Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Такие времена настали.

И «Сказка о Тройке», задуманная как прямое продолжение «Понедельника», получилась совсем на него непохожей. Да и не могло быть иначе. «Сказка» была похожа на «Понедельник», как застой на оттепель. Даром что в ней так много веселых искромётных шуток, которые народ растащил на цитаты и поговорки, как обычно у Стругацких — всё равно в целом вещь получилась мрачная. «Упадническая». Потому что Кристобаль Хозевич с Фёдором Симеоновичем в финале — это всё равно бог из машины. Неоткуда им было взяться в реальном мире. Теперь уже неоткуда. Не мог реальный Иван Антонович войти в высокий кабинет, стукнуть кулаком по столу и остановить неумолимое движение Большой Круглой Печати. Печатью заправляли теперь брежневы и сусловы, и такие крокодилы Ефремову были не по зубам. Калибр не тот. Не та эпоха.

«Сказка о Тройке» была обречена на интерес к ней самиздата, а после и тамиздата. И надо ли сегодня выяснять подробности, задавая извечные русские вопросы: «Что делать?» («Что надо было делать?») и «Кто виноват?» Есть ли смысл искать крайних? Авторские права в любом случае нарушены — с одной стороны. А с другой стороны — всё равно это должно было произойти. Рано или поздно.

Нет, тогда, конечно, очень хотелось найти и даже наказать мерзавца (доброхота или вредителя?), переправившего рукопись за рубеж, и другого мерзавца (дурака или злодея?) — там, в «Посеве», принявшего решение о публикации ничем не опорочивших себя советских писателей рядом с «отщепенцами». Но сегодня…

Сегодня мы понимаем, что, в общем-то, все были равны перед Системой: и так называемые отщепенцы, и просто хорошие советские писатели. А потом каждый сделал свой выбор. Одни уехали, другие остались. И даже сегодня, после всех путчей и реформ, после всех откровений и разоблачений нам очень трудно понять друг друга: уехавшим и оставшимся здесь — даже при условии абсолютно совпадающих политических взглядов. Те, кто покинул СССР тогда, в годы застоя, по-прежнему уверены, что было правомочно и справедливо издавать за рубежом книги без согласия авторов, так как всякая публикация — это для писателя счастье. А говорить о правовом поле, когда по одну сторону границы люди, а по другую людоеды из КГБ, просто бессмысленно. Оставшиеся здесь придерживались и придерживаются несколько иной точки зрения. Они слишком хорошо помнят, чего им стоили эти публикации в те годы и как было тяжело жить, даже не за решёткой и не в психушках, а просто под гнётом Системы, которую ты не принимал, иногда боролся с ней, иногда — нет, иногда даже уступал ей в чем-то, но в любом случае не хотел покидать свою страну. Наверно, мы так никогда и не поймём друг друга — мы — и те, и другие, искалеченные Системой.

Мне очень хотелось пусть по минимуму, но чисто практически разобраться, как это всё происходило, и я списался со многими из уехавших тогда людей. Например, есть такой человек Михаил Лемхин — замечательный, широко известный фотограф-портретист, талантливый публицист и писатель, написавший множество статей о Стругацких, опубликованных в основном в газетах и журналах русского зарубежья. Живёт он сейчас в Сан-Франциско. Михаил существенно моложе БНа, родился он в 1949-м и потому не называет себя впрямую его другом. Но тогда, в 70-е, они общались в Ленинграде много и тесно: и в секции фантастики Союза писателей, и в клубе филателистов, и в разных компаниях у общих друзей, в первую очередь у Самуила Лурье и Михаила Хейфеца (о последнем мы ещё обязательно вспомним). БН доверял Лемхину, тот читал все книги АБС не то что в рукописях, а зачастую ещё в черновиках, и в его личном архиве сохранилось немало интереснейших раритетов такого плана, подробным описанием которых он любезно поделился с люденами для четвёртого тома «Неизвестных Стругацких». Так вот, Михаил Лемхин знаменит ещё тем, что в 1967 году написал предисловие к рукописному варианту «Сказки о Тройке» и лично запустил в самиздат четыре экземпляра этой повести. Про эти экземпляры мы знаем точно, что во Франкфурт они не попали, ведь предисловие не было опубликовано в Германии (там был напечатан сокращённый вариант текста — из «Ангары»), но вообще вероятность передачи любого из самиздатовских экземпляров за рубеж всегда была высока.

