– Конечно. – Мужчина сдвинул панаму и приподнялся на локте, рассматривая Лену.

– Здесь все обвешаны украшениями. Золотом, бриллиантами. А где ваши украшения?

– Украшения? – Мужчина удивился. Он сел, развел руками и сказал: – Украшений нет.

– А часы, а телефон? – продолжала настаивать Лена.

– Тоже нет, – ответил мужчина и принял снова лежачее положение.

Лене захотелось похулиганить.

– Не верю, – сказала она, – видимо, вы прячете часы в плавках. Позвольте убедиться в вашей честности.

– Убеждайтесь, – заинтересовался мужчина.

Лена присела рядом на песок, просунула руку под резинку и мягко, как она это умела делать, обследовала содержимое плавок. Мужчина немного приподнял зад, помогая ей в ее исследовании.

– Действительно, вы были абсолютно правдивы, – сказала Лена, медленно-медленно извлекая на свет свою ладошку.

– Теперь, как честный человек, я обязан проводить вас в отель. – Мужчина поднялся и подхватил полотенце.

– Не возражаю, – ответила Лена.

Они шли молча, вытаскивая ноги из мягкого песка. Мысли Лены крутились вокруг посторонних вещей: «Пошалила, и будет. А интересно, что же это за постоялец. Ишь как ему захотелось, вскочил провожать. Да, любого мужика возьмешь за солоб ладонью, и все. Он твой. Ладно, извинюсь за шутку и в холле попрощаюсь».

Но в холле Лена буквально испытала потрясение. К ним направился Густав, критически осматривая все прелести девушки, но обращаясь к ее спутнику:

– Что, старый хрыч?!

Лена замерла. Так Густав мог разговаривать только с монаршей особой. Последовало продолжение:

– Что, продолжаешь интересоваться женским полом? Ладно, пойдем, я прокачу тебя до твоего логова.

Густав жестом выпроводил из лифта лифтера и прошел на его место. Мужчина молча зашел вслед за ним, пропустив вперед Лену. В этом лифте ей бывать не приходилось. В голове начало проясняться, внизу живота сладко заныло. Это было предчувствие. «Неужели удалось подцепить бобра?!» – билась мысль. Лифт остановился на самом верхнем этаже. Прямо у двери пентхауса.

Она провела весь этот день и всю ночь с хозяином номера. Их никто не беспокоил. Сам мужчина был немногословен. Он спросил ее имя, впрочем, ни разу им не воспользовался. Назвал свое – Джордж и кивком указал на дверь спальни. Оттуда Лена почти не выходила. Она показала ему, на что способна настоящая специалистка. Горы экзотических фруктов на уже готовых сервированных столах подкрепляли их силы. К этому добавлялись невиданные деликатесы и вина в битком набитых холодильниках огромной кухни, расположенной рядом со спальней. Когда ее мужчина выдыхался, она залезала вместе с ним в мраморную джакузи, инкрустированную золотом и темно-вишневыми рубинами. Шампанское и ее умелые руки вновь оживляли хозяина номера, и они предавались любви прямо в кипящей пузырьками воде. Под утро она забылась коротким сладким сном. Разбудил ее мелодичный телефонный звонок. Ее новый знакомый перегнулся через нее, протянул руку и взял трубку.

– Пожалуй, да, – ответил он, выслушав вопрос. – Кстати, Густав, моя машина…

Он, вероятно, был удовлетворен ответом. Трубка легла на место, а мужчина принялся гладить высокую грудь девушки.

Лена вышла из ванной в белоснежном халате. Ей нужно было в свой номер.

– Ничего, если я сбегаю к себе в этом халате? – спросила она.

Мужчина согласно кивнул.

– И через полчасика вернусь, – продолжила Лена.

Снова согласный кивок.

Этот старинный лифт не останавливался на третьем этаже. Лифтер бесстрастно нажал кнопку, и Лене пришлось спуститься до самого лобби. Там она вызвала другой лифт и поднялась к себе в номер. Но обещанные Джорджу полчаса растянулись почти вдвое. Пока она переодевалась, подводила глаза и собирала сумку, Сол непрерывно орал и в конце концов устроил представление под названием «Никуда ты, потаскуха, не уйдешь!». Пришлось смазать ему по роже. Тут он отвалился от двери и упал на постель с рыданиями и обещанием выкинуться из окна. Лена прикрыла за собой дверь и спустилась в лобби с сумкой, неся белый халат на сгибе руки. По пути она взглянула в большое зеркало. Там отразилась шикарная загорелая блондинка в черном коротком платье на бретельках; белый халат на руке выгодно оттенял ее золотистый загар.

