Сначала он коротко объяснил причину столь несвоевременного совещания.
— Нам из отдела персонального контроля передали решение вопроса о допуске, — сказал он. — Дело касается заместителя министра обороны Хелены Штейн. Мы точно не знаем, но есть сведения, что ее собираются ввести в правительство. До сих пор все ясно и понятно.
Юханссон налил себе чашку кофе, по-видимому, вовсе не собираясь передавать кофейник коллегам.
— О чем бишь я? — продолжил он. — Да… Почему нам передали дело Штейн? Да потому, что в юности… Потому, что наш высокоуважаемый коллега Викландер по чистой случайности обнаружил: ее имя названо среди имен четырех шведских граждан, подозреваемых в оказании помощи немецким террористам в захвате посольства ФРГ. Вообще говоря, никаких претензий к ней нет, она освобождена от всяких подозрений. Мой предшественник Берг провел образцовое расследование. Штейн, по всей вероятности, вообще не знала, чем занимаются ее друзья. Ее просто-напросто использовали. Тогда ей было всего шестнадцать лет* и, если мы вспомним, что дело о захвате посольства меньше чем через месяц уйдет в архив, у меня нет никакого желания в этом копаться…
И не только в этом, подумал он, храни нас бог от подобных историй…
— Почему же мы сидим здесь и тратим время, спросите вы с полным на то правом. — Юханссон дружелюбно улыбнулся. — А сидим мы здесь вот почему — и надеюсь, это и в самом деле единственная причина. Я старею, на меня вредно действует работа, у меня начинается паранойя, среди бела дня мне мерещатся привидения, и, чтобы спать спокойно, мне хотелось бы, перед тем как поставить штемпель высшей пробы на дело фру Штейн, убедиться, что у нее нет никаких других скелетов в шкафу.
— У шефа нет ничего конкретного? — спросила инспектор Мартинес.
— Ни грамма, — ответил Юханссон с большей, чем на деле ощущал, убежденностью. В голове у него копошилась неприятная мыслишка, но он решил пока ее попридержать. — Расскажи, как мы с тобой рассуждали. — Он кивнул Викландеру, из-за которого, собственно, и началась вся эта канитель.
— В связи с захватом посольства было обнаружено четверо шведов, — начал Викландер. — Двое из них, мы в этом почти не сомневаемся, являлись прямыми участниками теракта — Стен Веландер и Чель Эрикссон. Двое других, Теодор Тишлер и уже названная Штейн, по-видимому, мало что понимали в происходящем. О Штейн можно сказать с уверенностью, что она, как шеф и упомянул, просто ничего не знала.
А вот насчет Тишлера — черт его знает, подумал Викландер. Он был настоящим полицейским старой закалки, поэтому там, где было место для сомнений, он сомневался. Он налил себе кофе и, в отличие от Юханссона, пустил кофейник по кругу.
— Двое несомненных пособников уже мертвы. Один из них, Чель Эрикссон, был убит в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Убийство до сих пор не раскрыто, и я думаю, есть смысл еще раз перелопатить это дело, тем более что в нем фигурируют и Тишлер, и Веландер. Ни тот ни другой в убийстве не подозревались. Стен Веландер умер в девяносто пятом от рака. К тому же нам повезло. — Тут Викландер кивнул Хольт. — Анна была в составе следственной группы с самого начала, так что, думаю, она со знанием дела представит материалы.
— Замечательно! — Юханссон был искренне удивлен.
Даже предположить не мог, подумал он, она уже тогда работала в полиции! С Ярнебрингом, понятно. Впрочем, какое это имеет значение?
— Что ж… — Хольт неуверенно улыбнулась. — Еще бы мне не помнить Эрикссона, это было мое первое дело об убийстве… Хотя и неудачное.
— В следствии по убийству Эрикссона Штейн не фигурирует? — спросила Маттеи. — Я правильно поняла?
— Нет, ее фамилия не упоминается. Со скидкой на то, что вообще все следствие оставляло желать лучшего, и все-таки прошло десять с лишним лет… Нет, я совершенно уверена: фамилии Штейн в деле не было.
— И что тогда нам делать с этими материалами? — Мартинес с любопытством посмотрела на шефа.
