– Вы полагаете?

– Я знаю. А вы?

Хотя выражение счастья еще не исчезло с ее лица, она неопределенно пожала плечами:

– Я не буду уверена в этом, пока не снимут сеть.

– Ну, а я абсолютно уверен уже сейчас. Так что мы можем начать отмечать это событие. – Он посерьезнел и, видя, что ее глаза подбадривают его, нежно отвел с блестящего нефрита наполовину закрывавшую его черную прядь, оторвавшуюся от основной массы волос во время поездки на пароме. – Мне уже давно хотелось сделать это.

– Убрать волосы, закрывающие глаза? – спросила Мейлин, у которой перехватило дыхание от его нежной ласки.

– Прикоснуться к вам, – мягко поправил ее Сэм. И, чтобы еще лучше прояснить ситуацию, поцеловал то место, которое только что закрывал иссиня-черный шелк, и когда череда поцелуев привела его туда, куда он откинул эту прядь, он тихо прошептал ей на ухо:

– Поцеловать вас.

– Я тоже давно хотела этого.

И в то время, пока его губы совершали удивительные открытия, странствуя по атласной коже ее шеи, его мозг лихорадочно работал, проводя вычисления: он должен уйти со стройки после десяти, через двадцать пять минут он будет в своем номере в «Ветрах», еще какое-то время на душ и переодевание, так что…

– Джейд, пригласите меня к себе, примерно в четверть двенадцатого вечера.

Услышав это, Мейлин вдруг замерла. Сэм посмотрел ей в глаза и увидел в них не только желание, но и тень тревоги.

– Лучше вы пригласите меня к себе, Ковбой.

Это было не в правилах Сэма Каултера – он никогда не приглашал женщин к себе, всегда они приглашали его. При таких обстоятельствах он мог уйти в любое удобное для себя время, задолго до того, как начинали предъявляться претензии на его сердце.

И вот теперь Мейлин требовала, чтобы он изменил основное правило игры, чтобы он играл по ее – пока непонятным для него – правилам. Но с ней Сэм не хотел следовать никаким правилам, и вообще это была уже не игра.

– О'кэй, Джейд, – тихо ответил он. – Буду ждать вас.

Мейлин могла бы до бесконечности колебаться в выборе того, в чем отправиться на сегодняшнее рандеву, пока ироничный внутренний голос ехидно не напомнил ей: «Какая разница, что на тебе будет? Он ведь интересуется не твоей одеждой. Выбери что-нибудь, что легко снять и потом еще легче надеть. Никаких мелких пуговичек, что замедлят твое отступление после того, как все будет кончено. После того, как ты разочаруешь его и нужно будет очень быстро покинуть его номер». – «Но, – прошептало ее сердце, – может быть, я не разочарую его?» – «Пардон? А чем же ты занималась всю жизнь? Ты ведь в сексе не привлекательней куска льда, разве не так?» – «Да, но когда меня коснулся Сэм, мне стало так тепло, так хорошо…» – «Это просто потому, что он такой сексуальный, – вот и еще одна причина для разочарования, когда он узнает о тебе всю правду».

– Я захватила с собой шампанское, – сказала она, когда Сэм открыл дверь своего номера точно в одиннадцать пятнадцать. – Впрочем, я знаю, что вы не любите пить.

Я вообще не пью, – спокойно поправил ее Сэм. Приняв у нее бутылку, он поймал ее взгляд и тихо добавил: – И вам это тоже сегодня ни к чему.

И не успела она еще в это поверить, как Сэм поставил бутылку, освободив обе руки для нее. Сжав ладонями ее голову, он повторил:

– Сегодня ни к чему.

И от прикосновения его рук в ней снова начало разгораться желание, словно прошли не секунды, а часы после их встречи. Это было какое-то теплое, удивительно приятное ощущение, родившееся где-то глубоко внутри благодаря его ласкам и уже не покидавшее ее.

Сэм целовал ее веки, щеки, виски, все те места, которые обходили вниманием ее прежние любовники. Их привлекали только ее полные губы, а Сэму был нужен каждый миллиметр ее шелковистой кожи. Казалось, он стремится узнать про нее все, словно ему это было не все равно, и более того, словно он хотел сказать ей своей нежностью, что он будет восхищаться всеми открытиями, как бы она ни смущалась от раскрытия ее тайн.