Дверь старомодного лифта была открыта. Лифтер сидел на своем обитом красным плюшем стульчике и, нацепив очки, читал газету. Лена вошла в лифт.

– Что угодно, мадам?

– Угодно в пентхаус, – весело сказала Лена.

– Простите, мадам. Если я не ошибаюсь, вам нужен другой лифт. Вы снимаете номер на третьем этаже с мсье Солом.

– Снимала, – победно сказала Лена, – с мсье Солом. А теперь еду к Джорджу в пентхаус.

– Вероятно, мадам ошибается. В пентхаусе постояльцев нет.

– Но… – Лена не знала, что сказать, – я только недавно спустилась из пентхауса. Я еще была в этом белом халате. Как вы могли меня забыть?!

Лифтер поднял очки на лоб, внимательно осмотрел девушку и сделал непонимающее лицо. Лена растерянно вышла из лифта. И тут ее окликнул лифтер:

– Вы сказали – Джордж?

– Да, – подтвердила Лена.

– Видите ли… – Лифтер сделал паузу и прошептал: – Иногда господин Густав позволяет переночевать в свободном номере отеля своему старинному другу. Его как раз зовут Джордж. Он поставляет в отель молочные продукты с дальней фермы.

Николай жил, как все семейные люди. Зарплату нес в дом, а потом на семейном совете жена определяла, что и кому купить. Поэтому Николай ходил на свою работу в строгом сером костюме, сорочке и галстуке с голубой полоской. И вся лаборатория, где он был заведующим, не могла представить своего начальника ни в каком другом прикиде. Только серый костюм из плотного материала, обязательно серый, но различных трудноуловимых оттенков. Супруга эти оттенки улавливала безошибочно.

– Сегодня, – говорила она, – у вас там сдача темы. Поэтому надень вот тот костюм глубокого серого цвета.

– Этот? – спрашивал Николай.

– Нет, соседний, – раздраженно отвечала супруга. – Как ты до сих пор не научился разбираться в модных веяниях?

– Вот старая калоша, – шептал про себя Николай, – никак не ухвачу эти модные тенденции.

А ребята в лаборатории одевались любо-дорого. Парни ходили в джинсах и майках, девки – тоже, только из их маек все выпирало наружу и буквально требовало реакции начальства и каких-либо его действий. Но серый костюм, сорочка и галстук. Эх, вот если бы в жаркий летний день он нацепил шорты и майку с безумным английским текстом «Хочу толстушку!». Но об этом даже думать было неловко перед женой.

А обувь, а мебель, ковры, паласы, картины на стенах и сами стены. Все решалось женой на семейном совете. Как-то Николай в гостях у сотрудника лаборатории увидел чудесный стеллаж. Он давно мечтал о таком для своего кабинета. Туда можно было затолкать массу полезных вещей: и фотокамеру, и плейеры, и разные прибамбасы для компьютера – в общем, все, что хранилось на антресолях в прихожей. Жена решительно требовала вынести из кабинета все, что не помещалось в книжных шкафах с плотными стеклянными дверками.

– Сарай! – презрительно восклицала она, увидев в кабинете какой-либо прибор. – Немедленно убери на антресоли. Здесь это только пыль собирает.

При таком ее отношении нечего было и заикаться о покупке открытого стеллажа.

Пыль собирали не только приборы. Нечищеная обувь в коридоре, его штаны, повешенные на спинку стула, спортивный костюм, рубашка. А носки! Боже мой, что приходилось терпеть Николаю, если он не успевал унести в бельевую корзину свои снятые носки!

Жизнь шла своим чередом, как во всех благоустроенных семьях научных работников, которых до сих пор привычно именуют интеллигенцией. Принимали гостей, кормили их, развлекали, показывали новые полотна, купленные у местных талантливых Гогенов и Айвазовских. Впрочем, у гостей дома имелся примерно такой же набор картин, разве что кому-то удавалось прямо из мастерской принести в дом подающего надежды Кандинского. Жизнь как жизнь. Утром зарядка, бритье, завтрак из опостылевшей овсяной каши, надевание партикулярного платья и отбытие на службу. Вечером тоже ничего оригинального.