Она положила оба письма на письменный стол — красное от королевы и голубое из Хайгроува.

— Посмотри-ка. Видишь? — сказала она. Но я не понял, что принцесса имеет в виду.

— Посмотри же.

Она показала пальцем на фразу из письма королевы. Потом — на фразу из письма принца. Предложения были абсолютно одинаковыми, в них говорилось о «печальной и запутанной ситуации», в которой оказался их брак.

— Эти письма были продуманы и составлены одними и теми же людьми, — сказала принцесса с волнением человека, который только что совершил жизненно важное открытие. — Должно быть, они считают меня глупой.

Она села за стол и написала ответ своему мужу, не в силах поспеть за скоростью, с которой ее охватывал гнев. Ее ответ был четким: «Твои требования поставили меня в сложное положение. Я не согласна на немедленный развод!»

За неделю страсти достигли своего апогея — заявления против Тигги Легге-Бурк ни к чему не привели, а принц Чарльз и королева нанесли принцессе два сильнейших удара. Впереди ее ждали праздники, которые и без того проходили для нее очень грустно, а тут еще требование развода. Я еще никогда не видел принцессу такой подавленной и расстроенной: с одной стороны, она все еще любила принца Чарльза и не хотела развода, а с другой — выступила против него, сотрудничая с Мортоном, чтобы он написал о ней книгу, и с тележурналистами для интервью в «Панораме». Кажется, принцесса хотела сделать принцу больно, но вместо этого навредила себе. А принц Чарльз добился того, чего хотел.

Принц и принцесса практически не общались. Принцесса требовала встречи наедине, но принц хотел, чтобы на ней присутствовал третий человек, который бы конспектировал все, о чем они будут говорить. Диана отказалась, и под конец 1995 года их отношения окончательно зашли в тупик. Принц хотел развода. Принцесса хотела сохранить брак.

В это время я стал для принцессы человеком, на которого она всегда могла опереться. Она совсем отчаялась, ей казалось, что мир встал с ног на голову, и ей больше нет в нем места. Письма с требованиями развода просто уничтожили ее. Она лежала на диване, свернувшись калачиком, обхватив голову, и рыдала. Что же оставалось делать мне, ее дворецкому? Стоять и смотреть на нее?

Уильяма не было — а он всегда умел утешать мать, когда ей было плохо. Я купил еще несколько упаковок бумажных платочков. Я старался всегда быть рядом, чтобы выслушать ее. Я не давал ей замыкаться в себе и думать, как она одинока. Когда она начинала плакать, я видел перед собой не принцессу Уэльскую, а несчастную, ранимую женщину, которую надо утешить. Королева никогда бы не стала показывать мне свои чувства, ни один из ее лакеев не осмелился бы обнять ее за плечи, посочувствовать. Но с принцессой у меня были гораздо более близкие, теплые отношения, и она была совершенно другим человеком. Когда ее обижали, принцесса становилась похожа на маленькую девочку. Я не мог стоять и смотреть, как она плачет. Я садился рядом, обнимал ее за плечи и говорил, что все будет хорошо, что она очень сильный человек, что она переживет и такое, что жители Великобритании ее поддержат. Я подолгу слушал ее, и в конце наших разговоров мы всегда смеялись — так же, как когда мы смотрели «Короткую встречу».

Я никогда не уходил домой, пока не убеждался, что сегодня она больше не будет себя казнить. Но даже вернувшись домой, я все равно о ней беспокоился. Иногда она просыпалась в два или три ночи и ей очень хотелось с кем-то поговорить. Я слушал ее и всегда приходил на работу вовремя, как раз чтобы подать ей завтрак.

