— Когда ты в следующий раз приедешь в Лондон, я хочу тебя кое с кем познакомить. Люсия — одна из самых красивых и самых элегантных женщин, — сказала она.

Люсия Флеча де Лима — жена бывшего бразильского посла в Британии — была для принцессы как мать. Ее муж — Паулу Тарсо, ставший послом в Вашингтоне, а позже — в Риме словно заменил Диане отца. В Лондоне в их посольстве на Маунт-стрит принцесса часто виделась с одним человеком. Но это был не Джеймс Хьюит. Тогда в Каире принцесса рассказала мне, кто это был, и почему они там встречались.

Она снова доверилась мне, но теперь вдобавок хотела, чтобы я познакомился с Люсией, игравшей огромную роль в жизни принцессы. Любой мог бы работать у принцессы. Любому казалось бы, что он ее прекрасно знает. Ей отлично удавалось создавать в людях такое впечатление. Но она знала предел доверительности и умела, как доказала несколько раз, увольнять своих работников. В круг самых приближенных к принцессе нельзя было войти просто так, без приглашения. Туда не входила даже Мария, с которой они дружили уже много лет. Я встречусь с Люсией и самыми близкими друзьями принцессы намного позже, но приглашение войти в этот тесный кружок я получил именно тогда, в Каире.

Когда принцесса еще только собиралась в Египет, Кэтрин Уокер сшила ей несколько нарядов специально для поездки. В посольстве мы с Мервином Уайчерли и Хеленой Роуч стали эдаким жюри, которое должно было выносить вердикт тому или иному наряду. Она выходила из спальни в очередном образе и спрашивала: — Ну как вам? Что думаете?

Мы стояли, разинув рты. По нашему мнению, она бы выглядела великолепно, даже если бы завернулась в полиэтиленовый пакет, но принцесса хотела от нас услышать конкретное мнение. Она отправлялась на встречи, зная, что выглядит замечательно. Рядом больше не было принца Чарльза, который бы своими колкими замечаниями выводил ее из равновесия. Во время поездки в Египет она была очень открытой и дружелюбной. Только за фасадом уверенности чувствовалась грусть.

Раньше она всегда оставляла приоткрытой дверь в спальню, а теперь запирала. Как-то она вышла оттуда с красными глазами. Увидев меня, она пояснила, что ей нужно побыть одной и снять напряжение. Королеве или кому-нибудь другому я бы не решился задавать вопросы, но тут не удержался:

— С вами все в порядке, Ваше Королевское Высочество? Я могу чем-нибудь помочь?

Она улыбнулась.

— Каждому надо иногда поплакать, Пол.

Она расправила плечи, глубоко вздохнула, взяла себя в руки и снова превратилась в неунывающую принцессу Уэльскую.

Ее стойкость и смелость в то время просто удивительны, если учесть, что принцессе тогда было очень тяжело. Отец, которого она обожала, граф Спенсер, умер в марте в больнице, когда она каталась на лыжах в Австрии. В том же месяце было объявлено о разводе герцога Йоркского и герцогини Йоркской. Потом принцесса Анна подала на развод с Марком Филлипсом. И теперь все взоры были прикованы к Уэльской чете. В глазах широкой публики их брак тоже был на грани краха. От неудачной поездки принца и принцессы в Индию у всех в памяти осталось только одно: фотография одинокой принцессы на фоне Тадж-Махала.

Принцесса размышляла и о своей помощи журналисту Эндрю Мортону в написании его книги «Правдивая история Дианы». Позже принцесса жалела об этом, а тогда, в Египте, когда СМИ только и говорили что о ее причастности к написанию книги, она, видимо, впервые подумала, что этого делать не стоило.

Вернувшись в Хайгроув, я поделился своим беспокойством за принцессу с Марией. Я рассказал ей, насколько она стала мне доверять, рассказал, что принцесса хочет познакомить меня с Люсией. Мария видела, что меня очень беспокоит: хорошо принцессе или плохо. Я знал, что у принца Чарльза все хорошо. Это было видно. Но не знал, счастлива ли принцесса в Кенсингтонском дворце.

— Милый, — сказала мне Мария перед сном, — ты дворецкий здесь, а не там. Ты не имеешь права так влезать в ее жизнь.

МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

В 1992 году, когда парк при особняке стал особенно пышным и красивым, в Хайгроуве произошли крупные перемены. Внешние формальности повседневной жизни не могли скрыть бушующих во дворце страстей. «Снаружи» журналисты предвкушали громкий крах королевского брака. В поместье также тревожно ожидали катастрофы, но скорее со страхом — не то что пресса. Было очевидно: что-то назревает. В воздухе витало тревожное ожидание: чем все это кончится.

Изменился и принц Чарльз. Он погрузился в меланхолию, стал непредсказуемым и ранимым. Как-то вечером я подал ему обед. Он сел, уставившись в экран телевизора, а я стоял за его спиной с подносом. Телевизор был выключен. Слышался лишь скрежет ножа по тарелке да шум, доносившийся с улицы сквозь распахнутые окна.

Затем принц повернулся ко мне и спросил:

— Пол, ты счастлив здесь?

— Да, очень, Ваше Высочество, — ответил я, переставляя тарелку с подноса на ломберный столик перед ним.

— Мария тоже счастлива? — продолжал он.

Я не мог понять, почему он вдруг в этом усомнился.

— Да, мы оба очень счастливы здесь, Ваше Высочество.

— Хорошо. Рад это слышать, — отозвался принц. Казалось, он действительно был рад. Затем он принялся за еду.

Я вернулся в буфетную, недоумевая, почему его это заинтересовало. Мария предположила, что причиной тому — все возраставшее доверие принцессы к нам.

— Взгляни на это глазами принца, — сказала она. — Его жена частенько проводит время в буфетной. Ты все чаще вместо Гарольда прислуживаешь в Кенсингтонском дворце, поэтому в Хайгроуве тебя должен подменять лакей. Ты сопровождаешь ее в одиночных поездках. Выезжаешь с нашими сыновьями и с молодыми принцами. А с тех пор как мы переехали в новый дом, в 1990-м, принцесса часто ходит к нам в гости.

По долгу службы я попал в очень неловкое положение, вот принц и поинтересовался, к какому лагерю я принадлежу и буду ли и впрямь рад остаться.

Разумеется, принц обратил внимание на то, сколько времени принцесса проводит у нас в доме.

— Думаю, она опять у вас, Пол, не так ли? — спрашивал он, если не находил жену во дворце.

Принцесса гуляла в саду, набирала букет цветов — душистого горошка или ландышей — и заходила к нам с черного хода.

— Мария, ты дома? — кричала она с порога. Включала чайник, доставала с верхней полки две кружки и готовила кофе. Потом обе пили черный кофе без сахара. Уильям, Гарри, Александр и Ник играли где-то во дворе. Принцесса усаживалась на черепичной крыше кухни и болтала ногами, сбросив туфли. Снова и снова изливала она душу Марии, рассказывая о жизни с мужем, о том, как она несчастна. Мария вовсе не чувствовала неловкости, ведь сейчас она не на службе. Она жена дворецкого и подруга принцессы. К тому же ей нравилось жить в Хайгроуве. Она говорила, что только слушает принцессу и не лезет со своими комментариями.

— Ты и представить себе не можешь, какая ты счастливая Мария, — сказала как-то принцесса. — Уютный дом и любящая семья — вот все, о чем я мечтаю, — добавила она, чуть не плача.

Принцесса хорошо знала нашу семью. Мои отец с матерью и мать Марии познакомились с принцессой еще в Королевских конюшнях. К нам домой также часто приходили мой брат Грэм с женой Джейн и брат Марии Питер с женой Сью, с ними принцесса тоже чувствовала себя вполне уютно. И не важно, сидели мы за деревянным столом в саду или болтали в кухне, — принцесса была одной из нас, никаких условностей. Летом, узнав о визите кого-нибудь из нашей родни, она приглашала его на барбекю. Никогда не забуду, как Грэм впервые встретился с принцессой в Хайгроуве. В тот день он четыре раза брился — так нервничал. А встретив ее, понял, что она простая и приветливая женщина.

Мать Марии Бетти заняла особое место в сердце принцессы. Принцесса обожала ее. Однажды она пригласила Бетти в Кенсингтонский дворец на Рождественский бал для слуг. Королевская семья встречала гостей у входа, те пожимали руки Уильяму, Гарри, потом принцу и принцессе. Когда седовласая дама в больших очках с благоговейным трепетом подошла к принцессе, та, выйдя за рамки дворцового протокола, широко улыбнулась, заключила ее в объятия и поцеловала в щеку.