А журнал «Знание — сила» несмотря ни на что публикует повесть «Волны гасят ветер», закончит он это дело уже в третьем номере за 1986 год — при совсем других ветрах на улице.
Какой была жизнь в эти годы? Разной она была, слишком разной. Сложной. Путаной. Полосатой. И закончить хочется одной чудной лирической цитатой всё из той же «Хромой судьбы»:
«И как бы много горестей ни наваливалось на человека единовременно, всегда у него в запасе остаётся что-нибудь для согрева души. Внуки у него остаются, близнецы, драчуны-бандиты чумазые, Петька и Сашка, и ни с чем не сравнимое умилительное удовольствие доставлять им радость. Дочь у него остаётся, Катька-неудачница, перед которой постоянно чувствуешь вину, а за что — непонятно: наверное, за то, что она твоя, плоть от плоти, в тебя пошла и характером, и судьбой. И водочка под соленые грузди в Клубе… Банально, я понимаю, — водочка; так ведь и все радости банальны! А безответственный, вполпьяна, треп в Клубе, это что, не банально? А беспричинный восторг, когда летом выйдешь в одних трусах спозаранку в лоджию, и синее небо, и пустынное ещё шоссе, и розовые стены домов напротив, и уже длинные синеватые тени тянутся через пустырь, и воробьи галдят в пышно-зеленых зарослях на пустыре? Тоже банально, однако никогда не надоедает…»
Нет, это не Владлен Глухое из «Миллиарда», который сломался, и ничего, кроме этих тихих радостей, у него в жизни не осталось. Скорее уж это Горбовский из «Далёкой Радуги» с его отчаянным торжествующим купринским оптимизмом: «Жизнь прекрасна!»
Глава двадцать первая
ОТЯГОЩЁННЫЕ СЛАВОЙ
«Что за странная мысль — считать нас с братом архитекторами? Мы совсем не способны проектировать будущее. В лучшем случае, мы можем лишь указывать дороги, которые ведут в тупик. Если вы построите дом таким вот образом, говорим мы, то у вас канализация будет соединена с водопроводом. Вот и вся наша работа. Положение осложняется ещё и тем, что строители, как правило, не обращают на нас внимания, а если и обращают, то делают очень странные выводы, например, отказываются от водопровода вообще».
Из письма БНа Ю. Ковальчуку, 1969 г.
Конец 80-х годов — это было удивительное, потрясающее время в жизни Советского Союза, время, перевернувшее взгляды миллионов людей. Поэтому на переднем крае истории оказались интеллектуалы, и ответственность в первую очередь легда на них, а не на политиков и учёных. Политики вступили несколько позже, учёные всё подготовили раньше, а в тот период ведущая роль досталась людям искусства и конечно, в наибольшей степени писателям и журналистам — мастерам слова. От написанного и произнесённого ими реально зависела судьба страны. Редчайший случай! В те годы едва ли не каждый день удивлял новыми событиями, да такими, о которых совсем недавно и фантасты мечтать не могли.
У фантастов, понятно, происходили свои бурные перемены. Борьба нового и старого из подковёрной стадии, когда главными средствами были жалобы и доносы, переходила в стадию открытую — в полном соответствии с духом времени всё активнее выплескивалась на страницы прессы. Вот почему, наверно, за весь тот замечательный период было создано совсем немного значительных, заметных, глубоких произведений — вообще в литературе и в фантастике в частности.
Растерянность, недоумение, непонимание происходящего пополам с надеждами и преувеличенной иногда эйфорией — всё это не давало писателям работать над большой прозой, над прозой вообще, как таковой. Это было время вовлечённости всех и вся в политику, время самозабвенных споров, время прекрасной, яростной публицистики. И одновременно это была славная эпоха всеобщих открытий, говоря словами Солженицына, эпоха литературы из-под глыб. Извлечённые на свет божий произведения и сами были такими глыбами, что они подавляли, особенно людей, более полувека лишённых даже права на свободную мысль, и конкурировать с этими произведениями было почти невозможно.
