– Общак должен быть, – сказал он, – от тюрьмы никто не застрахован. Значит надо отложить на адвокатов и грев.

Мы и не спорили. Надо так надо… Остальное поделили, кому сколько… Меньше всех получил Чиба. Первые три дня сильно пили. Не знаю кто как, а я заливал страх. Трезвым не мог спать. И один не мог оставаться. Вскакивал к окну, когда возле подъезда останавливалась машина. Все время казалось – за мной. Только после нескольких рюмок туман обвалакивал мозг. Страх отступал. Когда сердце стало выписывать немыслимые синусоиды, то замирая, то торопясь куда-то, я понял – пора тормозиться. Это было на третий день. В какой-то общаге.

Я встал с кровати. Оделся. Тело было липким и противным. На душе было тяжело. На кровати, лицом к стене спала какая-то девка. Жирные, грязные волосы рассыпались по подушке. Я хотел разбудить ее, но оказалось, я не знаю, как ее зовут. Махнул рукой и прошел к двери. Задел ногой пустую бутылку, она звеня покатилась по полу. Докатилась до стены и остановилась. Я вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.

Дома залез в ванну. Минут сорок отмокал. Потом лег спать. Проснулся и не знал, куда себя деть. Оделся и вышел на улицу. В конце концов пришел туда, откуда запой и начался – в «Ласточку»… … Я допил пиво и отодвинул от себя курицу. Закурил.

– Кофе пожалуйста, – произнес рядом женский голос. Голос был очень знакомым. Я скосил глаза. Рядом со мной, на таком же высоком табурете сидела Юля и ждала свой кофе. В горле вдруг пересохло. Я откашлялся и спросил:

– Юля? Она повернулась ко мне

– Извините я вас… Вадик? Ты?!

– Я, – ответил я. Показал Гене на пустую кружку. Он кивнул и поставил передо мной полную. Я поспешно отпил. Потом опять посмотреть на Юлю.

– Давно не виделись – сказал я. Она улыбнулась.

– Полтора года.

«Она ведь ездила лечиться», – подумал я. Полтора года в Москве. Что-то с сердцем…

– Как здоровье? – снова спросил я.

– Сейчас хорошо – ответила она по-прежнему улыбаясь.

– Живешь здесь?

– В центре – сказала она – у бабушки.

– Учишься?

– Да, в университете, на экономическом. Мы замолчали. Я опять закурил.

– А ты как? – спросила она.

– Тоже не плохо – ответил я и подумал – «Сейчас спросит, где учусь». Но она спросила:

– Женился? Я покачал головой.

– Нет.

– А что так? Я взглянул на нее в упор и вдруг ответил:

– Тебя ждал.

Юля покраснела, опустила голову. Взяла ложечку и стала помешивать кофе. Я ждал. Юля молчала. Ложечка позвякивала о чашку. Возле Юли появилось круглое, совершенно пьяное лицо. Потом появилась рука. Рука вытерла мокрые губы и обняла Юлю за плечи. Губы зашевелились и брызгая слюной произнесли:

– Девушка, как вас зовут?

Юля скинула руку и презрительно отвернулась. Обладатель лица и руки со второй попытки угнездился на табурете. Одной рукой подпер голову, другой снова обнял Юлю.

– Девушка, вы такая красивая – блаженно улыбаясь сказал он – Кстати, меня зовут Витя. А вас?

Юля опять скинула его руку. Он опять обнял ее. Юля беспомощно посмотрела на меня. Я слез с табурета. Обошел Юлю и встал между ей и им.

– Старина – сказал я – ты нам мешаешь. Эта девушка со мной. Пьяный с трудом сфокусировал на мне взгляд:

– Ты кто? – спросил он. Я не хотел драки и терпеливо повторил:

– Эта девушка со мной. Ты нам мешаешь. Пьяный расслабленным движением попытался оттолкнуть меня.

– Иди на хуй! – сказал он – Девушка!.. И тут я ударил его. Он упал вместе с табуретом.

Разговоры моментально стихли. Все смотрели на нас. Пьяный ухватился за стойку. С трудом встал, оглянулся назад – от дальнего столика к стойке шли трое.

– Пацаны! – визгливо закричал пьяный – Наезжают!