В результате переписки с Лемхиным мне стала в целом ясна ситуация с выходом из-под контроля рукописей. Зачастую никто и ничего не передавал в конкретное издательство специально. Просто при малейшей возможности переправить через границу «товар» (а это именно так принято было называть) рукописи уплывали в другую страну и начинали там жить своей жизнью. В одном чемодане могли быть упакованы самые разные веши самых разных авторов, случайно оказавшиеся у данного «курьера», который сам мог не только не читать их, но даже не интересоваться названиями. А уж господа издатели потом выбирали, что из этого следует печатать, а чего не стоит. Подход к вопросу был очень личный, иногда трудно объяснимый, коммерческого смысла в изданиях на русском языке в Европе и Америке почти не было — тиражи маленькие, аудитория узкая. Вот и всё. Взяли и издали. А по эту сторону границы кого-то не печатают или сажают на голодный паёк, кого-то отчисляют из института, а у кого-то — элементарно инфаркт. Ну да ладно, это всё эмоции.

Повторим ещё раз: виноваты во всём не люди. Виновата Система. То есть, конечно, люди, сознательно служившие Системе, виноваты, да ещё как! — в терминологии уехавших они и не люди вовсе, — а все остальные — жертвы её. Они просто хотели быть честными, мечтали «жить не по лжи». Каждый делал это по-своему. И не нам судить их, ибо сказано: не суди да не судим будешь.

Одни создавали «Хронику текущих событий». Другие создавали сами события. Третьи не создавали ничего. А были ещё такие, которые просто создавали книги, настоящие книги. Мы как раз про них. И давайте вернёмся к хронике наших событий.

Если бы всё закончилось на «Сказке о Тройке»! Может, тогда судьба АБС сложилась бы несколько иначе. Но не тут-то было!.. Летали ещё по стране и некие птички — «Гадкие лебеди». И какой-то экземпляр, запущенный в ленинградский самиздат, перепрыгнул-таки через финскую границу; или, перепечатанный безымянным энтузиастом в одной из московских редакций, улетел с диппочтой в женевскую резидентуру ГРУ; или, купленный на одесском «толчке», уплыл с последним пароходом в Константинополь… Но так или иначе, а на Франкфуртской книжной ярмарке в самом начале октября 1972 года на одном стенде с Солженицыным, Гроссманом и Максимовым, а также (что немножко утешало) ещё и с Окуджавой, оказались «Гадкие лебеди». Сели птички, почистили крылышки и восхитили своей грациозностью нашего давнего знакомого Ю. С. Мелентьева, бывшего теперь зампредом Госкомиздата.

И снова пришлось братьям садиться за сочинение сакраментального письма на тему «простите нас, мы больше так не будем», впрочем, АБС сумели и тут не столько извиняться, сколько нападать на беспардонный «Посев». На этот раз письмо было напечатано в «Литературной газете» 13 декабря 1972 года, а авторами датировано 8 декабря, при том, что уже с 1-го АН находился в Доме творчества в Малеевке вместе с Еленой Ильиничной, а БН, разумеется, в Ленинграде. Так что текст явно сочинялся раньше. Впрочем, какая разница? Вот запись АНа в дневнике:

«Сегодня в ЛГ наш протест. Очень неприятное ощущение: будто всенародно в чём-то оправдываемся. В чём?»

А приводить здесь сам текст письма не хочется: в литературном отношении не шедевр, а по смыслу — и так всё понятно.

Непонятно другое — почему информация об издании в «Гранях» докатилась до БНа только во второй половине ноября? АН в письме пишет, что Дэвис из «Мира» поведал ему об этом 13-го и в тот же день АН был вызван к товарищу Ильину — знаменитому в писательских кругах куратору СП СССР от генералитета КГБ. История эта подробно описана в «Комментариях…», и мы не станем повторяться. Только ещё раз удивимся: почему же так долго все молчали? Ведь и Дэвис вернулся из Германии за месяц с лишним до этого, и Мелентьев тоже…

94
{"b":"119682","o":1}