Именно в это время у Камо окончательно созрела мысль о побеге. Жалуясь на приступы малярии, он упросил тюремного врача разрешить ему дополнительную прогулку. Дальнейшее по своей внешней простоте напоминало детективный фильм. На одной из прогулок, воспользовавшись рассеянностью надзирателя, Камо отделился от группы узников, подбежал к тюремной стене, ухватился за решетчатое окно и, подтянувшись на руках, перебросил тело через стену. Чтобы совершить такое, требовалась по меньшей мере месячная тренировка. Стена была очень высокой, к тому же за ней мог оказаться часовой. Ни один из заключенных за всю историю батумской тюрьмы не рискнул совершить побег этим способом. Камо рискнул. Все произошло за считанные секунды. Надзиратель ничего не заметил. Впрочем, ему и в голову не могло прийти, что кто-нибудь способен на подобное безумство.

Камо тяжело упал на землю. Тело пронзила острая боль. Невыносимо болела нога. Собрав все силы, он заставил себя встать и прислушался. За стеной было тихо.

Стараясь не спешить, он вытащил из кармана маленькое зеркальце. На него смотрело бледное лицо узника. Камо потер щеки и, добившись румянца, медленно перешел улицу. У духана дремал на козлах фаэтона извозчик.

— Довезешь? — спросил Камо.

— Довезу! — радостно ответил тот. — Довезу, генацвале!

Чтобы не вызвать подозрений, Камо стал торговаться:

— Сколько возьмешь? — требовательно допытывался он.

— Сколько дашь, генацвале, столько возьму, — проникновенно отвечал фаэтонщик. — У тебя совесть есть, у меня совесть есть…

Наконец, договорившись о приемлемой цене, Камо уселся на заднее сиденье.

Через двадцать минут, отпустив фаэтон и убедившись, что совестливый фаэтонщик отъехал, Камо пересек улицу и проходными дворами добрался до небольшого особнячка, того самого, чей адрес был указан на проглоченном им в жандармском отделении синем конверте. Вскоре он был в кругу друзей.

Радость подпольщиков была безграничной. Но некоторые из них украдкой пощипывали себя за руку: хотелось убедиться, что все происходит в действительности, наяву. А Камо, забыв про острую боль в ноге, уже решал, куда удобнее перевести подпольную типографию, думал об организации новых явок и складов для хранения нелегальной литературы. Он не выносил бездействия и теперь мог вновь включиться в борьбу, сражаться за грядущую революцию.

В батумской тюрьме о его побеге узнали только на утренней поверке.

Прокурор, прибывший из Тифлиса, был в совершеннейшем бешенстве. Нужно же случиться такому: опасный государственный преступник совершает побег именно в тот день, когда он приезжает, чтобы лично допросить его! Посланник Тифлиса, багровый от гнева, топал ногами, размахивал руками и кричал не переставая.

Съежившийся, присмиревший начальник батумской тюрьмы безропотно и покорно перенес словесную экзекуцию. Он был бы счастлив, если дело ограничилось только этим…

Наконец прокурор несколько успокоился. Оглядев выстроившихся перед ним тюремных чиновников, он в последний раз ударил ладонью по столу, так что подпрыгнули две толстые папки с материалами допросов бежавшего узника, и самоуверенно заявил:

— Тер-Петросянцу никуда не скрыться. Размножить фотографию! Раздайте ее нашим людям! Усилить наблюдение за портом и вокзалом! — лающим отрывистым голосом отдавал он распоряжения. — Через неделю этот проклятый большевик снова будет в своей клетке!

Но проходила неделя, вторая, а Камо задержать все не удавалось. Камо исчез бесследно. Расстроенный прокурор решил возвращаться в Тифлис.

В спальном вагоне он познакомился с двумя молодыми князьями, ехавшими поразвлечься. Завязался общий разговор, лилось рекой кахетинское, и дурное настроение прокурора стало постепенно рассеиваться. А перед самым отходом в вагон вошел еще один пассажир — симпатичный брюнет в богатой черкеске — князь Девдариани. Он сразу же очаровал компанию своей непосредственностью и неисчерпаемыми анекдотами.

