Я открывал столько страниц одновременно, сколько позволяли ресурсы компьютера, и обыскивал их все. Картинки лолит, картинки лолит… В новых вкладках я открывал все страницы, на которые ссылались форумы, затем шёл по ссылкам с тех страниц, и проверял всё, сверху донизу. Мне нужны были подпольные порно форумы.

Не вестись на платные сайты! Опасаться файлов с расширением .exe! Подавить назойливую рекламу программами, блокирующими всплывающие окна!

Стрелка часов ползла; за окном уже стояла ночь. Только лишь бело–синее мерцание монитора освещало мою комнатку размером в шесть татами. Мне не хотелось терять время даже на то, чтобы включить свет. Моя дивная, божественная скорость печати ветром рвётся на крыльях буйной интуиции через весь интернет! Бойтесь моих молниеносных кликов!

Я дикий зверь!

Я волк!

Когда я вернулся к реальности, прошла неделя. Я впервые за несколько суток отодвинул мышку с клавиатурой и заглянул в уборную. В зеркале отражался невероятно опасный парень — то есть я. Щетина на лице, засаленные волосы, отсутствующий взгляд, отвисшая челюсть… изгой, безработный хикикомори, которого все стараются избегать, которого никто не захотел бы терпеть рядом… грязный, неряшливый, растрёпанный и кошмарный…

Перед зеркалом стоял лоликонщик.

— Ух, — я без сил опустился на пол.

Как я мог до такого дойти?

Пути назад больше не было. Я… я накачал картинок лолит со всего света. Но одних фотографий мне было мало. Я не брезговал и видео в форматах вроде MPEG или RealMovie. Мой тридцатигигабайтный диск был полон непристойных тел маленьких девочек, которых, по правде говоря, мне было жаль.

Я так больше не могу. Я просто не могу так жить дальше. Хикикомори–лоликонщик — это худшее, что есть на этом свете. Я даже не человек. Я монстр. Моя жизнь кончена. И не ходить мне больше при свете дня.

Да, я хикикомори, не спорю. Но я никогда не думал, что окажусь лоликонщиком. Мои вкусы были довольно традиционны, и по правде говоря, мне даже нравились женщины постарше. И всё же, теперь я…

— А–ааа… — рыдания вырвались из моей груди, и слёзы хлынули на пол. Это были слёзы раскаяния. Да, я признавал свои ошибки, и хотел стать другим человеком. Я хотел измениться. Но было уже слишком поздно.

С тех пор, как я начал нашёптывать вещи вроде «А Нозоми ничего», я знал, что качусь прямиком в ад. С тех пор, как я начал бормотать слова вроде «Киёми прекрасна. Даже для пятиклассницы она прекрасна», ад уже виднелся на горизонте. С тех пор, как я начал рассуждать «Ого, русские девочки суровы, да и американки творят ужасные вещи», ухмыляясь себе под нос, я знал, что ад был уготован мне со стопроцентной вероятностью.

Простите, простите, мне ужасно жаль, я совершенно не хотел всего этого. Я не думал, что всё так серьёзно. Поначалу я просто дурачился. Но теперь…

— Аргх!

Было больно. Очень больно. Болела грудь, её разрывало чувство вины. Я не хотел быть лоликонщиком или кем–то вроде. Но теперь, хотел я того или нет, я был первосортным лоликонщиком–хикикомори, самым ничтожным отребьем за всю человеческую историю.

Но всё же послушай: ты не прав. Ты заблуждаешься! Я не собираюсь запирать у себя в комнатке маленьких девочек, ничего такого! Я не намерен никого похищать! Ты ошибаешься. Не я виновен в этих грехах! Пожалуйста, выслушай меня! Верь мне! Не смотри на меня так! Не смотри на меня!

Но… красные портфельчики. И флейты. И невинные девочки, играющие в парке. Ах!

— Хочешь поиграть со старшим братиком?

— Я тебе конфетку дам.

— Просто задери юбочку.

— Давай сыграем в доктора.

— Вот тебе укольчик!

Мне конец, конец, конец! Провалиться мне под землю, умереть на месте, рассыпаться прахом и… Что за шум? Заткнитесь там…

— Сато! Ты ведь дома? Открой, пожалуйста! — звал кто–то издалека, — Сато! Ты жив там? Помер, что ли? Если жив, открой дверь, пожалуйста!

