– Конечно, шантажировала их, как и положено младшей сестре.
– Именно так ты собираешься поступить со мной? – Ее улыбка погасла.
– Господи, Брайен, неужели ты так думаешь?
– Это одна из многих возможностей, которые я рассматривал, – ответил он. – Я имел дело со многими тебе подобными…
– С кем, с кем?
– С репортерами, выступившими в крестовый поход. Вы все кричите о справедливости и объективности, но я еще не видел объективности в действии. И ты не отличаешься от остальных.
– Очень жаль.
– Но не так, как я жалею о том, что стал целью твоего репортажа.
– Ты даже не знаешь, о чем мой репортаж.
– О Брайене Ханрахане – Разрушителе Деревень? – высказал он предположение.
Она вздрогнула, будто он ударил ее, и опустилась на стул у стола.
– Я так и знал. – Он прошелся по комнате. – Я понял это в ту минуту, когда ты попросила меня об интервью у бакалеи. Я тогда еще не знал, что тебе в действительности нужно. Мне вообще не следовало с тобой разговаривать.
– Я все равно сделала бы эту передачу.
– Не поговорив со мной? Даже не задав мне простого вопроса, почему я поступаю именно так, а не иначе?
– Вот именно, – резко ответила она. – Я могла поступить с тобой точно так же, как ты поступаешь со мной сейчас. По крайней мере у меня были основания думать о тебе именно так. Я разговаривала с людьми – со многими людьми, – и между нами говоря, им не нравится то, что ты сделал с их деревнями.
– А что я с ними сделал? – Брайен уже с трудом сдерживался. – Я построил фабрики и обеспечил их работой. Вот и все. То, что произошло потом – все это безобразие за воротами, – не моих рук дело. Мне это нравится не больше, чем тебе.
– Ну, мне об этом не так рассказывали. – Она смотрела прямо в глаза возвышавшемуся над ней Брайену. – Мне говорили, что ты расчищал себе путь как бульдозер, требовал для своей компании больших привилегий и заявлял, что не будешь строить фабрики, если они не согласятся на твои условия. А потом предоставил деревням самим разбираться с последствиями.
– Это напоминает высказывания отца Юстаса, – заметил он и кивнул, когда на ее щеках появилось два ярких пятна. – Так я и думал. Ради Бога, Тара, ты не могла найти лучший источник информации, чем этот чокнутый старик?
– Он священник, – возразила она в свою защиту. – И кроме того, я разговаривала с двумя десятками других, перед тем как попала в Килбули. Все они обвиняли тебя в разрушении их образа жизни.
– Ты лучше всех должна знать, что старый деревенский образ жизни все равно обречен, будем мы строить фабрики или нет. – Он снова заходил по комнате. – Ты знаешь о том, что десять лет назад шестьдесят процентов взрослых мужчин Траллока сидели на пособии по безработице? Это не образ жизни, это деградация человеческого духа. Теперь таких около восьми процентов, и их количество все снижается. Некоторым из нас может не нравиться облик деревни, но по крайней мере люди, которые там живут, могут высоко держать голову, проходя по ней.
– Ты не можешь приписывать все заслуги себе, – возразила она. – Вся страна переживает подъем.
– Я знаю. Но я знаю еще и другое: я способствую этому подъему, чтобы он не ограничивался одними городами. – Он остановился перед ней и запустил пальцы в волосы. – Если ты сделаешь эту передачу, то можешь с треском провалить проект строительства в Данлоу.
– Я знаю. И если честно, то именно это входило в мои планы, но…
– Будь ты проклята! – взорвался Брайен. Он впился ногтями в ладони, чтобы не схватить ее за горло. – Хоть бы мои глаза никогда тебя не видели!
– Это входило в мои планы! – громко повторила она. – В прошедшем времени. Господи, Брайен, как ты думаешь, чем я занималась в последние два дня?
– Искала последние гвозди, чтобы забить их в мой гроб.
– Нет, черт возьми! Я пыталась понять – может, я не права и в чем, хотя в данный момент мне непонятно, зачем я так старалась.
– Почему я должен тебе верить?
