Мы имеем все основания полагать, что защита может поднять вопросы, касающиеся личной жизни принцессы Уэльской Дианы, Его Королевского Высочества принца Уэлъского и Его Королевского Высочества принца Уильяма. А потому важно ограничить число лиц, которые будут присутствовать на заседании до минимума, или, если это необходимо рассматривать дело в закрытом заседании.

Как было установлено в ходе королевского расследования, в феврале 2002 года коммандер Джон Йейтс из Скотленд-Ярда заверил адвокатов из Сент-Джеймсского дворца в том, что следствие не допустит привлечения их к судебному разбирательству… вплоть до того, что, при необходимости, оно будет прекращено (до суда).

По всей видимости, обоих принцев заверяли, что их не призовут в суд, потому что большая часть обнаруженных в моем доме вещей принадлежит принцессе. Но Скотленд-Ярд, да и Служба уголовного преследования, не понимали самого главного. Принц Чарльз знал, как много времени принцесса проводила в нашем домике на территории поместья Хайгроув. Он знал, как часто я был вынужден разрываться между супругами, когда они оформляли развод. Он знал, что она всюду возила меня с собой, и его это удивляло. Однако он не знал самого важного: что принцесса сделала меня хранителем своего наследия, что я видел все бумаги, касающиеся ее развода, читал письма герцога Эдинбургского, письма, которые писались разным людям в тот период, когда принц и принцесса решили расстаться. И все это теперь выплывет на поверхность, потому что я должен был доказать, насколько она мне доверяла.

Что же касается Уильяма, то кому, как не ему, знать, какие у меня были отношения с его матерью. Он не раз видел, что мы сидели с ней на диване и беседовали совсем не так, как общаются работник и работодатель.

Вот поэтому, да еще вследствие тех тяжелых обстоятельств, которые не оставили мне другого выбора, случилось то, что случилось. К удивлению всего Сент-Джеймсского дворца, на суде в Олд-Бейли 14 октября королевский адвокат лорд Карлайл в какой-то момент произнес: «В зал суда вызывается Его Королевское Высочество принц Уэльский!». Последний раз член королевской семьи вызывался в суд для дачи показаний в 1891 году, но 111 лет спустя история повторилась.

КОРОЛЕВА ПРОТИВ БАРРЕЛА

Обо мне часто спрашивают: «Почему Пол Баррел был так предан принцессе?» Некоторые люди могут усмотреть в моем отношении к своим обязанностям некую нездоровую, рабскую одержимость. Другие — такие, как я, — считают, что все дело в преданности своему Другу; для меня — самой удивительной женщине в мире. Но, судя по моему судебному процессу, всех больше всего интересовали подробности наших отношений с принцессой.

Все дело в том, что я был бескорыстным в отношении работы, но, к сожалению, крайне эгоистичным отцом и мужем. В свое оправдание я могу сказать только одно: в жизни редко встречаются люди, которые способны оставить такой неизгладимый след в нашей душе. Принцесса была именно таким человеком. Она пустила меня в свой мир, а потом предложила и свою дружбу. Такими дарами не разбрасываются. Их хранят всю жизнь, любуются ими и носят с собой повсюду. И некоторые никак не хотят понять что я даже сейчас не хочу с ними расставаться.

Я никогда не был силен в самокопании и всяком там психологизме. Моя преданность принцессе, когда она была жива и когда уже умерла, может показаться здоровой или нездоровой — в зависимости от того, как на это смотреть Правда, следует оговориться, что те, кто не знает о жизни во дворце и в замке, всегда могут неправильно понять и по-своему истолковать такую преданность. Когда кто-то начинает зависеть от тебя, потому что не может один справляться со своими обязанностями, как это случается со всеми членами королевской семьи, то ты быстро привыкаешь к тому, что ты нужен и что все находится в твоей власти. Чем теплее отношения между слугой и его хозяином, чем больше первый привыкает к тому, что без него не могут обойтись, и ему все больше это нравится. В конце концов слуга и хозяин становятся нужны друг другу в равной степени.

