24 января 2001 года АБС были удостоены премии имени Владимира Высоцкого «Своя Колея», учреждённой в 1997-м и присуждаемой накануне дня рождения актёра и поэта тем, кто не изменяет своим убеждениям, чья жизнь и творчество созвучны поэзии Высоцкого. А формулировка в дипломе была такая: «За высочайшую творческую самоотдачу, за выдающийся вклад в мировую фантастику и кинематограф, за горячую преданность делу служения гуманитарным идеалам человечества». Премия вручалась в Большом зале Политехнического музея, в историческом месте, особом для поколения шестидесятников. Здесь выступали и Владимир Семёнович (в 1966 году), и Аркадий Натанович (в 1981-м). Конечно, БН на церемонию не приехал. Он ведь даже за государственной, то бишь президентской премией на следующий год в Москву не собрался. Да разве в этом дело? На сцену поднимался Иван Стругацкий — внук АНа, — и было в этом что-то очень символическое и в целом правильное. Им, двадцатилетним, куда важнее выбрать свою колею и держаться её твёрдо. От них, двадцатилетних, зависеть будет, удастся ли сберечь и продолжить всё то, ради чего жили и творили АБС. А в зале сидели и Егор Гайдар с Машей Стругацкой, и, конечно, Людмила Владимировна Абрамова, и Юрий Зиновьевич Соминский, друг которого (и друг Высоцкого) художник Михаил Шемякин как раз и возглавлял в тот год жюри премии. Вот как оно всё переплелось…
И напоследок крайне любопытная история, которую рассказал Борис Вишневский, ныне вице-президент Центра политических исследований и обозреватель «Новой газеты». Летом 1993 года (вот уж действительно самый лихой год из всех «лихих 90-х»!) у БНа из машины украли барсетку со всеми документами. Деньги там если и были, то небольшие, а вот документы — буквально все: и паспорт, и права, и удостоверение блокадника… БН сразу позвонил Вишневскому с просьбой о помощи — всё-таки тот был депутатом. Речь не шла о розыске пропавшей сумочки. Речь шла о скорейшем восстановлении документов, ведь эта такая морока, если делать всё по обычным каналам. Ну а Борис, конечно, сразу подключил всех знакомых, в том числе и в милиции. Звонок из райсовета в РУВД тогда ещё кое-что значил, и шансы поймать воров хоть и маленькие, но были, потому что воруют, как правило, специалисты, а про них оперативникам многое известно… Но ещё даже не все важные разговоры были закончены, когда БН перезвонил и сообщил Вишневскому радостным голосом:
— Боря, вы не поверите, но ко мне возвращается вера в человечество. Они подбросили мою барсетку назад, и в ней всё, абсолютно всё — цело. Они ничего не тронули. Вы можете себе представить?
А Боря мог себе представить. Он прекрасно понял, что произошло. И я понимаю. Воры оказались читателями Стругацких. Открыли первый попавшийся документ, увидели, на кого замахнулись, и… не поднялась рука. Стыдно стало. И ведь не бросили всё, где стояли, как это обычно делают, а вернулись с риском для себя на место преступления и подкинули обратно. Немыслимо! Вот она — волшебная сила искусства.
И я это совершенно без иронии. Не до смеху в наше-то время, когда грабят сколь угодно популярных людей, не взирая на лица, растиражированные телевидением. Но тут… Тут другое совсем: тут не лицо узнали — узнали имя, быть может, дорогое, как память о юности и детстве.
Дурацкая история? Конечно, дурацкая. Зато с счастливым концом. И, кстати, вспомним кассеты АНа, не взятые «благородными» ворами у Стэна Агрэ. И вывод из обоих случаев хочется сделать серьёзный: люди, читавшие АБС, пусть даже только в детстве, обязательно стали хоть чуточку лучше; а люди, читающие и перечитывающие их книги взрослыми, просто не смогут быть совсем плохими — совесть им не позволит.
