Итак, с рыцарем все понятно... Но более интересна - вы правы, брат Теодорих - его спутница. Вы сказали, что она назвалась Милицей из Лученца? Ваше Преосвященство, я уже говорил вам, что в Лученце год назад произошло ужасное событие... Сына барона нашли мертвым и ограбленным в собственной спальне - а девушки, с которой он собирался провести ночь, нигде не было... Неизвестно, от чего наступила смерть несчастного. Девушку долго разыскивали, но напрасно. Барон разослал описания беглянки во все окрестные владения, и все же преступница как в воду канула... Вполне возможно, что молодая жена графа и есть та самая убийца и воровка, о которой писал барон. Увы, мой дорогой брат Теодорих, всего лишь убийца и воровка, но не ведьма... Впрочем, мой дорогой брат, кто знает? Возможно, пытка покажет немало интересного... Затруднение лишь в одном: графиню арестовать сложнее, чем беглую крестьянку. Таким образом, вопрос в том, признавать ли нам титул нашего странствующего паладина или же нет... В конечном счете, вопрос звучит так: признавать ли нам в наших владениях волю Его Императорского Величества?
- Который воюет сейчас с герцогом Швабии, а Фридрих в любой момент может стать нашим сеньором! - заявил Теодорих. - Обострять отношения со Швабией в высшей степени неразумно. А этот рыцарь, как только что сказал нам наш брат, был в имперской ставке.
- Хороший аргумент, - заметил Климент. - Если не подумать о том, что сейчас, когда все силы Швабии сосредоточены на восточных рубежах, самое время напомнить герцогу, что он отнюдь не наш сеньор... Но, полагаю, окончательное решение за Его Преосвященством. Видите ли, брат Теодорих, политические игры - не столь легкое занятие, как вам, возможно, представляется. Фридрих Швабский -претендент на Лесную страну Древнее название кантона Во с центром в Лозанне.. Его же господин - Лотарь Саксонский. Признавая волю Императора, мы получаем защиту от притязаний швабских львов... ситуация как нельзя более удобна, чтобы получить истинную независимость... ведь его императорское величество весьма далеко. Но в силу тех же обстоятельств мы должны задуматься, можем ли своими силами защитить эту независимость. А вам бы все рубить с плеча, дорогой брат Теодорих. Вы как младенец, право... - брат Климент скорбно покачал головой.
- Что скажет Его Преосвященство?
- Занятно, что Фридрих Швабский тоже далеко, - усмехнулся прелат. - Сейчас, по крайней мере. А ближе всего герцог Бургундский... И тоже с притязаниями...хотя и не такими откровенными. Если заручиться его поддержкой...
- Речь о том, оставим ли мы ведьму на свободе! - вновь вспылил викарий. Епископ поморщился.
- Вам же только что объяснили...
- Нам ничего не даст ее арест, - попытался вновь воззвать к гласу разума брат Климент.
- Как и ее свобода, - возразил Теодорих. - Есть ли дело Лотарю и Фридриху до какой-то там девки? Они о ней знать не знают! Вы собираетесь использовать в своей игре пешку!
- Такие игры и ведутся с помощью пешек, - неясно усмехнулся Климент. - Только пешку и нужно приносить в жертву. Наша задача придать этой пешке значение в глазах вышестоящих... Для этого... Для этого надо признать титул ее мужа... Пригласить их ко двору Его Преосвященства. Довести этот факт до сведения императора и герцога... А уж потом начинать игру... Так что придется вам потерпеть, мой дорогой брат Теодорих... Скорее всего, они оба в итоге окажутся в руках палача. Но не завтра...
Епископ, оживившись, обернулся к брату Клименту.
- Вы, бесспорно, правы, и ваше предложение, как всегда, разумно. Итак, завтра благородный граф и его супруга получат приглашение в мою резиденцию...
Брат Климент тонко улыбнулся:
- А отсюда им вряд ли удастся выйти, монсеньор... Мы же получим хороший козырь в предстоящей игре, который, без сомнения, при вашей мудрости вы сумеете блестяще разыграть.
* * *
Воспаленные глаза устало щурились на дымный, тусклый свет факела. Черная копоть оседала на потолке, плотным густым облаком клубилась в воздухе, не находя выхода, кроме узкой щелочки под тяжелой дубовой дверью, забранной массивными стальными обручами. Даже оконца не было в этой низкой, глухой камере - и неизвестно, ночь ли там, снаружи, или уже занимается рассвет... Ее последний рассвет.