Даже Стругацким это оказалось не под силу. Им оказалось нелегко соревноваться в том числе и с собственными давно написанными книгами. У них была своя литература из-под глыб. И право же, в конце 80-х «Град обреченный» и «Гадкие лебеди», «Сказка о Тройке» и «Улитка на склоне» в полной авторской редакции прозвучали сильнее, чем их новые вещи. Они сумели создать за этот период только два произведения: роман «Отягощённые злом» и пьесу «Жиды города Питера». Конечно, они внесли свою — немалую и весьма достойную — лепту в литературу перестройки, но сегодня это представляется до обидного малым…
Вот как написал о том периоде сам БН уже совсем недавно, в своих «Комментариях к пройденному»:
«Новые времена внезапно наступили, и новый читатель возник — образовался почти мгновенно, словно выпал в кристаллы перенасыщенный раствор, — и возникла потребность в новой литературе, литературе свободы и пренебрежения, которая должна была прийти на смену литературе-из-под-глыб, да так и не пришла, пожалуй, даже и по сей день».
Стал ли последний роман Стругацких по-настоящему новой литературой? И да и нет. С одной стороны, работая над ним, АБС полностью, решительно и навсегда отключили внутреннего цензора, смело бросились на поиск новых форм и экспериментировали больше, чем в десяти предыдущих произведениях, вместе взятых. С другой стороны, они остались верны себе (а как иначе?) — своей манере, своим традициям, своим принципам, а значит, и своему времени. И в полном смысле новой литературы не получилось. Не могло получиться.
Я согласен с БНом: ни у кого не получилось. Ни у кого. До сих пор. Однако сегодня никто уже и не пытается прыгнуть выше головы или потявкать, как он не умеет. А тогда пытались — отчаянно, яростно, в чём-то наивно, бесстрашно. И Стругацкие попытались, но, отягощённые грузом собственных достижений, так и не вырвались за рамки, ими же установленные когда-то…
Замысел будущего романа, ещё под рабочим названием «Ловец душ», родился давно, в 1981-м, в процессе сочинения вместе с братьями Вайнерами мистико-фантастического детектива, мы уже говорили об этом вскользь. В январе 1985-го появляется новое название — «ОЗ». Но только в конце года замысел понемногу облекает форму той вещи, которая придет к читателю в 1988-м. Сознательная работа именно над «ОЗ» начнется в 1986-м, а плотная, результативная — и вовсе лишь в 1987-м, то есть через два года от начала (точнее от объявления) перестройки, когда уже станет ясно, что реформы Горбачёва — не трепотня, а новая генеральная линия партии, что демократизация и гласность — это всерьёз и надолго.
Однако начнём с года 1986-го.
В январе БНу звонил Даниил Гранин, делился впечатлениями от «Хромой судьбы». Пожурил за тягучее начало и за историю с Кудиновым, которая оставляет явную неудовлетворенность. Но в целом оценка положительная. «Ослепительный конец!» — так он сказал.
25 января приехал АН, и сразу начали работать над «ОЗ», однако всего дней пять, а продолжить удалось только уже в апреле — с 9-го по 15-е в Репине. Потом прервались на день рождения БНа, потом ещё на что-то, началась всяческая суета, перешедшая в традиционно нерабочее лето, и съехались они вновь уже в октябре опять в Репине, где теперь предпочитают работать, вместо привычного ранее Комарова, но вообще это всё рядом.
С 21 октября приходится писать сценарий для Лопушанского. Работа идёт как-то лениво. 23-го отмечали день рождения Аделаиды Андреевны. Понятно, работа побоку. 26-го встретились с Эдуардом Успенским, весь вечер проболтали. 28-го АН подцепил какую-то простуду, и несколько дней работа совсем не шла. Вторую попытку совершили в ноябре — снова Репино, теперь заодно и семинар по кинофантастике. Закончили первый вариант сценария «Тучи», Лопушанскому он не понравился, и приняли решение взять за основу «Гадких лебедей» в чистом виде. Смело, но решение это никак реализовано не было, а вот сценарий в итоге опубликован в журнале «Химия и жизнь» с 8-го по 10-й номер 1987 года — ну, хоть что-то… В декабре эпопея с Лопушанским завершается извинениями молодого режиссёра и признанием его в собственной неготовности. Жаль, конечно, всем троим жаль.
