Бекстрём был мал, толст и примитивен, в то время как Вийнблад тоже мал, но тощ и церемонен, как старая дева. Они замечательно дополняли друг друга, и им нравилось работать вместе. Бекстрём считал Вийнблада трусом и вообще полумужчиной, на него даже не надо кричать, все равно будет делать что прикажут. Вийнблад полагал, что Бекстрём — безмозглый холерик и поэтому идеальный напарник, которым легко манипулировать. Поскольку оба были в своем деле совершенно некомпетентны, профессиональных споров между ними никогда не возникало. Короче говоря, идеальная до неправдоподобия пара.

Инспектор Бекстрём вообще-то работал в отделе тяжких уголовных преступлений, но поскольку он был холостяк, не имел детей и вечно страдал от отсутствия денег, то пользовался любой возможностью подработать на дополнительных дежурствах. Конечно, от дежурства именно 30 ноября он бы с удовольствием отказался, однако приближалось Рождество, нужны были деньги, так что выхода у него не было. В карманах гуляли сквозняки. Времена тяжелые, и в ближайшем будущем перспектив к улучшению не предвидится.

Ситуация в отделении была еще хуже, чем он опасался. Полиция правопорядка штабелями доставляла каких-то сопляков, говорливых, как коммивояжеры. Они были уверены, что швыряние камней входит в непременный набор демократических прав, каждую попытку их допросить классифицировали как «полицейское насилие» и грозили сообщить отцу, а отец, как правило, оказывался либо заведующим отделением в психиатричке, либо советником в Министерстве юстиции, либо ведущим журналистом в «Дагенс Нюхетер».

В первой половине дежурства Бекстрёму везло, хотя даже ему при всем его опыте пришлось балансировать, как канатоходцу, прибегая чуть ли не ко всем номерам своего обширного репертуара.

Для начала он заперся в туалете, чтобы полистать «Правдочку» и «Эксцесс»,[9] пожалуй, единственное место, подходящее для чтения этого дерьма. Потом пошел вниз и сделал вид, что изучает базу данных криминальных элементов. После этого ему все же пришлось вернуться на рабочее место. Он взял трубку, набрал свой домашний номер и долго что-то невнятно бурчал, стараясь не замечать надоедливые длинные сигналы. Два орангутанга из пикета стояли в дверях и неотрывно на него глазели. Он махнул им рукой — дескать, уходите, не до вас, а они даже бровью не повели. И как только таких берут в полицию?

В этой ситуации приход дежурного комиссара был подобен явлению ангела. Комиссар был, как обычно, мрачен и зол — тоже, по чести сказать, порядочный сукин сын, но в таких случаях не привередничают.

— Кончай дурака валять, Бекстрём, — сказал комиссар. — У меня есть для тебя убийство. Какой-то бедняга на Родмансгатан распрощался с жизнью. Все машины в разгоне, так что поедешь с криминалистами.

Дай бог, чтобы у убитого не было родственников, мысленно взмолился комиссар, выходя из кабинета.

Родмансгатан… Это еще ничего, решил Бекстрём. В этом районе почти нет эмигрантов, так что, если повезет, дело может оказаться интересным. Достойным такого старого полицейского волка, как он.

По пути на выход он забежал в комнату отдыха и прихватил последние венские хлебцы. Вообще говоря, последних венских хлебцев был целый пакет, но кому хочется заниматься расследованием убийства на голодный желудок? Потом Бекстрём решил, что торопиться некуда, поднялся к Вийнбладу в криминалистический отдел и за чашкой свежесваренного кофе объяснил этому полудурку, что им предстоит.

Вийнблад предвкушал спокойный вечер с умной и познавательной книгой. Разумеется, в городе царил полный бедлам, но в уличных беспорядках есть одна положительная сторона: для следствия почти никогда не требуется никаких криминалистических ухищрений. Какая криминалистика? Полгорода вверх ногами… Поэтому, чувствуя себя в совершенной безопасности, он погрузился в чтение старого номера «Криминалистической хроники» с целью найти способ, как лучше извести жену. Предпочтительнее всего яд, прикинул Вийнблад. Никаких тупых предметов и огнестрельного оружия, этого хватает на работе. Какой-нибудь надежный и трудно обнаруживаемый яд, он смог бы подсунуть его незаметно, и пусть она мучается, и уже ничего нельзя будет сделать. Потому что, по совести говоря, она это заслужила. Никто из его дебильных и полоумных коллег никогда ничего не обнаружит. Никогда! — мысленно произнес Вийнблад с нажимом и перевернул страницу в толстой подшивке. В это мгновение зазвонил телефон.

