- Авторство этого, как и последующего фрагментов, мы уже определили с помощью семантической экспертизы. – Керт разжал и снова сжал ладонь правой руки, словно пытаясь выразить то, что никак не мог сформулировать. – Ладно, сейчас я хочу показать второй отрывок, и хочу идти работать дальше.
«Я вспомнила, что хотела смерти своим родителям и родственникам. Я даже представляла себе, что вот мне сообщают трагическую новость о смерти всех моих «близких и любимых людей», я испытываю сильные НЭ, но в тоже время испытываю облегчение. Облегчение в том, что больше никто никогда из них меня не будет доставать, что мне больше не придётся ходить к ним на дни рождения, что больше не надо будет праздновать с ними праздники, что мне даже здороваться и улыбаться им не надо будет. Конечно, я всегда почти сразу же начинала казнить себя за такие ужасные мысли. Начинала рассказывать себе, что все они хорошие и все меня любят, а я просто устала от них и т.п.
Ещё мне стало ясно, почему я дружила со своей «лучшей подругой» – она непрерывно мне завидовала, а это так льстило моему чувству собственной важности (ЧСВ), что мне было совершенно безразлично то, что она меня ненавидит, что она завистливая, мстительная, стервозная – я всё это вытесняла, она льстила моему ЧСВ, этого была достаточно. А я была её объектом впечатлений и НЭ, и ей этого было достаточно, и мы называли себя «лучшими подругами навсегда», втихаря ненавидя друг друга и презирая, одна не хотела успеха другой и наоборот. А вторая моя «лучшая подруга» была такой себе забитой девочкой, испытывающей почти непрерывно чувство собственной ущербности (ЧСУ), которой мы по очереди сливали все свои обиды, неоправданные надежды, обещания. Она получала от этого сильные впечатления, чувствовала свою важность, и все мы были «лучшими друзьями», «тремя верными неразлучными подругами». Мы так сильно старались создать образ трёх лучших подруг, чтобы нам завидовали, что прилюдно устраивали ссоры, и после того, как нас всем институтом пытались помирить, мы с соплями и слезами – мирились.
Ещё я вспомнила, что никогда ничего не хотела менять – ни школу, в которой училась, ни садик, в который ходила, ни место жилья, ни даже одежды – всё это казалось мне бессмысленным, ничего не значащим, так что каждый раз, когда мне приходилось переезжать, я впадала в истерику.
Я вспомнила, что лет с 4-5 уже ненавидела своих родителей и хотела или своей, или их смерти.
Бодх, ты прав – все друг друга ненавидят, хотят убить, но готовы делать всё возможное и невозможное, чтобы это скрыть даже от самих себя, чтобы никто никогда не узнал об их ненависти ко всем и желании смерти.
В каждом человеке живет убийца, и чтобы это преодолеть, сначала необходимо это различить в себе, признать, перестать вытеснять очевидное, а потом занять бескомпромиссную позицию и вычистить эту смертельно опасную болезнь.
Сейчас, когда я это вспомнила, я поняла, насколько сильно дорисовываю себя и всех окружающих людей, поняла, как сильно механическое желание врать, как сильно желание забытья и трупного спокойствия. Эта ясность имеет для меня огромное значение, я поняла, насколько сильно и долго я культивировала в себе желание трупного спокойствия и полного безразличия. Насколько же тупой, самодовольной, на что-то надеющейся дурой я являюсь сейчас – я ведь не отдаю себе отчета в каждый момент времени в том, какова сила омрачений, я надеюсь на то, что «мне повезет», я не отдаю себе отчета в том, что когда я откладываю практику на «потом», в этот самый момент омрачения становятся ещё сильнее, что они никогда не будут ждать, чтобы взять верх «потом», они усиливаются в ту же секунду, когда у меня только появилась мысль отложить их устранение на «потом». Как можно было думать, что один неустранённый всплеск НЭ – ерунда, следующий я уж точно устраню? Во-первых, каждый следующий раз будет даваться все сложнее и сложнее, и кроме того - что, если в следующий раз у меня уже просто не будет радостного желания устранять НЭ, и всё закончится на том «ерундовом всплеске»?