– Не должен! Но вчера вечером я говорила с одним стариком в пабе Крук-Мила. Он прожил там всю жизнь и сказал мне, что твой завод уродлив как грех и так же уродливы все новые строения вокруг него. Он хочет, чтобы его деревня стала прежней – с рабочими местами или без них.
– Он подтвердил твое мнение, не так ли? – спросил Брайен, стараясь держать себя в руках.
– Подтвердил. Знаешь, Брайен, – вздохнув, сказала она, – у тебя нет оснований этому верить, но в большинстве случаев я действительно хороший репортер.
– Что же произошло на этот раз? – сухо спросил он.
– Меня подвел отец Юстас. И мои собственные предубеждения против миллионеров-плейбоев, – добавила она, стараясь отвоевать свои позиции. – Я наконец поняла, что ты хочешь сделать в Данлоу.
Это правда, или она пытается обмануть его?
– Скажи мне, что это, – подзадорил он ее. – А я скажу тебе, правда это или нет.
– Я сделаю кое-что получше. – Она повернулась и нажала кнопку переносного компьютера. – Это не займет много времени. Садись там, откуда тебе будет хорошо видно.
Он повиновался. Через секунду компьютер загрузился, она протянула руку к «мыши» и щелкнула по ней, вызывая файл,
– Вот он.
Пока Брайен просматривал файл, Тара, волнуясь, стояла за его спиной. На экране мелькали заметки по деревням в алфавитном порядке. Она занесла туда информацию по каждому заводу и складу, подробности о предложениях, сделанных каждой деревне и каждому совету графства, в том числе все подробности о привилегиях, которые он требовал и получил.
– Все очень подробно, – заметил он. – И о чем это тебе сказало?
– Ни о чем, пока я не сделала вот что. – Она снова протянула мимо него руку и вызвала другой файл. Ее рука задела его плечо, и по его спине пробежала дрожь, которую он быстро подавил. – Вот та же информация в хронологическом порядке.
Вот чего мне недоставало. Я знала, что ты становишься все настойчивее по мере продвижения вперед, и считала это чистой самонадеянностью Ханраханов. Но это не так, да?
– Ты сама мне скажи.
– Хорошо, скажу. Всякий раз, когда одна деревня находит способ что-то испортить, ты ставишь следующую деревню в такие условия, чтобы она не смогла сделать того же. Это твой способ защитить деревни от самих себя. Ты прикладываешь все силы, чтобы уберечь их от судьбы Траллока.
Гнев Брайена куда-то исчез, словно она вынула пробку из раковины.
– Почему же ты никому не сказал об этом? – тихо спросила она. – Если бы люди знали…
– Советы знают.
– Но больше никто, и поэтому очень легко предположить, что ты подминаешь советы под себя. Даже отец Юстас мог бы изменить свое мнение, если бы понял, что ты не такой уж жестокий негодяй и делаешь все это не для собственного развлечения.
Брайен покачал головой.
– Это ты так считаешь, а я не раз пытался поговорить с ним. Он просто не желает меня слушать.
– Возможно, ему слишком трудно поверить. Он ведь своими глазами видел то, что произошло в Траллоке.
– Отчасти да. Но настоящая проблема в том, что этот человек не выносит никаких перемен. – Брайен взял ее руку, поднес к губам и легонько поцеловал пальцы. – Если бы сама Пресвятая Дева спустилась на крышу его церкви, он бы жаловался на слишком яркое сияние.
Тара рассмеялась, и он понял, как ему недоставало ее смеха, ее улыбки. Когда гнев и подозрения исчезли, он понял, какие чувства скрываются под ними. Одно из них он узнал: желание, теперь уже явное и еще более страстное, чем прежде. Но с ним соседствовало и более нежное чувство, которое было настолько ему несвойственно, что он не мог подобрать ему названия.
Он развернулся, чтобы держать ее ладонь в своих руках.
– Я была дурой, – призналась она.
– И я тоже. – Он повернул ее руку ладонью вверх и стал изучать на ней линии, водя по ним кончиком пальца. – у нас обоих были на то причины, пусть и убогие.
– Я очень плохо справилась с работой. Ты меня простишь?
– Не знаю, – ответил он. – Это зависит от того, правда ли то, что ты мне сказала, когда впервые приехала в Килбули.
