Стоук прижал Ларк к себе спиной, и она чувствовала прикосновение его могучей груди. В следующее мгновение мускулистые бедра рыцаря коснулись ее ягодиц, а еще через секунду девушка ощутила его твердый мужской жезл.
«Что же его так возбудило?» — недоумевала Ларк, всю жизнь сомневавшаяся в своей привлекательности и считавшая, что пробуждать в мужчинах страсть способна только Элен. Косвенным подтверждением тому были поцелуи Эвенела, нежные, но скорее дружеские, нежели исполненные страсти. Сама Ларк легко могла отстраниться от губ Эвенела и как ни в чем не бывало вернуться к занятиям, не имевшим ничего общего с наукой любви.
Пока девушка размышляла обо всех этих увлекательных вещах, Блэкстоун истолковал молчание Ларк по-своему и, приблизив губы к ее уху, спросил:
— Неужели твое молчание означает, что ты сдалась, моя тигрица? Как это мило с твоей стороны. Мне не хотелось бы, чтобы ты своими воплями перебудила весь замок. Надеюсь, если я уберу руку, ты не будешь сквернословить?
Горячее дыхание Стоука не только ожгло, как огнем, кожу Ларк, но разбудило ее чувственность. Она затрепетала. Тем не менее приходилось отвечать на вопрос Стоука, и девушка с самым равнодушным видом кивнула.
Когда Стоук убрал ладонь с ее лица, она повернула голову и, как змея, прошипела:
— Как ты оказался здесь, Блэкстоун?
— Мы знакомы вот уже несколько часов, а потому лучше обращаться друг к другу по имени. Будь любезна, зови меня Стоук.
— У меня нет желания произносить твое имя! Кстати, куда подевался Балтазар? Если ты сотворил с ним какую-нибудь гнусность, я вспорю кинжалом тебе живот и выпущу кишки!
Рыцарь снова зажал ей рот ладонью.
— Твои угрозы лишь распаляют мою страсть, тигрица. Что же касается Балтазара, то сей добрый зверь цел и невредим. Я выманил его из комнаты, швырнув ему кусок мяса. Но хватит об этом. Скажи лучше, приятно ли тебе быть у меня в объятиях? Похоже, ты просто без ума от этого!
Стоук ласково куснул мочку ее уха и провел языком по ушной раковине.
По спине Ларк волной пробежала дрожь. Можно было, конечно, завопить во все горло, разбудить мать и Элен, но Ларк предпочитала чувствовать у себя на коже исходивший от губ Стоука жар, нежели отвечать на ехидный вопрос леди Элизабет, что поделывает у нее в комнате Черный Рыцарь. И это после того, как мать обвинила Ларк в попытке соблазнить Блэкстоуна!
Стоук коснулся губами шеи девушки. Горячий, влажный кончик его языка заскользил у нее по коже, а рука графа коснулась подбородка, шеи и дотронулась до ее груди. Другая его рука, лежавшая у Ларк на талии, взлетела вверх и легла на ее другую грудь. Млея от прикосновений сильных рук Стоука, Ларк выгнула спину, запрокинула голову и, не в силах противиться себе, потянулась к его губам.
Когда их губы встретились, Ларк с шумом втянула в себя воздух. Исходивший от губ графа жар волной накрыл ее тело. Между тем язык Стоука скользнул меж губ девушки и проник к ней в рот. Такого удивительного ощущения Ларк никогда еще не испытывала. Нежный, будто из мокрого шелка язык Стоука касался ее губ, десен, неба. Голова Ларк затуманилась, и разом исчезли все мысли, кроме одной: почему Эвенел, целуя ее, ни разу не делал ничего подобного?
Не отрываясь от губ Ларк, рыцарь подхватил ее на руки и отнес на кровать. В следующее мгновение она ощутила на себе тяжесть его тела, а у себя между ног — его напряженный мужской стержень. Это было невероятное чувство — приятное и вместе с тем мучительное. Лоб ее покрылся испариной, а сердце неистово забилось. От Стоука пахло седельной кожей, лошадиным потом и чем-то неуловимо мужским, что принадлежало только ему. Этот запах пьянил ее, как старое вино. Граф целовал Ларк, а его черные волосы касались ее щек и висков.
Ларк обхватила Стоука руками и свела пальцы у него на спине, твердой, как гранитная плита.
— Ты сведешь меня с ума, — простонал Стоук и провел широкой ладонью по ее обнаженным предплечьям. Его руки нырнули под тонкую шелковую сорочку и легли на ее грудь. Захватив указательным и большим пальцем ее сосок, он начал играть с ним, то сжимая, то снова отпуская.