Столько практикующих уже сдалось! Стали лишь беженцами… незавидный выбор. И некоторые из них боролись поначалу яростно, искренне, но - сдались. Почему меня это не ввергает в ужас, почему я не хочу отдавать себе отчет в том, что омрачения не отступают просто так, что необходимо постоянное, сильное, радостное противостояние, чтобы добиться экстатических ОзВ?
Та ясность, которая у меня появилась, сильно резонирует с решимостью и отчаянием. Мне стало ясно, что ничего, кроме моих усилий, меня не спасет, что вот то, что я делаю – вот это всё, что у меня есть против омрачений, и как только я перестаю это делать, у меня не остаётся никаких защитных стен, наработанных исследований, страховых полисов, практикующих и прочих выдумок, которыми я стараюсь утешить себя.»
- Это почти все. – Керт закрыл файл.
Дайверы выглядели оживленно – кто вцепился в край стола, кто автоматически покусывал губы.
- Генеральная герменевтическая проверка показала достаточную степень достоверности. Семантика, ритмика, ну… я в этом не очень… в общем – текст принят в качестве документа той эпохи, это и естественно, когда сам работаешь, то и без проверок ясно, ведь различение – не пишущая машинка, на нем не настучишь, что захочешь…
- Керт, герменевтическая проверка должна быть, ты же понимаешь, что свою ясность ты не можешь показать, как яблоко на руке, а какая-то независимая оценка быть должна до тех пор, пока Земля не станет населена людьми, непрерывно испытывающих ОзВ, а будет это, судя по всему, совсем не скоро… - Брайс шумно заерзал, сполз со стула и лег животом на траву.
- Да, хорошо, собственно говоря, это безразлично, лишние полчаса ничего не меняют. – Керт задрал голову, словно пытаясь что-то рассмотреть над вершиной. – Вот что еще интересно, текст, как вы заметили, энергичный, ну ясно, что это и искренность, и решимость, и наша герменевтическая машинка считает, что фрагмент принадлежит Ярке – той самой, одна из первых дракончиков, основавшую систему воспитания коммандос. Так что Нортон с ребятами в восторге, само собой. Чок и его ребята тоже прислали восторженные отзывы. Из Совета тоже одобрили… Это интересно, конечно… будем работать…
- Что означает «беженцы»? – спросила Тора. – Я помню, что такой термин использовался раньше, но сейчас мы им не пользуемся, и я не помню точно – чем, например, беженец отличается от «сочувствующего практике».
- Это несложно. В своих погружениях я наблюдал за такими людьми. Термины довольно размытые, конечно, поэтому мы и не пользуемся ими сейчас, но в те времена, когда число практикующих исчислялось лишь сотнями, не было необходимости в более точном разделении, так что в моем перечне будет некоторая отсебятина, повторы и так далее. Значит так, - Керт выставил перед собой ладонь и стал загибать пальцы:
1. характерный признак беженца - сильное желание довольства, причем он умудряется испытывать довольство даже в таких ситуациях, в которых обычный человек тех лет испытывал бы сильные негативные эмоции - например, беженцу говорят, что он неискренен на 10, что его интеллект - как у пятилетнего ребенка, а он вместо того, чтобы отдавать себе отчет в том, что так оно и есть, думает, что это, конечно, человек утрирует, испытывает довольство от того, что на него обращают внимание, что значит он не безразличен/безнадежен и прочие самоутешения. Беженец формирует привычку испытывать довольство вместо негативных эмоций, и делает это путем вытеснений и дорисовок.
2. Когда беженцу указывают на омрачения, ему свойственны такие реакции:
*) замалчивает вопрос, не комментирует
*) может согласиться с тем, что проявил какое-то омрачение, но делает это не потому, что возникла ясность в своих восприятиях или радостное желание сказать об этом, а из-за озабоченности, страха, что его уличат в неискренности, из ЧСВ и желания поддерживать образ практикующего.
*) занимает оборонительную позицию, при этом может делать вид или говорить, что ему интересно разбирать ситуацию, что хочет, чтобы ему задавали вопросы, но как только вопросы начинают задаваться, он всеми силами пытается выгораживать свои омрачения. В силу своей неискренности может даже не отдавать себе отчета в том, что занимается самообманом и не хочет ни ясности, ни искренности.
