Стоук спрятал ее под подушку, и Ларк дюйм за дюймом приподнимала край подушки, настороженно поглядывая на своего похитителя. Тот не шевелился.

Тогда Ларк стала разжимать пальцы Стоука, медленно, методично и осторожно.

Выручив волосы из плена, она взглянула на мощную длань Стоука и поняла, что ему не составило бы труда одним движением раздавить ей горло. При этой мысли она поежилась, однако перекатилась к краю постели и тихо спустила ноги на пол.

«Крэк» — заскрипели веревки под тюфяком.

Не успела она оглянуться и выяснить, не проснулся ли Стоук, как его сильная рука сжала ей предплечье.

— Далеко ли собралась?

Ларк содрогнулась.

В следующее мгновение Стоук с силой дернул ее за руку, и она упала ему на грудь.

— Я сплю очень чутко, — прошептал он, и его горячее дыхание долетело до ее губ и опалило их, словно ветер Сахары.

— Буду иметь это в виду, — выдохнула она в ответ, с каждым мгновением все больше проникаясь мыслью, что лишь этот человек в состоянии погасить бушевавшее в ней пламя.

— Мне нужно держаться подальше от тебя, — пробормотал Стоук и вдруг замер, впившись руками ей в плечи.

Его охватила дрожь — казалось, он вел сражение не на жизнь, а на смерть с каким-то серьезным недугом.

Ларк подумала было, что он хочет оттолкнуть ее от себя, но Стоук лишь посмотрел на нее в упор.

— Бог мой! — хрипло воскликнул он. — Что ты со мной сотворила!

— То же, что и ты со мной. — Губы Ларк были теперь совсем близко от его рта.

— Не пытайся равняться со мной, тигрица! У нас нет ничего общего…

Сражение, которое вел с собой Стоук, неожиданно завершилось. Он снова сжал девушку в объятиях и прижал к себе. А потом его губы встретились с ее губами.

Глаза Ларк затуманились. Девушку с головой накрыла новая волна лихорадочного жара.

Казалось, кто-то распахнул у нее внутри ворота, в которые хлынула расплавленная лава.

Ларк окончательно сдала позиции и отдалась на волю этого не испытанного ею прежде ощущения. Стоук стал теперь для нее всем. Девушка наконец поняла, что имел в виду ее отец, говоря о всеобъемлющей и всепоглощающей страсти. С Эвенелом у Ларк никогда ничего подобного не было. В том, что происходило с ней сейчас, крылось нечто величественное, невероятное и грандиозное.

Поцелуй становился все более жарким, жестоким. Ларк с неистовой силой прижимала губы к жадным устам Стоука. Пальцы Стоука погрузились в волосы Ларк.

Вдруг он отпрянул от нее:

— А не держишь ли ты, часом, за спиной ножичек? Может, стоит тебя обыскать?

— На этот раз у меня нет при себе оружия. — Ларк провела ладонью по щетине у него на лице. Стоук снова притянул ее к себе и поцеловал. Он погладил ее по шее, а потом по спине. От его прикосновений кожа Ларк покрылась мурашками.

Стоук обхватил ее ягодицы и прижал живот девушки к своему напряженному мужскому органу.

Ларк застонала. Чтобы лучше чувствовать его, она раздвинула ноги. Волосы, рассыпавшиеся у нее по плечам, покрыли грудь Стоука. Стоук подхватил ее под мышки, приподнял и усадил на себя верхом.

Припав к груди Ларк, он губами втянул ее сосок. Она изогнулась как лук и запустила пальцы в длинные черные волосы Стоука.

Стоук проник рукой ей в промежность и коснулся заветной точки, отчего по всему телу Ларк волной распространился жар. Она запрокинула голову и вскрикнула.

— Назови меня по имени, Ларк, — попросил Стоук, опалив ее горячим дыханием. — Я хочу быть уверен, что ты понимаешь, с кем находишься в постели.

— Тебя зовут Черный Дракон, — простонала она.

— Нет, меня зовут Стоук! Ну-ка скажи: Стоук…

— Стоук… — выдохнула Ларк.

Она не могла говорить, поскольку все ее внимание сосредоточилось на сладкой пытке, которой подвергал ее Стоук.

— Скажи, Ларк, хочешь ли ты меня?

Его пальцы, продолжая ласкать девушку, скользнули внутрь ее тела.

— Да, да, хочу… Пожалуйста… — простонала она.

Ее бедра стали двигаться, повинуясь ритму руки Стоука. Потом перед глазами у Ларк вспыхнул огненный шар, и она открыла рот, чтобы разразиться громким, пронзительным криком. Стоук накрыл ее рот поцелуем и прошептал:

— Скажи, как меня зовут?

— Стоук.

Он сжал руками ее бедра, приподнял и ввел в нее свой пылающий жезл. Ларк пронзила острая боль. Она закусила губу. Как только боль немного утихла, девушка замолотила кулаками в грудь Стоука.

— Ты сделал мне больно! И не случайно, а намеренно! Сейчас же отпусти меня, грубый, жестокий чурбан!

Стоук перехватил ее руки и с изумлением уставился на нее.

— Черт возьми, так ты девственница?

Лицо его выразило такое же изумление, как в тот момент, когда она ударила его кинжалом в спину. Впрочем, имелось одно существенное отличие. Тогда в глазах Стоука полыхала еще и ярость, теперь же в его взгляде ясно читалось сожаление.

— Смотри-ка, как ты удивился!

— Трудно поверить, что ты девица, глядя на твое поведение.

— А как, спрашивается, должна вести себя девица? Ты что — тонкий знаток в этой области? — с негодованием осведомилась Ларк.

— Во всяком случае, девица не должна бегать по полям и лесам в драном платье, вмешиваться в разговоры старших и смотреть на мужчину в упор. И уж тем более не должна завлекать мужчину в свои сети, а потом втыкать ему в спину кинжал.

— Похоже, я не подхожу тебе. Ни в чем. Зато с моей матерью ты бы наверняка поладил. Ей я тоже угодить не могу. Иногда я думаю, что и впрямь сильно отличаюсь от других женщин. Но это, по большому счету, неверно. Суть в том, что окружающие просто ошибочно толкуют мои поступки.

— Каюсь, считая тебя доступной, я и вправду заблуждался.