— Хороший вопрос. — Юханссон улыбнулся и покачал головой. — Я хочу подчеркнуть: речь идет не о раскрытии старого убийства и тем более не о том, чтобы утереть нос нашим коллегам из «открытого» сектора. Просто надо еще раз взглянуть… на всякий случай: не прозевали ли мы чего? Продолжай, Хольт. Мы слушаем. — Он откинулся на стуле и сцепил пальцы на животе.
Несмотря на прошедшие годы, Хольт представила дело об убийстве на редкость ясно, сжато и по-учительски четко. Сначала она коротко изложила обстоятельства убийства: где, когда и как был убит Чель Эрикссон. Потом последовал психологический портрет убитого: одинокий, всеми ненавидимый, живущий до странности изолированной жизнью человек. Нашлись только двое, кого, и то с натяжкой, можно было назвать его друзьями, — Веландер и Тишлер. У обоих железное алиби, но, поскольку никто не собирается искать убийцу, она не станет углубляться в эти подробности.
Что касается мотива, продолжила Хольт, мнения в группе разошлись. Она сначала изложила версию Бекстрёма, потом сказала, что у них с Ярнебрингом была противоположная точка зрения. Они считали, что причиной убийства явились особенности личности Эрикссона, а вовсе не его сексуальная ориентация. Возможно, он угрожал кому-то, шантажировал, хотел кого-то использовать.
— Нехорошо так говорить о коллегах, — сказала Хольт, — но версия Бекстрёма больше говорит о самом Бекстрёме, чем об убийце.
— Мотив! — хмыкнул Юханссон и вскинул обе ладони, как бы защищаясь. — Не понимаю этой вечной болтовни о мотиве. Мотив совершенно неинтересен. Не могу вспомнить ни одного дела, где мотив помог бы нам раскрыть убийство. Нужны более весомые улики. Мотив!..
— Твой друг Бу Ярнебринг рассказывал мне еще тогда, как ты относишься к поискам мотива… — Хольт широко улыбнулась.
— Вот и хорошо.
Хоть один нашелся, кто слушал, подумал Юханссон.
— …Но именно в этом случае он был уверен, что твоя теория не работает, — продолжила Хольт, не переставая улыбаться.
— Вот оно что, — протянул Юханссон. И ты, Брут, подумал он. — А у тебя какое мнение?
— В данном конкретном случае я согласна с Ярнебрингом, — твердо заявила Хольт и уже без улыбки посмотрела Юханссону в глаза.
— Значит, сделаем так, — медленно произнес Юханссон. Куда мы идем, подумал он. Эта девица как минимум на десять лет моложе меня, весь ее опыт в расследовании убийств уместится на ногте моего мизинца, и у нее хватает нахальства мне возражать! — Значит, сделаем так, Хольт. Не хочу показаться настырным, но для надежности все же давайте еще раз пройдемся по делу Эрикссона, выясним, не пропустили ли мы чего. Плюс к этому мне нужен психологический портрет Штейн. Как вы это все поделите между собой, меня не интересует, но к следующей пятнице все должно быть готово.
Тогда и у меня останется время поразмышлять, решил он.
— Я тоже не хочу показаться настырной, — сказала Хольт, — однако фамилия Штейн в деле точно не фигурирует. Даю голову на отсечение.
И это замечательно, подумал Юханссон, лучше быть не может. Вот его шанс закончить совещание и уехать домой, предоставив все остальное своим дорогим сотрудникам. Если бы не Маттеи… В чем-то она, похоже, сомневается. Что-то у нее есть за душой… А может быть, ему просто кажется, всему виной ее прячущие глаза очки в роговой оправе?
— Маттеи, — обратился он к ней, — есть вопросы?
— Может быть… — нерешительно ответила Маттеи. — А может, меня просто заносит.
Она неуверенно полистала лежащую перед ней папку с компьютерными распечатками и сдвинула очки на лоб.
— Тогда прошу, — произнес Юханссон, стараясь не выказать нетерпения.
Валяй, подумал он и, конечно, промолчал. Он мог бы так сказать Ярнебрингу или Викландеру, но не Маттеи.
— Я перед совещанием пощелкала немного насчет Штейн, — сообщила она.
Не сидеть же часами и разгибать скрепки в ожидании высокого начальства, подумала Маттеи.
— И что? — поторопил Юханссон.