— Мария! Мария! Произошла трагедия!
Мария, еще не поняв, что случилось, тоже испугалась. Яснее не стало, и когда принц добавил:
— Папа меня убьет. Мне нужна зеленая краска!
Мария отправилась осматривать машину. Результат был неутешительный. Пришлось объяснить Уильяму, что краска тут не поможет: по всему крылу шла глубокая вмятина. Уильям пришел в ужас. Он решил уже припарковать машину в гараже, поцарапанным боком к стене, чтобы принц Чарльз не заметил, но мы с Падди отговорили его, пообещав, что папа его не убьет. Принц Чарльз был недоволен что из-за «своей глупости» его сын испортил дорогую игрушку, но тем не менее отправил ее на завод «Астон-Мартин», и машина вернулась обратно, как новенькая. А пока «Астон-мартин» был в ремонте, Уильяму приходилось разъезжать вместе с Падди на газонокосилке. Принц и принцесса разрешали своим детям кататься на машине по поместью, потому что знали: тут с ними ничего не может произойти. Еще больше Уильям, Гарри, Александр и Ник приходили в восторг, когда принцесса везла их в Лондон на картинг, где они носились со скоростью 40 миль в час. Им это так нравилось, что в одном из уголков Хайгроува соорудили трассу, по которой летом дети носились на картах.
Уильям и Гарри были уверенными в себе, активными детьми. Они не стеснялись разговаривать со взрослыми. Они вели одну жизнь. Они разлучались только на ночь, когда расходились в отдельные спальни, а так — все делали вместе, хотя лидером, конечно, был Уильям. Оба ходили в частную школу «Уезерби» в Ноттинг-Хилле в Лондоне, и когда возвращались домой, то спешили похвастаться маме своим творчеством. И в Хайгроуве, и в Кенсингтонском дворце принцесса, стараясь показать детям, что ценит достижения и того и другого, увешала стены в своей гардеробной и ванной неряшливыми изображениями бабочек и цветами из яичной скорлупы, гофрированной бумаги и упаковок для яиц.
Интерес Гарри к военной тематике проявлялся и в его творчестве. Он вечно рисовал замки, на которые сбрасывают бомбы самолеты, а для того чтобы придать картине более устрашающий вид, замазывал все красным. Гарри также считал, что, если налить в воздушный шарик воды, получится отличная бомбочка, и южная часть парка, которой его отец особенно гордился, становилась полем бесконечной битвы. Гарри и Уильям вместе с моим братом Грэмом, который иногда приезжал к нам с семьей на выходные, преследовали принцессу. Она убегала от них, но меткость ее сыновей была снайперской, и бомбы летели точно в цель. Принцесса часто устраивала пикники для слуг. Большей частью тогда, когда принца не было в поместье, и все, включая и принцессу, могли расслабиться. Мервин Уайчерли готовил целые горы еды для камеристок, охранников, нянек, экономки и дворецкого. Это был наш «загул», как говорила принцесса. Когда приходило время десерта, принцесса шла на кухню и возвращалась с подносом мороженого. Потом она помогала убирать со стола
А затем для нее наступало самое веселое занятие — сталкивать всех в пруд. Визги и плеск воды свидетельствовали о том, что забава, которую я называл «Суп из человечины», началась. Облитая водой из шариков-бомбочек еще до пикника, принцесса уже не боялась промокнуть и радостно прыгала в пруд следом за всеми.
Принцессе не надоедали такие простые развлечения. Для нее это была возможность проявить свой непокорный нрав, возможность вести себя не так, как подобает будущей английской королеве. Она плескалась в воде вместе со своими слугами. Ее забавляло и нравилось наше смущение, когда она прыгала в воду прямо в джинсах и толстовке или в шортах и футболке.
Но ничто не могло сравниться с тем выражением ужаса, которое я видел на лице британского посла в Каире, когда в мае 1992 года принцесса отправилась туда вместе со мной.
Мы ехали на теплоходе вниз по Нилу к храму в Филе, что на маленьком островке возле Асуанской плотины. Принцесса сказала:
— Надо сфотографироваться, Пол, — и сняла солнечные очки. — Только не подходи ко мне слишком близко — театральным шепотом произнесла она, когда Хелена приготовилась нас снимать. — Сегодня жаркий денек!