Время раздавать пряники (послесловие к главе)
Ещё в начале 1989 года АН рассказывал в одном из интервью:
«Мы посмотрели американский фильм „Зомби“. Идея в том, что ад переполнился грешниками и больше не принимает мёртвых. Безмозглые мертвецы пошли по земле с одной страстью — добраться до живых и сожрать. Это всё — полная ерунда. Но сама идея о переполненности ада грешниками… Вот такую повесть, такой сценарий нам было бы интересно написать!»
Прошло два года. Случился последний приезд БНа в Москву.
На последней странице рабочего дневника обозначены последние общие дела:
«16.01.91 — Б. прибыл в Мск для обсуждения вопросов. Времена жуткие: Литва, Ирак.
17.01.91 — Ночью началась война в Ираке.
18.01.91 — Писали письма. Снова обсуждается „Операция ВИРУС“…
19.01.91 — Б. уезжает».
Но последняя запись в тетради, сделанная БНом, не датирована и отделена чертой от предыдущих:
«Аггелы — исполнители воли бога на земле; каратели и наградители.
Записки старого аггела — заряды растрачены. Запасы „пряников“ огромны и вручать некому. М.б. — вручать ВСЕМ, ибо все и праведники тоже?»
Этот набросок через десяток лет попадёт в роман «Бессильные мира сего», будет изящно отредактирован, но там не произведёт на меня такого ошеломляющего впечатления, как на этой последней странице рабочего дневника. Там его легко проскочить и не заметить, не вдуматься. Сравните:
«Не помню точно кто, кажется, Мариша красиво говорила о горьком аггеле — исполнителе воли Бога на Земле. О раздавателе наказующих ударов и ласковых наград. Но мерзостей в мире много, а доброты — так мало. И вот все молнии давно уже растрачены, а наград — полный шкаф: раздавать их некому и не за что… Не раздавать ли теперь их всем подряд — ведь каждый грешник есть и праведник тоже? Нет ведь во всей Вселенной никого, кроме мечущегося, замученного, страдающего и побеждающего человека…»
Режьте меня, а вариант с пряниками лучше, пронзительней. Ласковые награды, да ещё в пыльном шкафу — это какая-то несимпатичная абстракция. Совсем другое дело — пряники. Мятные, например. И, кажется, я даже знаю, откуда они.
БН рассказал однажды, отвечая на чей-то вопрос, прилетевший из Интернета:
«Самый замечательный подарок я получил на празднике Нового года 31 декабря 1941-го в каком-то ДПШ (Доме пионеров и школьников. — А.С.): два совершенно окаменевших мятных пряника. Никогда больше и ничего вкуснее (из лакомств) я не едал и до сих пор (удивляя друзей и родных) предпочитаю пряники именно этой каменной консистенции».
Время раздавать пряники.
И пусть никто не уйдёт обиженным.
Заключение
ФЕНОМЕН БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ
Братья Стругацкие.
Не просто фантасты, не просто писатели, даже не просто кумиры миллионов…
А хотелось сказать о них именно просто — как они сами умели говорить, точнее, писать: доступно и глубоко, изящно и незамысловато, остроумно и пронзительно. А главное — честно.
Кто они были для нас — Стругацкие? Кем или чем остаются по сей день? Кем или чем будут впредь? Частью жизни. И частью немалой. Стругацкие — это наше представление о будущем, о мире, о человеке, о том, что правильно и что неправильно, о смысле бытия и бессмысленности смерти. Они — наш камертон, наш путеводитель, наше оружие и наш факел в мрачном лабиринте истории — прошлой и будущей. Стругацкие — это наши вывернутые наизнанку души. И наша совесть.
Есть знаменитая фотография, сделанная в Свердловске в 1981 году: Аркадий Натанович на сцене за столом, а за спиной его, на занавесе — лозунг: верхней строчки не видно — её фотограф специально срезал, а ниже — хорошо всем известное: «…ум, честь и совесть нашей эпохи». Их было несколько, таких фотографов, трудно было не увидеть этого кадра. Настоящий символ того времени.