Звонил диспетчер: произошло убийство. В первый момент Вийнблад ужаснулся. Он решил, что убийство как-то связано с беспорядками и ему придется всю ночь торчать на беспощадном ноябрьском ветру. Когда до него дошло, что речь идет о какой-то квартире, он облегченно вздохнул. Правда, хорошего настроения хватило ненадолго: появился этот жирный поганец Бекстрём с липкими венскими хлебцами в мятом пакете и чуть не силой заставил его сварить кофе, пока они обсудят план действий.

А что делать? Разве у него есть выбор? Спокойный, рассудительный человек, он теперь вынужден куда-то переться с этим неандертальцем, который, не дожидаясь кофе, уже успел сожрать два венских хлебца.

Бедняга, подумал Вийнблад, имея в виду не самого себя, а потерпевшего. Дай бог, чтобы у него не было родственников.

В общем, все было так, как бывало всегда, когда они с Бекстрёмом приступали к работе.

— Наверное, пора ехать, — сказал Вийнблад, нервно покосившись на часы.

Бекстрём даже не ответил. Да и как он мог ответить с набитым ртом? Он просто покачал головой и, как бы возражая, пошевелил своими пальцами-сосисками.

— Я слышал, вызов принял Ярнебринг, — осторожно произнес Вийнблад, — так что, наверное, лучше…

— Идиот недоделанный этот твой Ярнебринг, — буркнул Бекстрём, но, очевидно, последнее сообщение все же на него подействовало, потому что он, торопливо дожевав, встал и начал застегивать пальто на внушительном пузе. Потом кивнул, и они, наконец, покинули кабинет.

Ярнебринг стоял в подъезде. Он был очень похож на волка. На большого голодного волка, с узкими, как бойницы, широко расставленными глазами на изможденной физиономии. Широкие покатые плечи, здоровенные ручищи, которые, казалось, сразу переходили в мощную шею, — фигура его напоминала футляр для гигантской гитары. На нем была короткая черная кожаная куртка, потертые синие джинсы и грубые сапоги. Ему бы очень пошла коса на плече, подумал Вийнблад. Вылитая Смерть.

— Доползли, — сказал Ярнебринг вежливо и посмотрел на часы, еле сходившиеся на его костистом запястье. У Вийнблада опять возникло чувство, что смерть сжимает его сердце холодными пальцами.

— Рад тебя видеть, Ярнебринг, — отозвался он на всякий случай, заставляя себя улыбнуться и пытаясь унять дрожь в голосе. — Ты же понимаешь, что там творится.

Не смотреть ему в глаза, твердил он про себя. Этому он научился на курсах, где, собственно, шла речь не о Ярнебринге, а о том, как избежать нападения бешеной собаки.

— Как с опросом свидетелей? — спросил Бекстрём. — Если ты, Ярнебринг, этим займешься, мы с Вийнбладом попробуем немного упорядочить расследование. — И, не дожидаясь ответа, кивнул и стал подниматься по лестнице.

Что там ни говори о Бекстрёме… — подумал Вийнблад с неожиданно теплым чувством и пошел за Бекстрёмом, не дожидаясь, пока его ухватит Человек с косой.

Ярнебринг не сказал ни слова, даже не пошевелился, не моргнул. Потом пожал плечами и кивнул напарнице.

Бедняга, подумал он. При этом он имел в виду вовсе не Бекстрёма или Вийнблада.

Ярнебринг и его временная напарница (он ее расценивал именно как временную, хотя этот вопрос никогда не обсуждался) посвятили остаток вечера 30 ноября обходу квартир. Он, кстати, и собирался этим заняться независимо от реплики Бекстрёма. К тому же они уже успели поговорить почти со всеми соседями убитого — это человек двадцать со всех этажей и человек десять из дома во дворе. Почти все жильцы были дома. В основном это пожилые люди, много одиноких, и чуть ли не все, за исключением одного-двух, в момент убийства сидели у телевизора.