На всё лето и до сентября включительно наступает затишье. Андрей — в деревне, Аркадий — в Москве, потом в Киеве, Борис — у себя в Ленинграде или мотается с друзьями по Прибалтике.
В октябре АНа очень активно зазывают на конференцию по международной программе CETI («Communication with Extra-Terrestrial Intelligence» или «Связь с внеземным разумом»), которая должна состояться в Ставропольской астрофизической обсерватории в станице Зеленчукской. О, как романтично отправиться в путешествие по местам боевой славы БНа! Вспомнить 60-й год, Северный Кавказ, и Большой телескоп, для которого молодой астроном так долго искал место, а поставили агрегат именно в этом Зеленчуке. Но самое замечательное то, что приглашение на конференцию присылают и Тарковскому тоже — его уже записали в первые наши кинофантасты. Можно смеяться. А можно и гордиться. Скептически настроенный БН немного удивляется серьёзным намерениям брата ввязаться в этот научный диспут и выдает на всякий случай АНу свои пожелания:
«Выступая, не увлекайся, будь сдержан и в меру ироничен. Ничего не утверждай, всё излагай в сослагательном наклонении. Помни, что они там — профессионалы, а ты — дилетант, аматер, так сказать. Имей в виду, что там будут присутствовать очень, по слухам, ядовитые и ехидные люди, вроде Шкловского или Озерного, им палец в рот не клади, да и далеко не все учёные настроены к нам доброжелательно. Поэтому постарайся не говорить ничего такого, чего не мог бы немедленно при необходимости обосновать. Основа, конечно, наша старая: скорее всего никакого иного Разума — во всяком случае, в человеческом понимании этого слова — во Вселенной нет. И рисковать не имеет никакого смысла. В лучшем случае, наш сигнал — это глас вопиющего в пустыне, а в худшем — будет с нами как с елочкой, которая высокая и стройная в лесу себе росла, а после много-много радостей детишкам принесла. Дуй до горы! Но если Тарковский не поедет, то лучше и ты не езжай. К тому два соображения: а. Польза рекламы, б. Если Тарковский поедет, то ты заведомо будешь не самым смешным в этой банде ядовитых умников и сухих ненавистников любой фантазии. Такие вот будут мои тебе заветы».
Тарковский в итоге откажется ехать. АН будет некоторое время собираться всё равно — видно, очень хотелось ему пообщаться с безумными контактёрами и фанатами НЛО. Но в итоге и у него поездка сорвётся.
Андрей всё сидит в своей деревне и оттуда пишет письма с призывом поскорее начать работу над «Пикником».
БН корректирует:
«Работа с Тарковским, конечно, дело святое, но это же всё пока на соплях! А СЗоД (то есть „Стояли звери около двери“ — будущий „Жук в муравейнике“. — А.С.) и наша прямая обязанность, и дело также святое, и зависит только от нас».
АН ему в пандан откликается:
«Дело ещё и в том, что я больше не верю в затею с Тарковским. Он надолго погиб во мнении начальства: Ермаш получил за „Зеркало“ выговор и таким образом освободился от всякого чувства вины перед Андреем. Конечно, надежды терять не следует, но всё это явно откладывается в долгий ящик».
Однако проходит всего два месяца, и новая встреча с режиссёром переводит процесс в решающую стадию. 19 и 20 декабря появляются записи в рабочем дневнике АБС:
«Тарковский. Человек — животное + разум. Есть ещё что-то: душа, дух (мораль, нравственность). Истинно великое м.б. бессмысленным и нелепым — Христос».
«Видение их желаний (последствия): Стервятник — покушение на диктатора. Ред — соблазнение дочки наркоманом. Учёный — дрожка».
Это уже зачатки серьёзных размышлений о будущем фильме. А главное, решение принято — договор будет очень скоро подписан, а режиссёром обещает быть сам Андрей. И прямо с января АБС начинают очень плотно работать на Тарковского. Собственно, на весь 1976-й это становится их главным делом.