Сидевшая у стены женщина тяжело уронила голову с грязными спутанными волосами на скованные цепью руки. Сейчас с трудом можно было определить цвет прядей, некогда чудесный цвет спелых колосьев... Покрытое грязью и кровью лицо осунулось, глаза ввалились от страшной усталости, и только одно выражение застыло в них: безнадежность...
Громко загремел засов - женщина вздрогнула и подобралась, прижавшись к стене, как затравленная лисица. В зрачках заплескался ужас.
Дверь с омерзительным скрипом открылась, и в камеру спустился худощавый человек в черном. Как с удивлением поняла пленница, не священник.
- У тебя пять минут! - снаружи со звоном перевернулась клепсидра, и дверь захлопнулась.
Женщина угрюмо смотрела на неизвестного.
- Бьянка? - негромко спросил посетитель. Она молчала. Что с того, что когда-то, давным-давно, в прошлой жизни, ее называли Бьянкой? Та девушка умерла. Здесь, сейчас, сидело лишь смертельно уставшее существо, в котором погибла вера в людей и надежда даже на чудо...
- Бьянка, мое имя Джеронимо, я лекарь Его Преосвященства, - быстро и тихо заговорил мужчина. - Я твой соотечественник, тосканец. Меня не интересует, как ты оказалась в здешних краях, но я ни на йоту не верю в твою вину. Потому что я не верю в колдовство.
Она молчала. Этот человек мог говорить что угодно: подослан ли он ее врагами, или же действительно друг - теперь уже все равно. Завтра костер. Слова ничего не изменят.
- Бьянка, я не могу вытащить тебя отсюда, но я могу избавить тебя от мучений. Во имя человеколюбия, ибо ни одно живое существо не заслуживает столь страшной смерти. Возьми, - мужчина быстро протянул ей крохотный пузырек. - Выпей завтра утром. Все скажут, что у тебя не выдержало сердце...
- Что это? - наконец безучастно спросила она. - Яд?
- Да. Один из тех, которыми так славится наша блистательная Флоренция, - скупо усмехнулся мужчина уголком рта. - Он подействует мгновенно. Боли ты не успеешь почувствовать.
Заколебавшись, пленница нерешительно протянула руку и взяла отраву, крепко зажав в ладони.
- Если это правда, спасибо тебе, - хрипло пробормотала она. И вдруг, гремя цепью, рванулась на коленях к медику:
- Я никогда, никогда не была ведьмой, добрый человек! - страстно заговорила она. - Я оклеветала себя под пытками!.. Я всего лишь собирала целебные травы и лечила ими крестьян, всего лишь! Я никогда не зналась с сатаной!..
Мэтр Джеронимо ласково положил руку ей на голову.
- Я знаю, добрая женщина. Я читал много арабских, греческих и латинских авторов, и в их трудах нет места колдовству. Много бы я дал, чтобы посмотреть своими глазами хотя бы на одну настоящую ведьму... - с грустным сарказмом усмехнулся медик. - Да поможет тебе господь. Крепись!
* * *
- Мили, это сумасшествие... Как ты собираешься ее спасти, не прибегая к колдовству?
- А кто тебе сказал, что я к нему не прибегну? - невозмутимо спросила девушка, укладывая косы венцом вокруг головы.
- А ребенок?
- Я не стану использовать сильное колдовство.
- Кто-то мне обещал, что будет всегда меня слушаться.
- Прости, но это тот случай, когда мне придется поступить по-своему. Впрочем... - Милица стремительно отвернулась от зеркала, к Фрэнсису. - Фрэнки, я не верю, что ты можешь спокойно оставить эту несчастную палачам, когда в наших силах ей помочь!
Граф смотрел на нее с ужасом.
- Ты хочешь, чтобы я выбрал, кому жить: тебе или ей?.. Моей любимой, матери моего ребенка - или несчастной девочке, виновной лишь в неосторожности?
- Фрэнки, - Милица подошла к мужу и взяла его за руки, заглядывая в глаза. - С нами ничего не случится, вот увидишь. Князь сохранит нас... Но я не могу спокойно бросить на смерть человека... Разве смог бы ты меня уважать, будь иначе?
