"А жаль", – Лиса с ненавистью посмотрела на душевую кабинку, но со слабостью, вполне простительной, если честно, все-таки справилась и встала под холодные струи, а никаких других она себе сейчас позволить не могла. Встала и стояла, как стойкий оловянный солдатик, превозмогая – а что ей еще оставалось? – несовершенства души и тела, ровно десять минут. Секунда в секунду. До полного оледенения.

Впрочем, после первого, вполне сокрушительного удара, когда разнеженное теплом тело буквально благим матом заорало, требуя, немедленно прекратить это издевательство над природой, стало несколько легче. Лиса просто отключилась от переживаний плоти, загрузив голову актуальными мыслями "о самом главном". Думать же сейчас можно было, а может быть, и нужно было, о самых разных вещах. Например, о планах на ближайшее будущее. Но здесь, если честно, все уже было решено или, вернее, само решилось.

Сначала, едва выбравшись из Мюнхена, Лиса планировала, немного отдохнув где-нибудь в Баден-Вюртенберге, двигаться в Зинген, где могла бы сесть на пятичасовой экспресс и, соответственно, часам к десяти вечера оказаться уже на железнодорожном вокзале в Цюрихе. Там в полночь была назначена встреча, на которую, разумеется, сегодня никто не придет. Однако и назавтра, и во все последующие дни недели, ожидать там, скорее всего, следовало одного лишь Алекса. Но и это было бы кое-что, хотя надежда, как утверждают опытные люди – и, видимо, не напрасно – умирает последней. Судьба Черта и Пики оставалась неизвестной. Мертвыми Лиса их не видела. Но и никаких достоверных известий о том, что случилось с телом женщины – вероятно, это все-таки была Пика, и не факт, что мертвая – которую горящий Черт швырнул кому-то неразличимому в темноте ночи, и что сталось с самим Чертом после того, как Лиса ринулась в бой, у нее до сих пор не было. Могли и уцелеть. Оба или хотя бы один из них, а, значит, был шанс, что на первую платформу цюрихского вокзала придет кто-нибудь еще. В любом случае, очевидно, что в Тель-Авив она не полетит. Во всяком случае, не теперь. Первой и главной ее целью оставался Цюрих, а сразу затем наступала очередь Берлина, и как там сложатся дела Лиса не знала тоже. Однако, как ни жаль, поиски Некто Никто следовало отложить до лучших времен, тем более, что еще с Ульма имелось у нее смутное подозрение, что след, взятый было в замке Августа, в Тель-Авиве прервется. То ли потому, что Некто уже нет в живых, то ли потому, что его уже нет в той – "Как ее?" – больнице. Следовательно, пока на повестке дня оставался только Цюрих, куда она совсем уже решила ехать поездом. Однако позже – по здравом размышлении и после того, как у нее появился темно-вишневый Ауди – Лиса решила, что, имея в руках вполне надежные документы и "чистую", то есть не находящуюся в розыске машину, с железными дорогами можно уже не заморачиваться, а ехать прямиком в Швейцарию, скажем, через Констанц. Тогда, выиграв время, она успеет загодя устроиться в Цюрихе, найдет себе приличную гостиницу, и на встречу, состоится она или нет, пойдет уже налегке, обеспечив тылы и наметив на местности возможные пути отхода.

Таким образом, план на сегодняшний день был разработан и мусолить его во второй или третий раз необходимости не было. А коли так, стоически подставившей свое тело под ледяной душ, Лисе оставалось лишь расставить все точки над "И" в ее ночном, чуть не закончившемся бедой приключении. Этим она и занялась.