Несмотря на то, что дул резкий ветер, она боялась, что я услышу запах ее пота. Ей было жарко в темно-сером платье из плотной ткани. Но сказала она это скорее для того чтобы меня озадачить и смутить. Именно такие смешанные чувства остались запечатлены на снимке.
А через секунду снова меня озадачила:
— Ну а теперь, пора тебе подумать и о других. Я хочу, чтобы ты подготовил сегодня все для вечеринки в посольстве в честь дня рождения Сэма.
Спланировать вечеринку в честь дня рождения парикмахера Сэма Макнайта было нелегко, если учесть, что продумать все надо было тут же, на теплоходе, но, когда имеешь дело с принцессой, быстро понимаешь, что в мире нет ничего невозможного. Когда принцесса и другие сошли на берег, чтобы пообедать в одном из отелей, я нашел телефон и умудрился обо всем договориться. Сюрприз для Сэма был готов.
В тот вечер в роскошный сад при посольстве Британии в Каире вышел Сэм Макнайт и тишину огласил нестройный хор из одиннадцати слуг под руководством принцессы, размахивавшей бутылкой шампанского как дирижерской палочкой. Запели: «С днем рожденья тебя». Даже суровый Патрик Джефсон, бывший офицер флота, расслабился и стал дурачиться, напялив на голову феску (принцесса поручила мне купить фески всем участникам вечеринки). Точно такие же сувенирные фески с нарисованными на них пирамидами я привез своим сыновьям. Само собой разумеется, что крепкие напитки пробудили в гостях дух неуемного веселья, и к концу вечера все оказались в бассейне. Прямо в одежде. Принцесса подпрыгивала в воде, делая вид, что тонет, и, выныривая на поверхность, взывала о помощи. Патрик Джефсон смотрел на все это с удивлением. Как человек, который всегда видит принцессу в официальной обстановке, он не привык к таким сценам. Точно так же, как и посол, хмуро наблюдавший за массовым купанием. Скорее всего, он решил, что такие выходки глупы и безрассудны, если учесть, что за два дня до этого папарацци пробрались на крышу соседнего здания и сфотографировали принцессу в ее черном купальнике. Слава богу, они не сидели на крыше ночью и не засняли «Суп из человечины», а потому газеты писали о том, что вторая поездка принцессы Уэльской прошла безупречно. На фотографиях в газетах принцесса бродила среди колонн храма Карнака в Луксоре, по Долине Царей, рассматривала пирамиды и Сфинкса.
Заголовки британских газет подтверждали, что принцесса стала важной фигурой в дипломатических отношениях. Какими бы сложными ни были ее отношения с мужем в этот период как посол по специальным поручениям она проявила себя отлично. Именно о такой деятельности она мечтала. И никакие сплетни и косые взгляды теперь не могли поколебать ее уверенность в себе или повлиять на уважительное отношение к ней мирового сообщества.
Поездка в Египет стала поворотным пунктом в моих отношениях с принцессой. Она брала меня с собой за границу, я был все чаще нужен ей в Кенсингтонском дворце, она поделилась со мной своей тайной: рассказала о своем «близком друге». И в этот год, который королева назвала annus horribilis [18], принцесса решила еще больше вовлечь меня в свою личную жизнь. Поскольку она была частой гостьей в нашей квартире в Королевских конюшнях, а потом в Хайгроуве, поскольку она была подругой моей жены, а мои дети считали ее чуть не своей тетей, то ее решение посвятить меня в свои дела не показалось таким уж удивительным. А зря.
Принцесса сидела в своей спальне в посольстве перед большим зеркалом на туалетном столике и расчесывалась. Я принес ей с кухни стакан морковного сока.
— Где ты умудрился достать морковку в Каире?
— Это не я, это Мервин Уайчерли, — ответил я. Она любила морковный сок или смесь морковного и сельдереевого. Я уже собирался выйти, но тут она резко повернулась на вращающемся табурете с гобеленовым сиденьем и приказала:
— Сядь.
Затем опять отвернулась к зеркалу. Я сел на краешек кровати.