Конечно, незаменимых людей не бывает, принцесса сама много раз почти полностью заменяла свой штат. Но, как она говорила своим друзьям, которые рассказывали об этом на суде, она не смогла бы обойтись без меня. Это ее слова, а не мои. Должен признаться, что я не представляю, как бы я жил без этой работы, — как бы туго мне порой ни приходилось. Она зависела от меня так же, как королева Виктория от Джона Брауна, как нынешняя королева — от Маргарет Бобо Макдональд, как принц Чарльз от Майкла Фосетта. В этом смысле я ничем не отличался от других доверенных слуг. Но если Скотленд-Ярд не мог поверить, что можно быть в теплых отношениях с членами королевской семьи, что слугам могут дарить щедрые подарки, а некоторым полностью доверять, то поверит ли в это суд? Может быть, мои теплые отношения с Дианой, принцессой Уэльской, покажутся обычным людям слишком надуманными и они решат, что я говорю неправду? Именно этого я боялся больше всего, когда мы готовились к судебным заседаниям: что факты, которые будут приводиться в мою защиту, покажутся такими же фантастическими, как мир Льюиса Кэрролла. Чтобы проникнуть в мой внутренний мир и лучше понять ход мыслей, мои защитники послали меня к психоаналитику в Бекенхэм, в Кенте. Я провел в его кабинете пять часов. Даже сейчас то и дело возникают вопросы о моем психическом здоровье. Кажется, чтобы меня лучше поняли, следует привести цитату из отчета человека, который обследовал меня: доктора Эндрю Джонса. Так мне не нужно будет копаться в себе, а вы сможете увидеть заключение независимого эксперта. После пятичасовой беседы со мной он вынес заключение:

Пол тепло отзывался о своей жене, не раз повторял, что она его всегда поддерживала. Что касается его отношений с принцессой Дианой, то он сказал, что «очень уважал ее» и что она «доверяла ему больше, чем кому-либо другому». Он заявил, что с Марией у него совсем другие отношения.

Профессиональные отношения между мистером Баррелом и принцессой со временем становились все теплее. Она во многом полагалась на него… Он ежедневно заботился о ней и составлял ей компанию… Суть их отношений заключалась в следующем: она почти во всем доверяла ему, а он утешал ее, когда это было необходимо; когда она уезжала куда-нибудь, она ежедневно звонила ему; она обсуждала с ним свои личные проблемы, показывала ему свою частную переписку и время от времени просила организовывать встречи со своими друзьями мужского пола… Мистеру Баррелу было очень приятно, что она ему доверяет и считает его своим другом. Он все свое время посвящал заботе о ней, уделяя гораздо меньше времени жене и детям.

На мой взгляд, смерть принцессы Дианы в августе 1997 года сильно повлияла на мистера Баррела… Он несколько раз видел ее изувеченное тело… Еще одно потрясение он испытал тогда, когда получил пакет с ее личными вещами и с одеждой, которая была на принцессе в момент гибели. Ряд симптомов указывает на то, что Баррел находился в очень тяжелом психическом состоянии. Он вдруг почувствовал себя беспомощным и существовал почти на автомате. Ему снились кошмары… Он часто плакал. У него был полный упадок душевных сил. Выражаясь медицинским языком, у пациента наблюдалась затяжная депрессия. Вполне можно предположить, что именно в таком эмоциональном состоянии находился Баррел, когда решил «взять на хранение» какие-то вещи принцессы, которые будили в нем воспоминания о ней.

По моему мнению, мистер Баррел не выказывает никаких признаков тяжелого душевного заболевания или расстройства личности. Его умственные способности находятся в пределах нормы.

Меня объявили достаточно вменяемым, чтобы предстать перед судом в понедельник, 14 октября 2002 года.

«Зачем вам театры Уэст-Энда? Приходите лучше на судебное заседание в Олд-Бейли, там дают лучшее представление в столице!» — гласил заголовок в одной из газет.