Мы ехали по пыльным неровным дорогам, принцесса ела фрукты и пила минеральную воду. Говорили о том, что все пострадавшие от мин ясно помнят, при каких обстоятельствах и где произошел несчастный случай.

— Конечно, это остается в памяти навеки, — заметила принцесса.

Джерри рассказал о том, как он лишился ноги, потом свою историю поведал Кен. И тут принцесса сказала:

— А мой несчастный случай произошел 29 июля 1981 года, — и как всегда всех озадачила.

Даже я не сразу понял, что она имеет в виду. Потом до нас дошло и мы засмеялись. И тут принцесса заметила, что по кладбищу идет женщина с цветами в руках.

— Стойте, стойте! — закричала она. Машина остановилась.

Принцесса выскочила наружу, бросилась к дыре в кирпичной стене вокруг кладбища, пронеслась между рядами могил и наконец догнала женщину. Как она потом рассказывала, эта женщина потеряла своего восемнадцатилетнего сына во время гражданской войны в бывшей Югославии. Несчастная мать раскладывала цветы на могиле, а принцесса сидела рядом и разговаривала с ней. Минут через пять принцесса встала, и они обнялись на прощание.

В Сараево мы остановились в отеле «Элефант». Принцессе снова захотелось позвонить, и я полвечера провел на балконе, пытаясь поймать сигнал.

— Есть… нет… есть… нет… — говорила принцесса. Доди в это время купил себе новую машину (хотя и старыми можно было заставить крупную автостоянку). Он сказал принцессе, что приобрел серебристый «ламборгини», и сообщил, что готовит подарок ей. Его отец недавно приобрел коттедж на территории футбольного клуба «Фулэм», который продавался за 7 миллионов фунтов плюс обязательство вложить в трансферный рынок игроков не менее 20 миллионов фунтов. В подарок Уильяму и Гарри он подарил широкоэкранный телевизор «Сони» за 5000 фунтов а также два ноутбука (один из них принцесса отдала моим детям). Мохаммед Аль-Файед всеми силами показывал, что денег он не считает, а его сын прямо расточал свою щедрость. Постепенно у принцессы начали закрадываться сомнения, которые стали отравлять ее счастье. Аль-Файеды стали переходить грань.

Из Сараево мы отправились в небольшую горную деревушку. Нас сопровождал священник. Мы подъехали к грубому кирпичному домику с крышей из гофрированного железа, где жила пятнадцатилетняя девочка. У нее не было родителей, а однажды, когда она рылась на свалке в поисках еды для своих младших брата и сестры, она наступила на мину и осталась без ноги. Журналисты и, конечно, принцесса считали, что жизнь этой девочки просто ужасна. Но пока журналисты и репортеры сосредоточили все свое внимание на очередной пострадавшей от мин, я перехватил взгляд принцессы: она смотрела на занавеску, закрывавшую вход в другую комнату. Оставив камеры позади, мы с принцессой прошли туда. Когда наши глаза привыкли к темноте, мы увидели на вонючем матрасе в углу комнаты тощую четырехлетнюю сестренку той девочки. Она была умственно отсталой. Закрыв глаза, она лежала в луже собственной мочи.

Мы молчали. Принцесса подошла к девочке и взяла ее на руки. Она прижала ее к себе и стала гладить тощее тельце.

Девочка открыла глаза. В них не было зрачков. Девочка была слепая. Стоя рядом с принцессой, я понимал, что здесь, без камер, я стал единственным свидетелем очень важного момента. Я увидел своими глазами безграничную любовь к людям, которая была самой важной чертой принцессы — женщины, которую мне так хорошо удалось узнать за годы службы. Здесь я по-настоящему понял, насколько важны те записи принцессы, в которых она рассказывала про переживания в Калькутте в 1992 году. Я вспомнил, как она писала про слепоглухого мальчика. «Я прижала его к себе крепко-крепко, чтобы он почувствовал всю мою любовь и тепло».

Еще не раз во время поездки в Боснию я видел, как принцесса делилась своим душевным теплом со всеми несчастными. Но именно этот случай, а также ту девочку на больничной койке в Анголе я не забуду никогда.

Когда мы летели обратно в Британию, я сидел рядом с принцессой и Биллом Дидсом. Принцесса предложила тост. Мы подняли бокалы: «За следующую страну, в которую мы отправимся!».

Как только мы вернулись в Кенсингтонский дворец, она начала готовиться к поездке в Камбоджу и Вьетнам, которая была назначена на октябрь 1997 года.