— В вокзальном буфете, — рассказывал Девдариани, — сидит кинто.[10] К нему подбегает приятель. «Шалико! — кричит он. — Шалико! Твой поезд ушел, а ты здесь вино пьешь!» Кинто долго от души смеется, вытирая слезящиеся от смеха глаза, и наконец, хитро сощурившись, восклицает: «Как же поезд может уйти, кацо, когда билет у меня в кармане!»

Прокурор и князья стонали от хохота, а Девдариани рассказывал анекдот за анекдотом.

Веселье прервало появление жандармов. Началась проверка документов. Молодые князья были возмущены.

— Если и нас начинают проверять, значит, дело совсем плохо, — сказал один из них.

— Кто вам дал этот приказ? Имя его скажите! В Тифлис приедем, я на него жалобу подам! Мой дядя ему покажет!

— Это делается по моему приказанию, господа, — холодно объяснил прокурор. — Как вы знаете, из батумской тюрьмы бежал опасный преступник — некто Камо. Естественно, он попытается покинуть Батум при первой же возможности. У нас есть подозрения, что Камо едет в нашем поезде. Не обижайтесь, господа, согласитесь, что тщательная проверка в данном случае необходима.

— Неужели преступник будет ехать в спальном вагоне? — недоверчиво спросил князь Девдариани.

— Я этого не утверждаю, но проверить нужно все вагоны, — ответил прокурор.

Проверив документы, жандармы вышли. В купе наступила тишина. Все чувствовали себя неловко. Молчание нарушил Девдариани. Осушив бокал красного вина, он покачал головой и засмеялся.

— Не верится мне, ваше превосходительство, что они задержат беглеца, — сказал он, обращаясь к прокурору. — Неужели ваш Камо настолько глуп, что едет с паспортом на свое собственное имя?! Неужели он не догадается изменить свою внешность? Полиция действует очень примитивно. Такими методами многого не добьешься и далеко не уедешь.

— Что же вы предлагаете? — спросил заинтересованный прокурор.

— Для того чтобы бороться с революционерами, — отвечал Девдариани, — надо знать их тактику и намерения на каждом этапе. Революционеры — не обычные враги. А врагов полагается изучать. Здесь нельзя действовать наобум. Вы же пока, кроме проверки документов, ничего не изобрели, у вас все подчинено случаю.

— Вы правы, — вздохнув, ответил прокурор, доставая массивный серебряный портсигар и закуривая. — Приблизительно такой же точки зрения придерживается в Петербурге полковник Зубатов, но, на мой взгляд, он несколько преувеличивает возможности социал-демократов.

— И главное, — продолжал князь Девдариани, — нужны умные люди. Нужны способные исполнители. Хороший сыщик тем и отличается от собаки-ищейки, что умеет мыслить и анализировать. А плохой может сидеть рядом с тем же Камо и ничего не подозревать.

— К сожалению, вы опять правы, — сокрушенно кивая головой, согласился прокурор. — У нас еще достаточно глупцов. Но это дело поправимо. Ближайшее время убедит вас, князь. На днях мы ожидаем в Тифлис трех инструкторов, работавших непосредственно с полковником Пирамидовым. Под их руководством мы и проведем реорганизацию аппарата.

— С Пирамидовым работали? — явно заинтересовавшись, переспросил князь. — Это интересно, очень интересно. Только бы об этом не узнали господа социалисты.

— Не беспокойтесь, князь, — самодовольно усмехаясь, успокоил его прокурор. — Все держится в абсолютной тайне.

С каждым часом Девдариани все больше нравился прокурору. Они вместе пообедали в ресторане, и вечер прошел бы великолепно, если бы не жандармский офицер, подошедший к их столику и сообщивший, что Камо задержать не удалось и что, по всей вероятности, он уже скрылся.

Спать прокурор и Девдариани легли далеко за полночь…

Проснулись они от того, что поезд замедлил ход. Показался Тифлис. Прокурор и Девдариани обменялись визитными карточками, договорились о встрече. «Интересный собеседник, вполне светский человек», — думал прокурор, довольный полезным знакомством. Он еще раз пожал руку князя и направился к выходу.