Кто–то ломился в двери моей квартиры. Однако у меня не было больше сил показываться людям. Оставьте меня в покое…

— Что, тебя и вправду нет? А я–то хотел одолжить тебе это восхитительное подпольное видео.

Я поднялся, вытер слёзы и открыл дверь.

Выслушав мой рассказ, Ямазаки нахмурился, и на лице его отразилось чистейшее отвращение:

— Ты заперся на целую неделю и всё время качал порно? Ты совершенно никчёмное существо.

— Вообще, это ты во всём виноват!

— Правильно, вали всё на меня, это ведь я виноват, что ты такой человек. А, Сато?

— И н–н–не совестно тебе так говорить, когда ты сам меня во всё это затащил?

— Я же сказал тебе, что это были просто прототипы для персонажа. Слушай, Сато, ты совсем сбрендил, если собрал тридцать гигабайт порнухи. Я даже приближаться к тебе не хочу. Не подходи, ты меня пугаешь!

— Г–грррр! — от злости я буквально покраснел. Кулаки мои дрожали.

— Н–ну, чтобы сменить тему, давай как следует обсудим наши планы по разработке игры. Я одолжу тебе эту кассету, идёт?

Выхватив плёнку из его рук, я ударил ей об колено и сломал пополам.

— Ч–ч–что ты творишь?… — запинаясь, начал Ямазаки.

В это мгновение я увидел единственный путь из мира лоликона.

Я взглянул на Ямазаки:

— Ямазаки.

— Что? За видео, пожалуйста, деньги верни.

— Лоликон бесчеловечен, он чудовищен.

Ямазаки молчал.

— Давай спасёмся, спасёмся вместе! Если мы не вырвемся прямо сейчас, мы будем лоликонщиками до самой смерти! Нельзя терять ни минуты!

Схватив Ямазаки за руку, я силой вытащил его из комнаты.

Забежав в комнату Ямазаки за его цифровой камерой, мы вышли на улицу и поспешно зашагали по городу.

Стоял ранний майский полдень. Хотя в городе было тепло, людей на улицах было мало.

— Куда мы направляемся?

Не отвечая, я продолжал тащиться вперёд.

По пути я заскочил в универсам и купил одноразовую камеру, которую отдал Ямазаки. Затем я вновь поспешил к своей цели, с Ямазаки на буксире.

Было три часа дня. Самое подходящее время для моей задумки.

— Цифровая камера и одноразовый фотик? Что ты собираешься со всем этим делать? — спросил Ямазаки, тяжело дыша.

Когда мы добрались до места назначения, я ответил:

— Сними меня на фото.

— Зачем?

— Затем, что… ты знаешь, где мы находимся?

— Хм. Похоже на ворота какой–то начальной школы.

— Точно, это школа Икута, общественная начальная школа, в которую ходит где–то пятьсот учеников. А я собираюсь спрятаться в кустах около ворот. Ямазаки, ты тоже прячься. Давай быстрее!

— А?

— Скоро прозвенит звонок с уроков. Из этих ворот толпами повалят ученики.

— Ну да, и чего?

— Я буду делать снимки.

— Снимки ч–чего?

— Снимки младшеклассниц.

Он ничего не ответил.

— Я собираюсь делать чудесные фотографии прелестных маленьких девочек твоей новой цифровой камерой.

Молчание.

— Ты всё понял, Ямазаки? Я готовлюсь украдкой делать фото. Я спрячусь и буду снимать этих маленьких девочек в разгар весны. Может, даже «случайно» сделаю несколько снимков, где будут видны трусики. Это ничего. Если мы не будем шуметь, никто не заметит нас в этих кустах. Я буду фотографировать маленьких школьниц. Буду снимать, пока рука не отсохнет — но, конечно, только самых красивых девочек.

Зазвенел звонок. Через пару минут у этих ворот будут ученики.

— Ямазаки, ты снимай меня на одноразовый фотик. Сделай как можно больше фотографий со мной, отвратительным лоликонщиком, фотографирующим маленьких школьниц! Понимаешь? Это единственный способ вырваться из пут лоликона! Ясно тебе, о чём речь? Доходит? С одной стороны, это безобразная картина. Но с другой, на фотографии изображён ты сам. Нужно запечатлеть это мерзкое, жалкое, грязное своё обличье на плёнке. Мы вместе подготовим всё и объективно взглянем на нашу безобразность, низость и отвратительность. Тогда мы сможем отказаться от лоликона и вернуться к нормальной жизни.