Однажды, мы с симпатичной старшеклассницей бездельничали в нашей замусоренной клубной комнате.

— Сато, а какие у тебя планы на будущее? — спросила она.

— Сначала поступлю в какой–нибудь колледж. На самом деле я не знаю, чем буду заниматься, там видно будет.

— Хм…

Она отвернулась. А потом тихо сказала:

— Помнишь, как ты недавно пытался спасти того мальчика от хулиганов? Это было глупо, но ты здорово смотрелся тогда. С тобой все будет в порядке, Сато. С тобой точно все будет хорошо.

Я засмущался.

Прошло время. Она окончила школу. Позже, в этой же клубной комнате сидели мы с Ямазаки. Я уставился в учебник по математике. Ямазаки сказал:

— Сато, а ведь в этом году ты закончишь школу.

— Ну да, точно, так что теперь ты будешь президентом клуба. Старайся.

— Как будет одиноко. Все вокруг стареют.

— Не говори так, пока ты еще молод. Угостить тебя сигареткой? — я достал сигареты из кармана и протянул Ямазаки, он согласился.

Он осторожно зажег сигарету, затянулся и громко закашлялся. Со слезящимися глазами, он сказал:

— Надеюсь, всё будет хорошо.

— Что именно?

— Всё. Я надеюсь, что смогу дальше жить такой же спокойной и счастливой жизнью. Ты должен стараться, Сато, и я тоже буду. Я смогу окончить школу с легким сердцем, и всё как–нибудь образуется.

Ямазаки был полон и надежд, и переживаний. В этой обшарпанной клубной комнате, ярко освещенной заходящим солнцем, мы весело смеялись и мечтали.

Потом я пошел учиться в колледж, но меня отчислили. Напуганный бесперспективностью своей жизни, подавленный своими глупыми тревогами, я продолжал влачить своё жалкое, бессмысленное существование. Мои страхи окружили меня со всех сторон.

Тогда я заперся в своей комнате и словно впал в спячку. И я спал, пока не устал от сна. Прошла весна, окончилось лето, потом пришла осень, а затем наступила зима. А она стала новой мягкой весной.

Я перестал двигаться вперед, и потихоньку начал терять рассудок. Ночной ветерок был так приятен, и я продолжал спать.

И вот однажды мы снова встретились, я и Ямазаки. Он был слабым и над ним все издевались, но все–таки он был хорошим парнем. Оказывается, всё это время мы дышали одним воздухом.

Хоть никто из нас не был уверен в своем будущем, мы продолжали смотреть вперед.

Даже сейчас я помню это отчетливо: мы сидим в нашей клубной комнате, по которой я так скучаю, а свет заходящего солнца освещает наши невинные беседы.

— Что же с нами будет?

— Что будет, то и будет.

— И то верно.

Это чудесное время после уроков…

Мы были молоды и глупы. Мы были бесполезны, беспомощны и даже не могли представить, кем станем через четыре года.

Впервые за несколько лет увидевшись с Ямазаки, я спросил:

— И где же ты учишься?

Ямазаки гордо выпятил грудь и ответил:

— Институт Анимации Ёёги[22].

Жизнь такая странная штука…

— А ты чем сейчас занимаешься?

— Меня отчислили.

Ямазаки отвёл взгляд, повисла неловкая пауза.

Наконец, я спросил неестественно весёлым тоном:

— А почему ты плакал?

— Я в последнее время не ходил в колледж. Я не очень–то вписываюсь в коллектив, у меня нет друзей, и я только недавно начал жить отдельно от родителей. От отчаяния я врубил музыку на полную.

— И ты всё это время сидел дома?

— Н–ну да.

Я быстро поднялся.

— Подожди–ка, — сказал я и вернулся в свою квартиру.

Я вернулся к Ямазаки с двумя банками пива.

— Давай выпьем!

— Чего?

— Да нормально всё. Давай просто выпьем, — я протянул пиво Ямазаки. — Всё будет хорошо. День, когда ты перестанешь быть хикикомори, обязательно придет.

Если честно, я говорил о своих собственных желаниях.

— Всё будет хорошо, Ямазаки. Я же специалист по всему, что связано с хикикомори. Пока я с тобой, хуже тебе не станет!

Мы выпили. Потом снова включили анимешные песенки и вусмерть напились. Наша вечеринка продолжалась до поздней ночи. Когда закончились CD с анимешными песнями, мы начали петь свои. Мы были в стельку пьяны, и нам могло почудиться, что эти песни весьма хороши.

Но ничего страшного, даже если и почудилось. Я пел с воодушевлением.

Я уснул на полу, и подушкой мне послужила стопка порно–комиксов, поэтому я проснулся с жуткой головной болью. Ямазаки задремал, положив голову на стол.

Я легонько потряс его за плечо.

— А что насчет учебы?

— Устрою себе выходной, — сказал Ямазаки и снова закрыл глаза.

Я вернулся в свою комнату, принял таблетку аспирина, распластался на кровати и снова заснул.

Выхода не было. Надежды тоже. Я совершенно ничего не мог с этим поделать. И из–за дурацкой идеи, что NHK― это зловещая организация, контролирующая весь мир, я потерял все желание исправляться.

Это была весна, полная безграничной депрессии, мне хотелось поступить так же, как Винсент Галло из фильма «Баффало 66»[23] . Войдя в ванную, я схватился за голову и простонал: «Я не могу больше так жить».

Мне хотелось умереть.

Однако, сегодняшний день отличался от остальных. Случилось нечто совершенно неожиданное.

Проснувшись в час дня, я нашел странный лист бумаги в своем почтовом ящике. Я взял и осмотрел его.

Это было резюме, которое я написал несколько дней назад для собеседования в манга–кафе. Я написал его именно для этой вакансии, и мне хотелось бы поскорее забыть об этом.

Но почему оно здесь? Как оно оказалось в моем почтовом ящике?

Я поспешил зайти к Ямазаки.

Ямазаки снова прогуливал колледж. Сидя за компьютером, он играл в какую–то игру.

Я спросил:

— Эти сектанты приходили сегодня?

— Хм… Да, они приходили пару часов назад. Я даже взял пару их брошюр. Просто чтобы посмеяться над их дословными переводамами. А что? Разве они не заходили к тебе тоже, Сато?

Показания Ямазаки открыли мне страшную правду. Похоже, я забыл своё резюме в манга–кафе. Я не помню, вывалилось ли оно из моего кармана, или же я сам машинально отдал его Мисаки. Из–за сильного потрясения мои воспоминания об этом моменте были весьма расплывчаты.

Лишь в одном я был уверен: делая свои религиозные обходы, Мисаки пришла сюда, чтобы вернуть мне резюме. Другими словами, когда я спросил «Я слышал, вы мотоциклы любите?», неуклюже пытаясь скрыть, что на самом деле я пришел на собеседование, я полностью провалился. Тогда все это становится уже не важным. Когда люди попадают в такое неудобное положение, их чувства притупляются.