В то Рождество принцесса написала мне письмо, датированное 27 декабря, которым я очень дорожу по сей день. Когда во время моего процесса в 2002 году некоторые плохо информированные, ничего не знавшие о наших отношениях люди предполагали, что я был для принцессы всего лишь дворецким, а наши теплые отношения — плод моего воображения, я несколько раз перечитал это письмо. В самые тяжелые минуты моей жизни принцесса через это письмо «утешала» меня:

В этом письме я хочу искренне поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, в особенности в августе этого года. Когда я расстраивалась и плакала, ты всегда был рядом и утешал меня, и мне очень хочется, чтобы ты знал — твоя поддержка была для меня бесценна. 1996 год должен принести нам счастье, и я с нетерпением жду его наступления… Спасибо за все, с любовью, от Дианы.

В ОЖИДАНИИ РАЗВОДА

Разговаривая с королевой в Букингемском дворце с глазу на глаз, принцесса осознавала, что у нее не будет более удачной возможности задать королеве один вопрос, который беспокоил ее с тех пор, как принц Чарльз публично объявил о связи с Камиллой Паркер Боулз:

— Неужели Чарльз собирается на ней жениться?

— Думаю, это маловероятно, — ответила королева.

Если принцесса и решилась на эту встречу, то лишь затем, чтобы получить заверения на высшем по поводу того, какое будущее ожидает ее в случае развода.

Утром 15 февраля 1996 года принцесса явилась в гостиную Ее Величества, чтобы узнать, каким видится принцу Чарльзу выход из тупика, куда зашло дело о разводе, которого хотели все, кроме принцессы. Накануне, в День святого Валентина, принцесса послала мужу открытку, подписанную «С любовью, Диана». Амур давно махнул рукой на столь безнадежное дело, но принцесса боролась за брак до конца, не желала сдавать позиций, даже когда против нее стала работать целая машина. Принцесса никогда не переставала любить принца Чарльза. И тем не менее понимала, что ее заставят отступить. Но не желала принять неизбежное.

А встреча с королевой была первой возможностью для принцессы откровенно поговорить со свекровью, с тех пор как на нее посыпались письма относительно развода, к тому же принцессе никого не хотелось вводить в заблуждение

— Я не хочу развода. До сих пор люблю Чарльза. Моей вины тут нет, — заявила принцесса. Ее позиция в этой, пускай деловой, но теплой беседе, была ясна с самого начала. Беседа не могла не быть деловой, ведь на ней присутствовал заместитель личного секретаря королевы Робин Джанврин. В Букингемском дворце перешептывались:

— Эти булимички за двадцать четыре часа перепишут всю историю.

Принцессе не хотелось, чтобы секретарь присутствовал при личной беседе, но королевская семья опасалась, что принцессу может поддержать пресса. А Роберт Джанврин как бы служил королеве поддержкой. Когда же принцесса вернулась в Кенсингтонский дворец, для той же цели ей послужил я.

Судя по всему, королева с пониманием выслушала рассказ принцессы, о том, как сильно ее расстроил распад брака. Королева указывала на то, как много она и герцог Эдинбургский за эти годы делали для того, чтобы избежать развода.

Но принцесса, никогда не сомневавшаяся, что ее свекор и свекровь приложили все усилия для спасения брака, хотя их сын этого не желал, чувствовала, что все остальные были только рады видеть ее унижение, поскольку завидовали ее положению в обществе. Принцесса не впервые изливала королеве все, что накопилось у нее за долгое время — подозрения, гнев. Она знала, что может поговорить с королевой по душам. Ее Величество не всегда находила ответы и решения, но, по крайней мере, всегда с пониманием выслушивала принцессу, даже если сложность ситуации пугала ее. Меня всегда ужасно расстраивало, когда журналисты или «осведомленные» придворные эксперты заявляли, что королева и принцесса поливают друг друга грязью, или, как написала однажды «Дейли Мейл», «Диана с презрением отвергла предложенную королевой руку помощи… после чего они стали врагами». Врагами принцесса и королева никогда не были.

До самой гибели принцессы в 1997 году они с королевой часто переписывались. Два представителя королевской семьи из разных поколений пытались понять друг друга. Единственное, в чем их интересы полностью совпадали — это благополучие Уильяма и Гарри. Во время той встречи королева заверила принцессу, что она может не беспокоиться о благосостоянии и воспитании юных принцев.