ПРОЩАЙТЕ, ВАШЕ КОРОЛЕВСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО!

Зал взорвался аплодисментами, когда Красавица и Чудовище вышли на сцену поклониться публике в Лондонском театре «Доминион».

Был вечер 30 августа 1997 года, и у меня был последний шанс отдохнуть на полную катушку — пошел вместе с семьей посмотреть мюзикл. На следующий день Диана должна была вернуться из Парижа. Она проводила последний день своего импровизированного отпуска вместе с Доди в лучшем номере отеля «Ритц».

Вернувшись в Старые конюшни, Мария, мой брат Грэм, его жена Джейн и я налили себе кофе, уютно устроились в гостиной и стали вспоминать лучшие сцены одного из самых любимых мюзиклов принцессы.

Я первым отправился спать, чтобы завтра в семь утра уже быть во дворце, с нетерпением ожидая возвращения принцессы, которую не видел с 15 августа, и предвкушая, как она будет рассказывать мне последние новости. Ей было что рассказать. Она намекнула мне об этом во время нашего последнего разговора по телефону. А еще этой осенью принцесса планировала снова заняться кампанией по запрету противопехотных мин, и в связи с этим нам надо было многое обсудить.

Вскоре после полуночи зазвонил телефон. Звонила Люсия Флеча де Лима. Она была в панике. Она сидела дома в Вашингтоне, и вдруг ей позвонила Мэл Френч, глава протокольного отдела в администрации президента Клинтона, и сообщила о том, что принцесса попала в аварию. Она узнала это из новостей Си-эн-эн. У Люсии не было нового номера сотового принцессы. Я знал, что принцесса всегда носит его с собой, и даже не думал, что она может не взять трубку. Но она не взяла. В трубке послышались длинные гудки, а потом включился автоответчик. Мария снова заварила кофе. Я опять набрал номер принцессы. А потом еще раз и еще раз — много раз. Мы сидели за кухонным столом. Я все звонил и звонил.

Все эти годы я часто говорил принцессе, что если она когда-нибудь попадет в беду, то пусть сразу заходит в общественный туалет, закрывается в кабинке и звонит мне. «Я тут же приеду и заберу вас, где бы вы ни были», — повторял я. И вот она попала в беду, я звонил, но без толку. Я чувствовал себя беспомощным.

Я вышел во двор и побежал через парк, по дороге, ведущей вдоль дворца к канцелярии. Там уже собрались старший бухгалтер принцессы Майкл Гиббинс, личный ассистент Джеки Аллен, шофер Колин Теббат и секретари Джо Гринстед и Джейн Харрис. По их лицам я понял, что они тоже взволнованы. Кто-то налил мне кофе. Майкл беспрестанно курил и звонил из своего кабинета личному секретарю королевы в Балморал, а мы с Джеки сидели в общем кабинете.

В первый раз позвонили около половины первого. На другом конце провода подтвердили, что принцесса действительно попала в аварию в Париже. Но, судя по всему, все обстоит не так уж плохо.

Через час нам позвонили во второй раз. Оказалось, что все очень серьезно. Доди погиб. Принцесса получила тяжелые травмы: как нам сообщили, у нее сломана рука и тазовая кость. Мне надо быть там, подумал я. Я ей нужен. Джеки Аллен уже пыталась заказать мне и шоферу Колину билеты на самолет. Колина решили отправить со мной потому, что раньше он работал в королевской охране, и мог принимать разумные решения даже в самых тяжелых ситуациях. Все офисы авиакомпании «Бритиш Эйрвэйз» в Лондоне были закрыты, так что билеты пришлось заказывать в офисах компании в Нью-Йорке.

В четыре часа утра Майкл снова взял трубку. Джеки зашла к нему в кабинет. Через несколько минут она вышла ко мне. Она попросила меня сесть и обняла за плечи. «Пол, крепись. Мне очень трудно произносить эти слова, но принцесса умерла».

Смерть принцессы констатировали час назад, в 3 часа утра по британскому времени и в 4 утра — по парижскому. Хирургическое вмешательство не спасло ее. Меня отбросило назад. Даже если я и закричал, то, скорее всего, из моего рта не вылетело ни звука. Я почувствовал, как во мне разливается пустота. И острая боль. Мы с Джеки сидели и плакали. Потом вдруг во мне сработало чувство долга и лишило меня всех эмоций. Теперь я нужен ей как никогда, подумал я.