На суше люди моментально, словно инстинктивно, разделились на две неравные группы. В одной — Корнелия, ее служанки, Селевк, Хирхан, его помощник и двое матросов, в другой — все остальные.

Киликиец сказал, что возьмет необходимое на несколько дней количество продуктов для госпожи, а остальное разделит на всех поровну. Никто не возражал. К счастью, проблема с водой была тут же решена — кто-то нашел неподалеку обширную лужу, оставшуюся после недавнего дождя. Люди напились, наполнили фляги и бурдюки. Настроение у всех заметно поднялось.

Двое матросов быстро сколотили из корабельных досок примитивные носилки, на которые положили капитана. Хирхан чувствовал себя все лучше, но ходить пока не мог. Селевк разделил продукты; рабы жадно наблюдали за ним.

А потом меньшая группа повернулась и двинулась на запад вдоль берега. Матросы несли капитана, помощник — запасы провизии; Селевк хотел поддержать под руку Корнелию, но девушка лишь поблагодарила его улыбкой и отрицательно покачала головой.

— Спасибо, я сама, — сказала она твердо. — Дедушка наградит тебя за все, что ты для меня сделал. Я сама буду просить его об этом.

Селевк улыбнулся.

— Твой дедушка, госпожа, наградил меня наперед. Он спас мне жизнь.

Они все дальше уходили по прибрежным камням, а оставшиеся у разбитого судна люди уже даже не смотрели на них, занятые собственной судьбой. Лишь один британец Утер не сводил глаз с фигуры Селевка и повторял про себя страшную клятву отомстить за смерть брата.

Они шли, пока солнце не опустилось в море, и не стало темно, лишь изредка делая недолгие остановки, чтобы отдохнули женщины, Корнелия, не привыкшая к длительным пешим переходам, очень устала, но старалась не подавать вида. Зато ее служанки еле переставляли ноги и вовсе этого не скрывали. Ни людей, ни домов по дороге они не встретили.

— Завтра повернем и пойдем вглубь, — сказал Селевк, показывая рукой на юг, туда, где на горизонте виднелись окутанные туманом контуры высоких черных гор.

Они расположились на ночлег прямо на берегу, разожгли костер, распределили пищу. Ко всеобщей радости один из матросов копьем загарпунил здоровенную рыбину в небольшой тихой бухточке, которую они миновали по пути, так что свежее сочное мясо морской жительницы явилось отличной добавкой к копченому сыру, сушеным фруктам и твердому хлебу.

С первыми лучами восходящего солнца киликиец поднял своих спутников. Капитан, как оказалось, мог уже довольно сносно передвигаться сам, но носилки все же решили не оставлять, на случай, если он опять почувствует боль.

После легкого завтрака поход был продолжен. Теперь путники свернули на юг и пошли вперед, удаляясь от моря, которое провожало их мерным рокотом пенистых волн, раз за разом накатывавшихся на каменистый берег.

Местность начала быстро меняться — появлялись возвышенности, трава и деревья. Еле различимые вчера черные горы подступали все ближе.

В полдень они сделали привал в тени большого раскидистого дерева, поели и улеглись немного вздремнуть. Селевку спать не хотелось.

— Я поднимусь на тот холм, — сказал он, показывая рукой. — Осмотрю окрестности. Неужели тут никто не живет?

Хирхан пожал плечами.

— Все может быть. Это явно не Сицилия. Куда же еще нас могло занести? В Африку? В Испанию?

— Да нет, — вмешался помощник. — До Испании слишком далеко. Может быть, Сардиния? Там есть такие пустынные участки на побережье, я знаю.

— Но там нет таких гор, — возразил Селевк. — Я тоже бывал на Сардинии. Ладно, чего гадать. Пойду на разведку, может, увижу что-нибудь интересное.

Он пружинисто поднялся и двинулся к холму, слегка покачиваясь на ходу, как обычно делали моряки. Корнелия, прикрыв ладонью глаза от солнца, задумчиво смотрела вслед стройной, гибкой, красивой фигуре киликийца.

Через полчаса быстрой ходьбы Селевк подошел к подножию холма и начал взбираться на него. Это оказалось делом нелегким — склон был отвесным, но ловкий бывший ретиарий успешно продвигался все дальше. Наконец, он достиг вершины, выпрямился и огляделся. И тут же присел.