Уже к 1 февраля получен аванс и написан совсем новый сценарий. Вот подробный комментарий АНа:
«Тарковский прочитал. Пришёл, получил от меня деньги и выразил ФЕ. Понять его было чрезвычайно трудно, однако смысл его претензий в следующем:
А. Ему не надо, чтобы был атомный взрыв. Гл. обр. потому, что а) это значит, что учёный вышел с заранее обдуманным намерением и оное претворил в жизнь, пронеся идею невредимой и неизменной через всю Зону; вот если бы он вышел с этой идеей и в ходе перехода её изменил, тогда другое дело (или, если бы он вышел с другой идеей, а в конце пришел к выводу о взрыве, тогда тоже другое дело), б) Зону вообще не надо взрывать (я сказал ему, что речь идёт о Машине Желаний, но он возразил, что это всё равно), ибо она, Зона, есть квинтэссенция нашей жизни. Тут, естественно, у меня глаза на лоб полезли.
Б. Для него сценарий очень пестр, его надо ускучнять. Больше всего ему понравился телефонный разговор (только содержание должно быть другое) и сцена, где двое спят, а один на них смотрит. Эту сцену (сна) он хочет сделать очень длинной.
Впрочем, ближайшее его действие будет: утвердить это на худсовете как первый вариант, а потом всё обсудить заново и дать нам конкретные указания. На чём и порешили. Этим он будет заниматься сам».
В этом месте любопытно начать подсчёт вариантов. То, что АН условно называет первым, на самом деле уже второй. Дальше мы наверняка собьемся. БН, например, насчитывал девять вариантов, Евгений Цымбал — ассистент по реквизиту и некоторое время второй режиссёр на «Сталкере», — десять, АН — одиннадцать. Больше всех — двенадцать или тринадцать — насчитала Марианна (Маша) Чугунова, кроме своей основной работы ассистента по актёрам, многие годы добровольно выполнявшая обязанности секретаря Тарковского и находившаяся в курсе всех его дел. Эту цифру, пожалуй, можно считать наиболее верной.
В 1976-м АБС рассказывают всем друзьям, как они дико вкалывают над сценарием без видимой надежды на окончательный успех. Да, деньги пока дают, но тут работа не только и не столько за деньги, тут уже дело чести, тут уже азарт появляется и гордость — за то, что посягнули на нечто такое…
А на всякие немыслимые претензии Андрея БН, например, реагирует, лаконично и мудро:
«Ну, что тут скажешь? Гений, он гений и есть. Надобно потрафлять, я понимаю. <…> Ты уж, брат, терпи. Такая наша в данном случае доля».
Меж тем пока Стругацкие пашут света белого не видя, ситуация совсем не так безоблачна. Не со стороны гения, а со стороны ненавидящих его чиновников. Начались бесконечные проволочки с подписанием фильма в производство. Того и гляди вообще всё остановят. И тогда по хорошо известной в Стране Советов методе, Тарковский пишет письмо на съезд партии о том, что ему не дают работать. Маша Чугунова отправляет его с Центрального телеграфа заказным письмом с уведомлением о вручении. Ну, повезло «Сталкеру», что так совпало! Хоть в чем-то, хоть один раз, а повезло. XXV съезд КПСС открывается 24 февраля, и уже через несколько дней Чугуновой звонят из приёмной Николая Трофимовича Сизова — генерального директора «Мосфильма» — и просят, чтобы она немедленно сбегала к Тарковскому домой (у него в новой квартире на Мосфильмовской тогда ещё не было телефона), потому что его срочно вызывают в Госкино. Сам председатель Филипп Тимофеевич Ермаш сказан: «Мы вас запускаем. Но с чем? Что у вас есть?» А у него из готового к работе в это время был только «Светлый ветер», о котором те категорически слышать не хотели, и сценарий Стругацких — он назывался тогда «Машина желаний».
Вот так и запустили «Сталкера».