Жар вновь объял ее. А между тем, когда она целовалась с Эвенелом, с ней ничего подобного не происходило.
Стоук просунул бедро между коленями Ларк и раздвинул ей ноги. Она попыталась было сжать их, но у нее ничего не получилось.
— Ради Пресвятой Девы, прекрати! — взмолилась Ларк, пытаясь оттолкнуть его руку.
— Тебе приятно, когда я дотрагиваюсь до тебя, моя тигрица?
— Приятно и страшно.
— Страшно? Но почему? Неужели тебя пугает то, что ты оказалась рядом с настоящим мужчиной?
Стоук продолжал целовать ее в губы, одновременно лаская пальцем ее лоно. Желая дать выход овладевшему ею возбуждению, Ларк начала в едином ритме с пальцем Стоука поднимать и опускать бедра.
Тишину ночи нарушил громкий вой Балтазара. Внезапно опомнившись, Ларк уперлась руками в грудь Стоука и попыталась столкнуть его с себя. Поскольку у нее ничего не получилось, она схватила его за волосы и что было силы дернула.
Стоук оторвался от ее губ.
— Святой Иуда! Что это ты творишь? — Рыцарь схватил девушку за руку с такой силой, что ей оставалось лишь разжать пальцы и выпустить его вороную гриву.
— Изволь слезть с меня! — воскликнула Ларк и замолотила кулаками по необъятным плечам.
Однако в следующую минуту он перехватил ее руки и прижал их к матрасу у нее над головой.
Волчий вой послышался снова. На этот раз такой громкий и заунывный, что разбудил бы и мертвого.
— А я-то думал, что избавился от этого рассадника блох, — сказал Стоук.
— Надеюсь, он сейчас поднимет на ноги весь замок.
Ее надежда сбылась. В коридоре громко хлопнула дверь.
— Ларк!
Услышав голос Элизабет, Ларк вздрогнула и устремила взгляд на дверь спальни.
— Твой зверюга в конце коридора. Если мне не изменяет память, я велела прогнать его из жилых покоев. Почему он все еще сидит здесь и воет?
Поскольку рыцарь не сделал попытки слезть с кровати, Ларк зашипела, как разъяренная кошка:
— Убирайся!
— Ларк! Я слышу шепот. С кем это ты там разговариваешь? Сейчас же открой! — Леди Элизабет подошла к комнате дочери и начала колотить в дверь. — Если ты сейчас же не откроешь, я позову Гована, и он выломает двери.
— Только не думай, что тебе удастся от меня улизнуть, тигрица, — прошептал Стоук. — За тобой должок — ты расскажешь мне о шотландцах, а я, поверь, знаю, как заставить человека разговориться. — Стоук скатился с Ларк и вскочил.
— Я ничего не знаю о них.
— Ларк! Открой дверь! Кто там у тебя?
— Полезай под кровать, — прошептала Ларк Стоуку.
— У меня нет привычки торчать под кроватью. — Рыцарь скрестил могучие руки на широкой груди и мрачно улыбнулся.
— Что ж, этого я тебе не забуду. Предупреждаю, я поставлю на тебя капкан, и если ты попытаешься вломиться ко мне снова, обязательно в него попадешь!
Ларк схватила с пола груду старых рубашек и штанов, когда-то принадлежавших ее братьям, накинула на себя покрывало, села у стены на пол и завалила себя тряпьем.
Леди Элизабет упорно колотила в дверь.
Стоук подошел к двери и открыл ее.
— Милорд? — изумилась леди Элизабет. — Что ты делаешь в комнате Ларк? Кстати, где она? Кажется, я слышала голоса…
— Понятия не имею. Я ходил на кухню налить себе стакан вина и заблудился в темноте. Решил, что это моя комната.
Ларк затаила дыхание: выдаст ее Стоук или нет?
— Ты не видел мою дочь? Волчище вечно трется около нее, стало быть, и она где-то неподалеку.
— Я не видел твою дочь, но желаю тебе, миледи, отыскать ее.
Ларк облегченно вздохнула.
— А теперь прошу меня извинить. Раз это не моя комната, пойду в свою. Ты не представляешь, как мне хочется спать. Доброй ночи.
От пыльных старых тряпок у Ларк защекотало в носу, и она зажала нос пальцами, чтобы не чихнуть. Между тем Стоук вышел, и скоро звук его шагов стих в коридоре.