Резковатое, однако, мнение в адрес одного из шедевров мировой кинофантастики. Но… АБС имели на это право. Став с годами профессиональным фантастом, я тоже вполне понимаю теперь БНа. Только уж слишком сильна память о том детском и юношеском восприятии фильма. На мой тогдашний взгляд не было там ни картона, ни залипухи, а был восхитительно достоверный мир будущего и невероятный, сокрушающий эмоциональный удар. «Солярис» стал первым увиденным мною фильмом Тарковского, и просто ничего более сильного видеть до этого не приходилось. Ну а если подойти ко всему строго, то да, конечно, и в «Рублёве» какой-нибудь историк, крупный специалист по русской медиевистике обязательно анахронизмов и неточностей наковыряет. Я даже помню такие разговоры. Но это всё от лукавого. Это называется алгеброй гармонию поверять.
Лучше двинемся дальше по хронологии событий.
В октябрьском номере «Авроры» за 1972 год закончилась публикация «Пикника на обочине». Те, кому небезразличны были Стругацкие, все их новые публикации читали, сразу, как только могли достать. Тарковский, правда, снимал «Зеркало», и было ему немножечко не до того. «Пикник» прочел Валерий Харченко, будущий известный кинорежиссёр, а тогда ассистент Андрея Арсеньевича. Валера пришел в полный восторг и сразу после Нового года поделился с Андреем: «Глянь, какая замечательная история, по-моему, отличное кино может получиться». Андрей прочел быстро и тут же согласился. 26 января 1973 года он сделал запись в своём дневнике, впоследствии названном «Мартирологом», то есть повествованием о мученике за веру:
«Я только что прочёл фантастическую повесть братьев Стругацких „Пикник на обочине“ — из неё может получиться замечательный сценарий».[9]
Новый замысел западает в душу режиссёра. Но у Тарковского всё не быстро. Идея должна отлежаться.
Только в октябре 1974-го мы читаем в переписке АБС:
04.10.74 (АН): «Был вызван в Сценарную студию. Было объявлено, что Тарковский связался с ними на предмет экранизации ПнО, а так как экранизации Сценарная студия не делает, то он договорился составить совместно с нами заявку без упоминания названия. Ему дали мой телефон (это было вчера), он должен мне позвонить, и мы, встретившись, обговорим всё подробно».
09.10.74 (БН): «Меня очень заинтересовало твоё сообщение по поводу Тарковского. Если это выгорит, то это будет настоящее дело, которым и заняться надо будет по-настоящему. Пожалуйста, держи меня в курсе. Я не совсем понимаю, как можно обойти запрет экранизаций, хотя чуйствую, что это возможно. (Что-нибудь вроде „по мотивам повести… или повестей…“.) Между прочим, если с ПнО не выгорит, предложим Тарковскому зМЛдКС. По-моему, это его вполне может удовлетворить. В общем, держи меня в курсе».
16.10.74 (БН): «Очень интересуюсь знать, как там дела с Тарковским».
Любопытно привести здесь два фрагмента «Мартиролога» из подборки, впервые опубликованной на русском два года назад в «Новой газете». Подготовила их Марианна Чугунова — ассистент Тарковского со времен «Андрея Рублева» и до последнего отъезда режиссёра в Италию. Что характерно, фрагменты эти не попали в английское издание.[10]
О том, как составлялись зарубежные издания дневников, мы ещё поговорим позже. Итак, слово Андрею Арсеньевичу:
«6 января 1975 года, понедельник
Написал письмо Ермашу, в котором прошу его немедленно решать вопрос о моей дальнейшей работе. Я имел в виду одно из двух: „Идиот“ или фильм о Достоевском. Скорее всего) он откажет, тогда я напишу ему ещё одно письмо с заявками (параллельно со Студией) на „Смерть Ивана Ильича“ и „Пикник“. Только надо будет утрясти вопрос со Стругацкими.