На самом деле, это была даже не авантюра, а чистое безумие. Самоубийство без кавычек и в отягчающих обстоятельствах. Теперь, то есть задним числом, Лиса это прекрасно понимала, однако не в том дело, что она понимала или нет, сегодня днем. Одиннадцать часов назад, подходя к зданию Бундескриминальамт, она тоже отдавала себе отчет в том, что собирается делать и чем все это для нее закончится. По любому, шансов у Лисы не было никаких. Или, может быть, все же был шанс, но только один на тысячу или миллион, то есть, такой, какой в нормальные планы никогда не закладывается. И все-таки она пошла. Вышла из гостиницы в ночь, нашла, рискуя напороться на очередного нюхача, слабый след Пикиной ауры, прошла по нему, как собака по запаху, и в начале третьего пришла туда, откуда, если даже сможет войти, выхода уже, скорее всего, не будет. Серый дом – штаб-квартира мюнхенского отделения Федерального ведомства криминальной полиции – в связи с известными, но вслух никем не озвученными, обстоятельствами, давно уже превратился в настоящую крепость. И это не метафора, хотя, по идее, здесь должны были заниматься и обычной уголовщиной тоже, и уж тем более не преувеличение. Так все на самом деле и обстояло. Толстый бетон "драконьих зубов" и стен, броневая сталь дверей и подвижных экранов, пуленепробиваемые жаропрочные стеклопакеты в узких, как бойницы, окнах, и датчики всех мастей, мимо которых не прошмыгнет даже мышь. А еще здесь были шумовые генераторы последнего поколения, способные свести с ума даже истуканов с острова Пасхи, и, естественно, ловушки. Множество самых разнообразных ловушек, изобретенных пытливой человеческой мыслью для охоты на колдунов. Газовые мины, дротики с ядами и наркотиками, автоматические пулеметы и прочие хитрые и опасные вещи, сработанные на совесть, действующие без вмешательства людей – слабое звено – и конкретно заточенные на таких же "выродков", как Лиса. ВКА давно уже занималась не одним лишь криминалом, а значит здесь – "К бабке не ходи!" – было все, что могла противопоставить рациональная по своей природе человеческая цивилизация иррациональной природе магии. И на поверку выходило, что не так уж беззащитен был человек разумный перед человеком колдующим. Отнюдь, нет, потому что, как ни крути, и у того, и у другого душа и тело в одинаковой степени есть сущности нераздельные и неразделимые. Одно без другого не существует. Во всяком случае, весь уже многолетний опыт противостояния утверждал, что это именно так и по-другому быть не может. Колдует-то тот же самый человек из костей и мяса. А коли так, то и мага можно убить или ранить. Ведь человеческая плоть смертна. И, следовательно, сагуса можно отравить или усыпить, поскольку организм его реагирует на яды и наркотики почти так же, как и организмы простых смертных. Его можно лишить сознания, обездвижить, сбить с толку, испугать наконец или устрашить. Много чего можно с ним сделать, чтобы помешать волхованию.

Конечно, в чистом поле, в толпе, в лесу или в городе, задействовать весь этот арсенал было сложно, если возможно вообще. И у магов появлялся шанс отбиться и уйти в бега. При том шанс сильный и, в любом случае, значительно отличающийся от нуля. Однако здесь, в стационаре, за счет огромной концентрации сил и средств у людей было полное преимущество. Здесь магия переставала – или почти переставала – быть решающим преимуществом. Не знать этого Лиса не могла, даже если бы никогда не состояла в боевке, где все эти важные подробности изучались на полном серьезе. Но она-то в свое время и в боевиках побывать успела, как тот пострел, что везде поспел. Так, какого же хрена, поперлась черту в зубы? Вопрос простой, но и ответ к нему имелся такой же очевидный. Она сорвалась.

Такое случалось, и не так уж редко, как хотелось бы. Устала, выдохлась, надорвалась… Или внезапно ощутила чувство вины перед той, кто должен был теперь умереть? Лиса не была первой и последней вряд ли станет. Рано или поздно, это происходило со всеми, или, во всяком случае, со многими. И чем дольше ты существуешь в подполье, тем больше вероятность срыва. Когда-нибудь и на чем-нибудь, но ты споткнешься. На чести или совести, на чувстве солидарности или ощущении бессмысленности своего существования. На страхе, наконец, вечном страхе подпольной крысы, который однажды обращается в свою противоположность – безумную и бессмысленную отвагу. Или, напротив, на переоценке свои сил, или еще на чем. Но, так или иначе, она это сделала вполне осмысленно. Купила билет в один конец и ни о чем, кроме своей самоубийственной задачи, не думала, предоставив судьбе взвешивать шансы и самой определять, кому жить, а кому умирать.