Прямо под ним, по другую сторону холма, находились люди.

Киликиец осторожно подполз ближе к краю и выглянул, пряча лицо в густой траве. Он увидел небольшой конный отряд — человек двадцать, — который неторопясь продвигался на восток вдоль побережья. Эти люди явно были не италийцами. Их одежда состояла из полосатых просторных балахонов на теле и кусков материи, перехваченных кожаным ремешком, на голове. Они явно были военными — каждый сжимал в руке длинное тонкое копье с привязанным возле наконечника конским хвостом, на поясах у многих болтались мечи без ножен, а к попонам, покрывавшим лошадей, крепились маленькие круглые щиты. У некоторых за плечами, вдобавок, висели изящные упругие луки. Загорелые бородатые лица хранили полное спокойствие, длинные черные волосы, выбившиеся из-под головных уборов, развевались на ветру.

Селевк лихорадочно думал. Кто это такие? Друзья или враги? Открыться им или лучше спрятаться?

Внезапно он похолодел. Да ведь сейчас они обогнут холм и сразу увидят людей, отдыхающих под деревом. Тогда уже будет поздно что-либо менять.

Селевк решился. Сейчас он привлечет их внимание к себе, а там посмотрит. Если у них враждебные намерения, то может ему удастся сделать что-то, чтобы помешать им объехать холм. А если они настроены мирно — что ж, тем лучше.

Киликиец вскочил на ноги и начал спускаться по склону, не пытаясь скрыть свое присутствие. Всадники тут же заметили его, натянули поводья и остановились. Они увидели, что человек на холме один, и спокойно ждали, пока он подойдет ближе.

Оказавшись вновь на ровной земле, шагах в десяти от бородатых всадников, Селевк известным всем людям на Земле жестом прижал ладонь к груди, показывая, что приходит с миром. Те молча смотрели на него.

Киликиец сделал несколько шагов и остановился, озадаченный их реакцией. Они равнодушно разглядывали его, обмениваясь отрывистыми фразами. Наконец, один из них — одетый побогаче, с золотым браслетом на руке, тронул коня и выехал из толпы. Ему было лет под сорок, густая черная борода спадала на грудь, в ушах поблескивали серьги, большие темные глаза не мигая смотрели на киликийца. Прошло несколько секунд. Потом мясистые губы мужчины шевельнулись, и он произнес что-то на непонятном Селевку языке.

Тот с улыбкой отрицательно покачал головой и спросил по-гречески:

— Кто вы? Что это за страна?

Теперь не понял бородатый. Он нахмурился и оглянулся на своих людей, которые сохраняли прежнее равнодушие. Все они дружно пожали плечами в знак того, что тоже ничего не уяснили.

— Кто вы? — повторил Селевк по-латыни.

На сей раз ему повезло больше. Мужчина довольно оскалился и ответил на том же языке, ломаном, правда, и корявом:

— Ты римлянин?

— Почти, — ответил Селевк, радуясь, что они, наконец-то, могут объясниться. — Я служу римлянам. А вы кто такие? Как называется эта местность?

Мужчина плавно повернулся в седле и сделал широкое движение рукой, обводя окрестности.

— Это — Нумидия, — сказал он гордо. — Римляне называют ее Африкой.

«Нумидия, — подумал Селевк. — Что ж, могло быть и хуже».

— А вы кто такие? — спросил он еще раз. — Ведь Нумидия — римская провинция. Вы тоже служите Риму?

— Да, — кивнул бородатый мужчина, как показалось Селевку, теперь уже без особой гордости. — Я — Такфаринат, вождь и сын вождя номадов. Я командую конным отрядом, который подчиняется наместнику провинции фурию Камиллу.

«Ого! — подумал Селевк. — Да ты большой начальник. Командир союзной алы рангом равен римскому военному трибуну. Ладно, тем лучше. Теперь можно открыться».

— А тут есть поблизости римляне? — спросил он на всякий случай.

— Да, — мужчина показал рукой на юг. — Там, за перевалом. В Рузикадах есть офицер и двести солдат, а дальше, в Ламбезе, стоит целый легион.

Селевк обрел уверенность в успехе.