Сегодня пурга. За ночь, должно быть, всё заметёт. Завтра Рождество.
7 января 1975 г., вторник
Чем-то моё желание делать „Пикник“ похоже на состояние перед „Солярисом“. Уже теперь я могу понять причину. Это чувство связано с возможностью легально коснуться трансцендентного. Причём речь идёт не о так называемом „экспериментальном“ кино, а о нормальном, традиционном, развивавшемся эволюционно.
В „Солярисе“ эта проблема решена не была. Там с трудом удалось организовать сюжет и поставить несколько вопросов.
Мне же хочется гремучего сплава — эмоционального, замешанного на простых и полноценных чувствах рассказа о себе — с тенденцией поднять несколько философско-этических вопросов, связанных со смыслом жизни.
Успех „Зеркала“ меня лишний раз убедил в правильности догадки, которую я связывал с проблемой важности личного эмоционального опыта при рассказе с экрана.
Может быть, кино — самое личное искусство, самое интимное. Только интимная авторская правда в кино сложится для зрителя в убедительный аргумент при восприятии».
То есть к началу 1975-го режиссёр уже считает этот замысел своим, он уже сроднился с «Пикником». Меж тем первый вариант написан был Стругацкими не для Андрея, а для Георгия (Тито) Калатозишвили, который, не будучи знаком с АБС, просил Тарковского вместе с авторами повести сделать для него этот сценарий. Сам же Андрей выступает пока соавтором сценария и, как он говорит АНу при встрече, художественным руководителем. На что АН ему прямо отвечает, что они с братом предпочли бы видеть режиссёром его самого, а не Тито.
Самая первая киноверсия «Пикника» готова уже к февралю. Перед отъездом в санаторий АН записывает в дневнике, что сценарий, оказывается, будут утверждать в Госкино (очень странно, что для него это откровение — без ведома Госкино с конца 20-х годов не запускался в СССР ни один сценарий), и добавляет эмоционально: «Сволочи».
И, наконец, уже после возвращения АНа из Кисловодска, у Тарковского появляется запись:
«27 марта, четверг.
Ездил к Аркадию Стругацкому. Он очень рад, что я хочу делать „Пикник“. Возможны три варианта сценария, одинаково перспективных».
Впрочем, это ещё не означает, что вопрос с режиссёром решен окончательно. Весь 1975 год Тарковский занимается несколькими делами сразу: помимо «Пикника», пишет сценарий по «Ариэлю» Беляева под названием «Светлый ветер» — специально для Валерия Ахадова (уже знакомого нам по Душанбе), ездит по стране с показами «Зеркала», зарабатывая на жизнь, а также очень много сил и времени отдает пробиванию постановки «Гамлета» на сцене «Ленкома» — это его первый и очень желанный театральный опыт.
События развиваются следующим образом. В конце апреля АН пишет заявку, согласовывает с Тарковским ее текст и начинает гоняться за одним из неуловимых мосфильмовских начальников — тогдашним главредом Василием Ивановичем Соловьевым, так как сценарий оформляется исключительно на АБС по чисто практическим соображениям: Андрей не хочет платить алименты со своей доли, а его доля — это треть гонорара, по устной договоренности с соавторами.
14 мая приезжает в Москву БН — главным образом, именно ради встречи с Тарковским. 15-го они познакомятся, а 17-го БН уедет обратно.
Тарковский прокомментирует эту встречу в своём «Мартирологе» 3 июня, уже будучи в Мясном (деревня в Рязанской области, где Тарковские купили старый дом и пытались ремонтировать его своими силами):
«Вот мы всё и согласовали со Стругацкими по „Пикнику“. Видел Бориса. В отличие от Аркадия, он считает не зазорным продемонстрировать, что умен. Чувствуется, именно он в дуэте идеолог. Аркадий же трудяга и рубаха-парень. Однако не так всё просто».