Лед внутри нее куда-то исчез, растворился благодаря огню, зажженному его страстью. И все же когда его губы коснулись – впервые – ее губ, она вздрогнула.

– Чего ты боишься? – спросил Сэм, снова заметив страх в ее глазах.

– Ничего. Всего. – Больше всего в эту минуту она боялась потерять этот шанс, может быть, ее последний шанс на то, чтобы понять, что же такое любовь. Возможно, влечение Сэма к ней самой, а не только к ее роскошному телу – просто иллюзия? Она даже была уверена в этом. Но разве она не может притвориться, обмануть себя? Пусть ненадолго, пусть только на то время, пока они танцуют этот изумительный танец, это великолепное па-де-де?

Сэм понимал, как она хочет его, и сам страстно, и уже давно, желал ее, однако он хотел, чтобы их открытие друг друга было неспешным, медленным, непринужденным, чтобы это оказалось неколебимым фундаментом их будущего.

– Мы разве спешим?

– Да.

Она словно боялась, что вот-вот волшебство рассеется; Сэм взял ее за руку и повел в спальню.

Когда Сэм повернулся, чтобы включить ночник, Мейлин прошептала.

– Не надо.

Он нахмурился. Она хотела заниматься любовью в темноте; он тоже предпочитал поступать именно так, но только тогда, когда хотел просто получить наслаждение от секса, а не ради любви.

Сегодня все было по-другому.

– Я хочу видеть тебя, когда мы будем заниматься любовью, Джейд.

– Не надо, Ковбой.

Она сказала это очень нежно, но в ее голосе слышалось сожаление, даже страх, и Сэм решил снова уступить ей. У него была уверенность, которой так не хватало Мейлин, уверенность в том, что их отношения, их любовь – это прекрасная реальность, а не хрупкий мираж.

Он медленно раздел ее, нежно целуя каждое обнаруженное сокровище, изучая, насколько это возможно без глаз. Полуночная тьма обострила все чувства Сэма. Она была сделана из нежнейшего, упоительного, трепещущего атласа. Долгие минуты он слышал только приглушенные вздохи ее страсти, и вдруг она удивленно прошептала:

– Что ты делаешь?

– Люблю тебя. Распускаю твои волосы. А ты?

– Раздеваю тебя.

Когда ее пальцы прикоснулись к пуговицам его рубашки, Сэм с удивлением и нежностью понял, что она совершенно неопытна, но при этом ее неверные движения заставляют еще сильнее желать ее.

И когда ее храбрые и неумелые пальцы продолжили ласки, еще сильнее разжигая его желание и лишая контроля над собой, Сэм сдался. Пусть в этот первый раз они будут спешить, как этого хотелось обоим, но зато в следующий раз или позже они наконец-то смогут сделать все медленно.

Мейлин хотела его так же сильно, как он ее. И все же в тот ослепительный миг, когда они стали одним существом, даже его мощному желанию пришлось отступить перед изумлением и восторгом от того, что они все-таки сумели соединиться в этом самом прекрасном акте творения.

Сэм всмотрелся в темноту, отыскивая ее глаза, надеясь, что прекрасный нефрит светится той же радостью, что и его глаза, но тьма была непроницаема. Тогда он нашел ее глаза своими губами, нежно лаская их уголки, когда они открывались, и веки, когда они закрывались. И даже когда пламя страсти заставило их возобновить любовный танец, и даже когда все вокруг потонуло в золотистой огненной вспышке, Сэм продолжал целовать эти невидимые нефритовые глаза.

Ее голова покоилась на его груди, его сильные руки нежно обнимали ее. Она слышала биение его сердца, еще не отошедшего от бури их страсти.

«Ты и в самом деле провела его! – заявило о себе ее второе «я». – Он-то, по крайней мере, доволен. Неудивительно, ведь четыре месяца он вкалывает, как проклятый, без передышки – это чересчур для такого темпераментного мужчины, как Сэм Каултер. Ему бы сейчас сгодилась любая женщина, даже ты его не разочаровала.

Но теперь с тобой покончено. И хотя тебе самой это понравилось гораздо больше, чем все, что пришлось испытать раньше, он немного поразмыслит, придет в себя и непременно вспомнит все твои промахи и ошибки, какая ты робкая и неуверенная, но при этом бесстыдная и наглая в своих претензиях.