Трое шли прямо на меня. Передний, коренастый парень в спортивном костюме, на ходу разминал пальцы

Юля ухватила меня за локоть. Я оттолкнул ее. Не глядя нашарил кружку. Крепко взялся за ручку. С размаху ударил кружкой об стойку. Под ноги посыпалось стекло. Кто-то громко ахнул. Я поднял правый кулак. В нем была зажата ручка от кружки. С обеих концов ее угрожающе торчали осколки. Я был спокоен. Страха не было. Наоборот, появился кураж.

– Ну, подходите, суки – сказал я и улыбнулся, весело и зло. Думаю эта улыбка и остановила. Коренастый нерешительно затоптался на месте. Двое других держались за его спиной, не высовываясь..

– Мы тебя еще достанем – сказал один из тех двух, что держались сзади. Я оскалился.

– В любое время, старина. В любое время…

Я шагнул к двери и резко махнул перед собой правой рукой очерчивая полукруг. Толпа раздалась. Внезапно стихла музыка. В полной тишине я отступал к выходу, не сводя с коренастого глаз. Юля держалась у меня за спиной. Они даже не попытались задержать меня.

На улице я подхватил Юлю под руку и быстро повел прочь. Я часто оглядывался. За нами никто не шел. Метров через двести я выбросил ручку в снег.

– А ты изменился – сказала вдруг Юля.

Я не ответил. Возбуждение спадало. Я чувствовал вековую усталость. Ноги подгибались, хотелось присесть. Вдалеке показалась машина. Я поднял руку.

Старенькая «копейка» остановилась рядом со мной. Стекло на передней дверце опустилось.

– Куда? – спросил пожилой мужик, сидевший за рулем.

– В центр – ответил я. Мужик мотнул головой.

– Садись. Я открыл заднюю дверцу, пропустил Юлю и сел сам. Всю дорогу мы молчали. Возле Юлиного подъезда я рассчитался с водителем и мы вылезли.

Юля знакомым жестом сунула руки в карманы куртки и чуть приподняла плечи.

– Спасибо, Вадик – сказала она. Я натянуто усмехнулся.

– Не за что. Мы еще помолчали. По ее лицу прошла тень колебаний. Я снова ждал.

– Зайдешь? – решившись спросила Юля.

– Зайду – ответил я. Юля открыла дверь квартиры и, обернувшись ко мне, прошептала:

– Только тихо, бабушка спит.

По темному коридору мы пробрались в ее комнату. Я сразу обнял ее и в темноте губами нашел ее губы. Я целовал ее глаза, щеки, шею. Мы раздевались на ощупь, помогая друг другу. Свет мы не зажигали, да он и не был нам нужен. Мы любили друг друга и чувствовали друг друга и каждое прикосновение обнаженных тел было мучительно и сладостно.

Потом мы лежали рядом опустошенные и серый рассвет входил к нам в комнату. Мы курили по очереди затягиваясь одну сигарету. Я до сих пор помню вкус этой сигареты… В семь утра я тихо оделся, поцеловал Юлю и ушел.

Домой я шел пешком. Деньги были, просто хотелось подумать.

На земле лежал свежий, только что выпавший снег. Я шел по этому нетронутому снегу и на нем четко отпечатывались мои следы…

В нашей квартире было тихо. Я облегченно вздохнул – родители на работе, значит можно побыть одному. Я снял куртку и присел, расшнуровывая кроссовки. Кто-то кашлянул. Я поднял голову – на пороге родительской спальни стоял отец.

– Доброе утро, Вадик – сказал он. Я растерянно ответил.

– Доброе утро, пап. Отец был в брюках, рубашке с галстуком, но без пиджака.

– Ты сегодня выходной? – спросил я.

– Нет – ответил отец – просто задержался.

Мы замолчали. Я наконец разулся и встал. Отец держался необычно. Словно хотел что-то сказать, но не знал как.

– Вадик – сказал он – я хочу с тобой поговорить. Отец сел в кресло и показал мне на соседнее.

– Сядь.

Я тяжело вздохнул, но деваться было некуда. Я сел. Отец помолчал, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

– Как у тебя дела в институте? – спросил он.

Я хотел соврать, но потом подумал – какая разница? Все равно ведь узнает. Поэтому ответил:

– Никак. Я хочу его бросить – и внимательно посмотрел на отца, следя за его реакцией. Отец не удивился. Похоже он был готов к такому ответу.

– Бросил… – сказал он. – Что же, ладно. Куда же тогда ты хочешь поступить?

– Никуда – ответил я. На этот раз отец удивился. Даже перестал барабанить пальцами.

– А что ты собираешься делать? Я пожал плечами.