Мне шагнул навстречу Ворон, и крыла тяжёлый взмах

Чадо Вечности и Ада перенёс на бюст Паллады…

Мне за слёзы так и надо – слишком горем я пропах.

Хоть какой, да собеседник: если горем я пропах,

Скажет "Крра!" в ответ на "Ах!…"

Как он важен, как вальяжен, хоть и чёрен, да не страшен,

И едва ль его жилище – на Летейских берегах.

Если был бы он и вправду Вестник Рая, Ворон Ада,

Мне узнать бы было надо, как зовётся в тех мирах.

Ну, давай! Ответствуй, Ворон, как ты звался в тех мирах!

Ворон горько каркнул: "Крах!"

Я отпрянул: ну и диво! Птица дьявольски учтива,

Хоть запуталась, бедняга, в разных птичьих именах.

Вышло чётко; но, однако, имя – нечто вроде знака,

Можно звать и так и всяко, но своих домашних птах,

Даже пусть больших и чёрных, но никто домашних птах

Не терзает кличкой "Крах".

Как он прочно сел над дверью! – видно, чувствует доверье.

В этом чудится мне что-то, встарь мелькавшее в мечтах.

Где мечты?… Где шатья братья?… Не могу друзей собрать я,

Словно некое проклятье на моих лежит друзьях.

Что же нужно, чтоб остался хоть бы ты – в моих друзьях?

Ворон горько каркнул: "Крах!"

Вздрогнул я. За чёрным словом – жалким жизненным уловом -

Чей-то чёрный крест увидел на надеждах и делах.

Был хозяин птицы – нытик, духом полный паралитик,

Вы таких не окрылите, – он почти с восторгом чах.

Ворон слушал это слово, а хозяин чах да чах -

Сам себе накаркал крах.

Вещий Ворон, тощий Ворон, чей-то горестный позор он

Поневоле выдал миру: что ему в людских речах!…

Я придвинулся: наверно, понимает он неверно,

Но – сиянье или скверну слышит он в таких словах?

Что он, Ворон, смутно видит в человеческих словах -

Для примера, в слове "крах"?

Не "любовь" ли?… Вдруг воскресло, как она садится в кресло,

И опять сидим мы рядом и мечтаем при свечах…

Может, ей, такой прекрасной, к высшим таинствам причастной,

На земле – такой несчастной, место – там, на Небесах?

Для неё, кого с рожденья ждали там, на Небесах,

Смерть – Призванье, а не крах?…

И в ответ мне – полузримо в клубах ладанного дыма

Появились серафимы с горним светом на челах.

"Вот мне знак! Теперь я знаю: горем я Ленор терзаю!…

Жечь, как я сейчас дерзаю, душу на ночных кострах -

Пусть оставлю! – и тогда мне вместо жизни на кострах

Будет…" Каркнул Ворон: "Крах!"

"Ты! Подделка под пророка! Не казни меня до срока!

Будь ты птица, будь ты демон, ты – знаток в таких вещах.

Не в пустыне злого Рока, так на папертях Востока,

Не в твоей стране порока, так в иных каких краях -

Подскажи – какое средство стать беспамятным как прах?!"

Ворон горько каркнул: "Крах!"

"Ты! Подделка под пророка! Ты – не морок, ты – морока.

Хоть бы видимость надежды отыскать в твоих словах!…

Подтверди мне не переча, что блаженной будет встреча,

Что Ленор, затеплив свечи, ждёт меня на Небесах.

Что же – ну, ответствуй, демон! – ждёт меня на Небесах?"

Ворон горько каркнул: "Крах!"

"Вот и знак, пернатый дьявол: ты мой враг, ты вновь слукавил,

Ты пронзил мне клювом сердце, – изыди, вселенский страх!

Не переча, не пророча – прочь, порочный отпрыск Ночи,

В дверь, в окно – решай, как проще, каркай там, в пустых полях.

Что тебе в моих мученьях, что тебе в моих мечтах?…"

Ворон горько каркнул: "Крах!"

Так сидит и до сих пор он, и следит за мною Ворон,

Белый бюст и чёрный Ворон сторожат меня в дверях.

Взгляд – как огненная спица, и хотя недвижна птица,

Тень под нею шевелится, как крыла протяжный взмах,

Мне из глуби этой тени всё виднее каждый взмах,

Всё роднее слово "крах".

Поздней ночью, раздраженный,

Разбирая труд говенный,

Задремал я, не осилив перевода глупый слог.

Вдруг неясный стук раздался.

Вздрогнул я, и обосрался:

Что за на фиг? Что за сука лезет, блин, на мой порог?

Ща как выйду, напинаю и меж глаз и между ног!

Преподам ему урок.

Помню, как случилось это:

В ожидании просвета

Я пытался между фиги хоть полстрочки разобрать.

А потом случилось горе -

Я читал, но понял вскоре:

Тут ошибка на ошибке. Что за на фиг, что за блядь?

Может нас решили просто переводом наебать?

Просто взять – и наебать?

Да, я это помню ясно -

Как пытался я напрасно

Разобраться – в чем же, братцы, переводов новых суть?

Рифм нелепых сочетанье,

Всяких глупостей мечтанья,

И, конечно же, страданья, что, теснясь, волнуют грудь.

Я подумал: лучше дам я пиздюлей кому-нибудь.

Выйду – дам кому-нибудь!

Я сказал себе: проверю,

Что за хуй торчит за дверью?

Может, это переводчик с толстой сумкой на ремне?

В сумке всякие листочки:

Там и проза, и стишочки,

И понятно с полустрочки, что за хуй пришел ко мне.

Это чудо-переводчик с толстой сумкой на ремне.

Взял, да и пришел ко мне.

Не надеясь и не чая,

Встал я, и, пожав плечами,

Дверь толкнул, надеясь в морду сразу двинуть сгоряча.

Только вижу: там за дверью

Только звезды, только звери

Бродят по лесу густому, озираясь и рыча.

Смылся подлый переводчик, ужасающе крича.

Сумкой толстою бренча.

Я в сердцах захлопнул двери,

И сказал себе: уверен,

Если б этот гад не смылся, я бы в морду дал ему.

Я бы даже расстарался,

Просто б взял – и оторвался

На его паскудной морде, шоб прибавилось уму.

И по шее дал бы тоже, чтобы знал, чего к чему,

Отчего и почему.

Вот опять… Ах ты сучонок!

Я взвинтился, как волчонок,

Завертелся я на месте – чуть ли сам не охуел.

Дверь тихонько отворилась

И в темнице появилась…

Нет, конечно: появился – переводчик, шустр и смел.

Жаль под мерзкою ухмылкой я лица не разглядел.

Гость нисколько не робел.

Был подтянут он и тонок,

Улыбался, как ребенок,

Но солидностью забавной отличался гость незван.